На моей памяти первым политическим покушением было убийство 1 декабря 1934 года Сергея Мироновича Кирова, перед войной – покушение на Троцкого, во время войны – несколько покушений на Гитлера, одно из которых 20 июля 1944 года едва не привело к гибели изверга. После войны – Индира Ганди… Насер… Кеннеди… Буш-старший… А если вспомнить то, чему я современником не был, но что всем известно, тут прежде всего – по подсчетам Вадима Кожинова – шесть покушений на Ленина.
Лев Данилкин в недавно вышедшей интересной книге «Ленин» пишет, что известные американские журналисты Джон Рид и Альберт Вильямс, работавшие тогда от своих газет в России, рассказали большевикам, что «предложение одного знакомого им коммерсанта заплатить миллион за убийство Ленина спровоцировало в буржуазной среде едва ли не аукцион: каждый готов был заплатить больше, чем предыдущий». И автор добавляет: «Это не мудрено: уже в декабре 1917 года Ленин рекомендовал отправлять миллионеров-саботажников на принудительные работы». А уж после закрытия Учредительного собрания «начинается настоящая охота на Ленина». А ведь он часто выступал на митингах, которые контролировать невозможно. 350 выступлений! Это было крайне опасно. Но, пишет Л. Данилкин, «он умел сказать что-то такое, после чего террористы в последний момент опускали оружие». Случалось и так, что они сами являлись с повинной. В их числе был, например, Герман Ушаков, передумавший бросить бомбу и тем спасший Ленину жизнь. Хотя раньше он принимал участие в обстреле автомобиля Ленина. Тогда от трех пуль Ленина заслонил швейцарский друг Фриц Платтен. Это было 1 января 1918 года в Петрограде. Но автомобиль, в котором ничего не видно, – это одно, а живой человек с проникновенной речью на устах – это совсем другое. А 10 марта того же года, когда правительство переезжало из Петрограда в Москву, на платформе станции Цветочная поджидала Ленина с револьвером в кармане эсерка Коноплева, но мадам не повезло: правительство грузилось не на этой платформе.
Не на всех, конечно, действовали речи Ленина. 30 августа 1918 года во время митинга на заводе Михельсона его выступление ничуть не тронуло молодую эсерку Фанни Каплан. Когда Ленин вышел с завода и около своей машины продолжал разговор с группой рабочих и работниц, Каплан с двух-трех шагов выстрелила в него. Ленин упал лицом вниз. Покушавшуюся тут же схватили. Она заявила, что стреляла по собственному убеждению, сообщников у нее нет. Раненого повезли в Кремль. С пулей в плече, с другой – в шее, он, однако, сам поднялся на довольно высокий третий этаж своей квартиры. Странно, что врачи явились только вечером. А ведь эти пули на немало лет сократили жизнь Ленина…
[ Читать далее]В январе 1919 года на Рождество Ленин поехал в Сокольники в детскую Лесную школу, где тогда отдыхала Н.К. Крупская, чтобы устроить там детям елку с вручением подарков. Когда уже затемно подъезжали к Трем вокзалам, на углу Орликова переулка и Каланчевской перед машиной вдруг возникла группа вооруженных людей. Это была банда знаменитого московского налетчика Яшки Кошелька (Кузнецова). С маузером в руке он подошел к остановившейся машине, заставил всех выйти, обыскал Ленина, отобрал у него документы, брауниниг, после чего бандиты сели в машину и уехали. У них было срочное неотложное дело: спешили ограбить какой-то магазин на Лубянке. В машине Кошелек посмотрел документы и, узнав, кого он ограбил, приказал вернуться. Неизвестно, с какой целью: то ли отнять и жизнь, то ли принести извинения и возвратить машину. Скорее всего, первое: на совести этого жестокого бандюги было уже множество убийств, особенно чекистов и милиционеров. Приехали. А Ленина уже не было. С большим трудом – его не пускали: документов-то нет – из ближайшего райсовета он вызвал другую машину и успел на Рождественский праздник к детям. Как бы то ни было, жизнь Ленина висела на волоске…
А против Сталина были заговоры, но до покушений дело все-таки не доходило. Когда в мае 1937 года, предвидя неизбежный арест, застрелился Ян Гамарник, недавний начальник Политуправления армии и Первый заместитель наркома обороны, говорят, Сталин сказал: «Какой трус! Он же мог прийти ко мне, застрелить меня, а уж потом себя».
* * *
Все это было давно… А недавно суд вынес решение об убийстве Бориса Немцова, отнюдь не почитателя Ленина и Сталина. Наоборот, он настойчивей других единомышленников требовал ликвидации Мавзолея, уверяя, что от него все наши беды. Именно от него, а не от Горбачева, Ельцина и лично Немцова, бывшего при них и губернатором, и вице-премьером, а Коржаков настойчиво предлагал Ельцину даже сделать его преемником.
В убийстве Немцова и в суде многое выглядит странно. Заказчик преступления не задержан, мотив преступления не выяснен, однако решительно заявлено, что ничего политического тут нет. Да как этому верить, если убитый был крупным политическим деятелем, а потом – активнейшим оппозиционером, т. е. опять-таки не кем иным, как политиком. А в довершение загадок осужденные весьма суровый приговор вплоть да 20 лет заключения встретили смехом во весь рот. Спрашивается, чего им так весело?
Но самое впечатляющее на тему покушений мы в эти дни услышали от известного журналиста Андрея Караулова в передаче «Пусть говорят». Караулов много лет вел передачу «Момент истины» и всегда напоминал мне околоточного Очумелова из рассказа Чехова «Хамелеон»: такие он выдавал нам «истины». Не изменил он себе и на этот раз. Произнес большую взволнованную то со слезой и дрожью, то с и металлом в голосе речь о пяти покушениях на президента Путина.
Караулов начал так: «Владимир Путин во время войны в Чечне был там много раз. А в ноябре 1999 года в окопах наши ребята говорят: “Владимир Владимирович, приезжайте к нам на Новый год”. У нас, мол, тут ух как весело, вокруг елочки хоровод будем водить. “Приеду”, – сказал Путин. Я, дескать, очень люблю хороводы водить. И что ж вы думаете? Собрался. Да как! “Новогодний праздник – семейный. Он всю семью взял с собой”». Всю! То есть и жену, 13–14-летних дочек да, кажется, и тещу Екатерину Тихоновну прихватил, ибо, во-первых, как можно лишать детей удовольствия новогодней елки в окопах? Во-вторых, как красиво явиться на передовую в обнимку с тещей, у которой автомат на плече. К Солженицыну, например, жена приезжала в его землянку, но это не то: жена его была молодая, а тут – пенсионерка… И сели все в вертолет… А Путин уже президент и Верховный главнокомандующий…
– И вот, – говорит с дрожью в голосе Караулов-Очумелов, – в 6 часов утра тот вертолет поднялся на семь с половиной метров и… – он перешел на трагический шепот, – и рухнул на землю.
Все участники передачи, а может, и вся страна ахнули, кажется, кто-то рухнул на пол.
– Как все они остались живы, знает только бог.
Нет, пожалуй, и бог не знает. Ведь тогда было столько аварий, катастроф, крушений, заказных убийств… Ну, почему не остались живы, например, известный врач-офтальмолог Федоров или Боровик-младший, рухнувшие на землю тоже при воздушной аварии? Правда, не с семи метров. Но почему я сказал «тогда»! Оговорился. Ведь и сейчас то же самое…
– А теперь самое страшное, – продолжал оратор. В студии некоторые женщины заранее откинулись на спинку кресел и зажмурили глаза, другие положили таблетку валидола под язык. – В день похорон Анатолия Александровича Собчака, учителя Владимира Владимировича, на Путина готовилось первое покушение…
Как первое? А вертолет? Значит, эпизод с тещей не считается? Что ж, пожалуй, это справедливо. Но я подумал: ну, а какой же Путин – ученик Собчака? Он всего лишь слушал его лекции по семейному праву, когда учился на юрфаке Ленинградского университета. Не могу же я считать себя учеником знаменитого пушкиниста Сергея Михайловича Бонди только потому, что тоже слушал его незабываемые лекции в Литинституте, даже если еще он подарил мне в Малеевке свою книгу о Пушкине с дарственной надписью, сделанной справа налево, он умел это. И потом, неужели Караулов не знает, что ведь ныне на святой Руси Собчаками да Чубайсами собак кличут. Приятно ли президенту до сих пор числиться учеником этой политической дворняжки? Перестарался Очумелов, перебрал хамелеон…
– …Тогда Владимир Гусинский не получил 40 млн долларов кредита на канал НТВ.
От кого не получил? Кто не дал – Путин? Если так, то молодец. Но это значит, что Гусинский и готовил покушение? Вполне возможно. Но говори прямо, не юли, не напускай тумана.
– …Тогда прозвучала фраза Путина, когда он прощался с чекистами: «Ну, что, ребята, первый этап операции – внедрение в банду – состоялся. Приступаю ко второму этапу – к ликвидации банды».
Опять загадка! В какую банду внедрился Путин? В банду олигархов, что ли? И каков итог второго этапа за 17 лет? Было их 7, а сейчас 112. Вот он – «момент истины»?
– Они уже все понимали – и Борис Абрамович, который скоро убежит в Лондон; и Гусинский, давно забытый, который скоро убежит в Америку…
Стоп! Соображает ли оратор, что сказал? Ведь Березовский умер при загадочных обстоятельствах в Лондоне. Так что, это жертва путинского «второго этапа»? Ты на кого работаешь?.. Но ему не до этого, он дальше:
– На кладбище, где хоронили Собчака, готовился теракт в отношении (!) Путина. Его умоляли не приходить прощаться с Учителем…
Как Ленина – не ехать на завод Михельсона, и это понятно: в тот день утром в Петрограде был убит Урицкий. А тут? Не накануне ли сгорел ночной клуб «Хромая лошадь», унеся 72 молодые жизни?
– Смерть, убийство и.о. президента в прямом эфире – каналы вели прямую трансляцию… Он появился неожиданно, постоял у гроба и так же быстро ушел…
Прекрасно, но, во-первых, никакие каналы это не транслировали. Во-вторых, для кого же Путин появился неожиданно? Разве что для Собчака. Террористы-то, если они были здесь, а не в голове оратора, поджидали жертву – ушки на макушке. Как мадам Коноплева – Ленина на железнодорожной платформе под Петроградом…
– Так готовилось первое покушение, – продолжает Караулов. – Проходит год, больше. Путин летит в Азербайджан. Об этом рассказывал покойный Гейдар Алиев и председатель КГБ республики…
Председатель, кажется, тоже покойный. И что же покойники рассказывали?
– Бомба, которая ждала Путина, приводилась в движение (!) мобильным телефоном.
А где она его ждала, коварная, – под столом Алиева? в российском посольстве? под кроватью в отеле? Неизвестно…
– Американцы, церэушники, исследовали эту бомбу – такой бомбы они не видали никогда.
Это как же понимать? Вместо того чтобы скрыть факт покушения на президента, как это обычно делается, если он не был публичным, наши кагэбешники побежали к церэушникам с этой бомбой и пытают их: «Коллегии, что это за штучка? Ей хотели поднять на воздух нашего президента». Так? Не верю! У наших наследников Дзержинского есть профессиональное достоинство, они не побежали бы к американцам, а сами разобрались бы во всем.
– Теперь самое невероятное… Террорист-смертник, который должен был взорвать Путина, жив. У него пожизненное заключение.
Что ж тут невероятного? Не на него же покушались. Но интересно, как его взяли? Или он услышал речь Путина, что в России вот-вот будет создано 25 миллионов высокотехнологических и высокооплачиваемых рабочих месс, возрадовался, прослезился и, как помянутый Герман Ушаков после речи Ленина, явился к охранникам президента, ударил себя в грудь и сказал: «Вяжите меня! Я, подлец, хотел пустить по ветру вашего президента…»
* * *
Казалось бы, такого рассказа уже вполне достаточно, чтобы избрать Путина президентом на пятый срок. Но Очумелову хочется, чтобы уж и на шестой, и поэтому он продолжал свою сагу героической страницей из молодости Владимира Владимировича:
– В Дрездене в любой пивной… вы понимаете, в любой пивной можно услышать: «О, Путин! Тот, который спас наших мальчиков!»
Вообще-то, в пивной чего только не услышишь. Но не будем спешить. Послушаем:
– Поразительно! Вы не знаете и этой замечательной истории о нашем президенте…
Ведь это упрек не только тем, кто был в студии, но и всему народу. Но справедливо ли? Я, например, в молодости бывал в дрезденских пивнушках, в театрах Франкфурта-на-Одере, в музеях Мюнхена… Но большинство-то не бывало…
– Он никогда об этом не рассказывал…
Упрек народу тем более несправедлив. Откуда ж ему знать? А сам-то как узнал, если он – никогда? Неизвестно. И начинает рассказ…
– В ту ночь, когда рухнула Берлинская стена…
А это было 9 ноября 1989 года.
– … в ту ночь две тысячи пьяных дрезденцев, молодые ребятушки, ворвались в Штази, разгромили здание немецкой контрразведки…
Минуточку! Во-первых, нельзя говорить «немецкая контрразведка», т. к. было два немецких государства, и тут речь идет о ГДР. Во-вторых, Штази – это не контрразведка, а Комитет государственной безопасности (КГБ). В-третьих, этот Комитет, естественно, находился не в Дрездене, а в столице, в Берлине, в комплексе зданий на Норманенштрассе. Допустим, толпа дрезденцев так упилась, что могла вообразить, будто она в своем городе громит Штази. Но как при всем честном народе мог малевать такую картину вроде бы трезвый журналист – загадка. И Берлинская стена находилась не в Дрездене, а в соответствии со своим названием – в Берлине, без малого километрах в двухстах от столицы.
– А через забор от Штази было здание, которое принадлежало Комитету государственной безопасности СССР.
Это здание – двухэтажный дрезденский особняк на Ангеликаштрасс, как понятно любому, даже пьяному, «через забор» находилось вовсе не Штази.
– В этом здании старшим по званию был подполковник Путин…
Ничего подобного, сударь. Старшим был полковник Лазарь Лазаревич Матвеев, а Путин был «старшим» в другом смысле – как парторг.
– Двухтысячная пьяная толпа врывается в здание КГБ СССР…
Это невозможно. Ну, человек пятьдесят поместились бы в вестибюле, но не больше, это ж не Лужники и даже не стадион «Динамо», а особняк. Но дальше – уж совершенная мистика:
– Семь окон, семь ступенек вниз… Путин вышел с наганом, в котором семь пуль…
Семь – число сакральное: семь пядей во лбу… семь раз отмерь, один отрежь… «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях»… Это он для нагнетания ужаса. Но, во-первых, что за окна? Какие окна? Куда они смотрят? Во-вторых, Путин спустился на семь ступенек вниз? Зачем? С толпой удобней говорить с какого-то возвышения. В-третьих, где парторг раздобыл наган? Последний раз я видел наган у московских милиционеров еще до войны. Или ему протянула наган из 1918 года террористка Коноплева? И наконец, как человек мог дожить до 65 лет и не знать, что такое пуля и что такое патрон!
– Как старший по званию Путин вышел к двухтысячной пьяной толпе и сказал: «Я поздравляю вас с тем, что рухнула наконец Берлинская стена. Это общий праздник вашего и наших народов».
Ничего подобного парторг Путин сказать не мог. Хотя, по словам одного сослуживца той поры, «Владимир Владимирович уже давно в душе был антикоммунистом», т. е. антисоветчиком с партбилетом, однако же он осуждал устроенное Горбачевым позорное и несуразное бегство Советской армии из ГДР. Уже став президентом, он в одном интервью сказал: «Бросили все и ушли…» Тем более карауловские слова невозможны были в устах парторга Путина в те дни, в той обстановке, когда многое было неясно и тревожно.
Но правдолюб уверяет, что парторг продолжал речь перед двухтысячной толпой пьянчуг в таком духе: «Поймите меня. Вы находитесь на территории Советского Союза. Я офицер. Я вынужден до конца защищать наше здание (А где же были остальные обитатели этого дома, тоже офицеры? Неизвестно). Вы не имеете права здесь находиться… У меня здесь (Видимо, он потряс над головой коноплевским наганом. – В.Б.) семь патронов (Наконец, разобрался, что такое патрон, что такое пуля. – В.Б.). Я хорошо стреляю (Это вовсе не обязательно, если с семи шагов стреляешь в толпу). Я должен буду шесть пуль выпустить в вас, а седьмую я выпущу себе в лоб (Зачем? Тебя и так пьяная толпа растерзает. А может, удастся удрать). Поймите меня. Я вас очень прошу…» Он это сказал и стал медленно подниматься по лестнице… семь ступенек… Я думаю, это были самые страшные минуты его жизни. И когда Путин повернулся, толпа стала расходиться…
Если так, то, скорее всего, после такой речи парторга пьянчуги не расходились, а расползались по всему Дрездену на четвереньках.
Но гораздо правдоподобней об этих страшных минутах жизни будущего президента пишет Л. Млечин, очередной биограф Путина. Он рисует такую картину:
«Когда коммунистический режим в ГДР рухнул, в дрезденском представительстве КГБ СССР стали срочно сортировать бумаги, самые важные переправляли в Москву, остальные уничтожали.
– Я лично сжег огромное количество материалов, – рассказывал Путин. – Мы жгли столько, что печка лопнула.
Когда восточные немцы захватили здание Штази в Берлине, наши чекисты испугались, что немцы заодно разгромят и представительство КГБ в Дрездене, охранявшееся несколькими пограничниками. Позвонили в штаб группы советских войск в ГДР, попросили прислать подмогу. Там ответили: «Ничего не можем сделать без распоряжения из Москвы. А Москва молчит». Потом все-таки военные приехали, и немцы разошлись».
Те самые две тысячи пьяных, страшных, свирепых. И безо всяких увещевательных речей…
В передаче на телевидении, когда сказитель кончил, раздались очумелые аплодисменты. За все время никто не перебил сказителя, не переспросил, не задал ни единого вопроса. Значит, сеанс коллективного околпачивания прошел чрезвычайно успешно. А ведь, по сути дела, это было очередное, шестое покушение на президента.