12 марта в Эстонии премьер Пятс осуществил военный переворот и провозгласил себя регентом государства. В мае такой же госпереворот в Литве организовал Ульманис. Действовали по одной схеме: роспуск парламента, запрет политических партий, военное (чрезвычайное) положение, предоставление главе государства неограниченного права издавать указы, менять министров, вносить изменения в конституцию. И - создание правящей партии, подозрительно похожей на НСДАП. Пяте и Ульманис чем дальше, тем больше будут демонстрировать откровенные прогерманские симпатии.
...
Какими бы необязывающими ни были договоры с Францией и Чехословакией, они оставались основным козырем дипломатии Москвы. Но при этом рабочие контакты с генеральными штабами Франции и Чехословакии так и не начинались, прежде всего потому, что французский Генштаб и разведка выступят против этого. В Париже знали о недовольстве Лондона его сближением с СССР, а также о нежелании восточноевропейских государств допустить советские войска на свою территорию. Идея Восточного пакта медленно умирала. 10 января 1936 года Молотов констатирует:
- Ввиду противодействия Германии, а вслед за нею и Польши, Восточноевропейский пакт о взаимопомощи не имел успеха.
А ответом Великобритании на франко-советское сближение стало англо-германское морское соглашение: Германия могла увеличить тоннаж своего военно-морского флота в пять раз, до уровня 35 процентов от тоннажа флота Великобритании. Воинственность Гитлера в глазах британских политиков компенсировалась его безупречным антикоммунизмом и успехами в подъеме немецкой экономики, что открывало новые горизонты для английского бизнеса. Это был тот поворотный пункт, за которым Муссолини, разочарованный в западных демократиях, начал сближение со своим заклятым противником - Германией. Рушился не только Версаль, но и Вашингтонский договор об ограничении морских вооружений, и Япония получила подходящее обоснование для своего решения о выходе из него.
Шокирован был Париж. В шоке была Варшава, где происходили бурные политические события. В апреле в Польше прошла конституционная реформа, которую в советское время характеризовали как «завершение фашизации режима».
...
Ужесточение государственных режимов было явлением не только советским. Если в 1920 году на всем Европейском континенте западнее Советской России существовали избираемые представительные органы, то к началу Второй мировой войны они были распущены или лишены реальных полномочий в 17 из 27 европейских государств, а еще в пяти они прекратили полномочия, когда война началась. Во многих странах к власти пришли фашисты. Лишь Британия и Финляндия, а также остававшиеся нейтральными Ирландия, Швеция и Швейцария сохраняли демократические институты
...
...в ноябре Чемберлен фактически признал мятежников правительством Испании, обменявшись представительствами. По приглашению Геринга (на охотничью выставку) в Германию прибыл лорд Галифакс. Встретившись с Гитлером в Обер-зальцберге, Галифакс от имени своего правительства озвучил идею блока четырех держав - Германии, Италии, Франции и Великобритании и подтвердил готовность Лондона дать добро на изменение статус-кво в Европе. Гитлер заявил о своем намерении аннексировать Чехословакию и Австрию. Рим официально оформил присоединение к Антикоминтерновскому пакту, одновременно сняв неофициально свои возражения против аншлюса Австрии. 11 декабря Муссолини вывел Италию из Лиги Наций.
11 марта 1938 года части вермахта устремились в Вену. В это время Чемберлен на Даунинг-стрит, 10, давал большой обед в честь уже назначенного министром иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа. Австрия, чей суверенитет гарантировался Лигой Наций, превратилась в германскую провинцию.
...
14 апреля Лондон заключил соглашение с Италией, которым признавал захват ею Эфиопии и право помогать режиму Франко. 20 апреля Гитлер после грандиозного парада в Берлине по случаю его дня рождения поручил фельдмаршалу Кейтелю «организовать предварительную проработку Генеральным штабом конфликта с Чехословакией». СССР довел до Праги готовность выполнить договорные обязательства и оказать любую помощь, в том числе и военную. А Чемберлен предложил Бенешу пойти на максимальные уступки Германии: «Было бы несчастьем, если бы Чехословакия спаслась благодаря советской помощи».
...
Москва была готова помочь и Чехословакии, на Судетскую область которой заявил претензии Гитлер. Бенеш готов был сопротивляться. Но Чемберлену мерещилась тень лета 1914 года. 15 сентября английский премьер, которому было под семьдесят, впервые в жизни сел в самолет и полетел к Гитлеру. Тот был лаконичен: «Три миллиона немцев, проживающих в Чехословакии, должны вернуться в лоно рейха». Праге англо-французской нотой было предложено немедленно передать рейху Судеты. Бенеш ультиматум не принял, и 19 сентября Прага официально обратилась с запросом к советскому правительству: окажет ли СССР «немедленную и действенную помощь» Чехословакии, «если Франция останется ей верной и также окажет помощь» и если ЧСР обратится за помощью в Совет Лиги Наций. В тот же день Сталин и Молотов обсуждали этот вопрос на Политбюро. По обоим пунктам был дан утвердительный ответ.
Серьезной проблемой было то, что у двух стран не было общей границы. Требовалось согласие на проход войск со стороны Польши или Румынии. Польша, которая сама уже готовилась в захвату Тешинской области Чехословакии, была категорически против. Румынская позиция полностью зависела от слова Парижа, а Жорж Бонне, кивая на «пассивность СССР», разводил руками. Между тем на западной границе СССР к концу сентября ждали приказа танковый корпус, 30 стрелковых и 10 кавалерийских дивизий, 7 танковых, мотострелковая и 12 авиационных бригад. Армия самой Чехословакии в тот момент мало чем уступала немецкой.
Но судьбу ЧСР решили в Мюнхене Чемберлен, Даладье, Гитлер и Муссолини, договорившиеся передать Судетскую область Германии и в трехмесячный срок удовлетворить территориальные претензии Польши и Венгрии. Бенеш принял мюнхенский приговор. Рузвельт прислал британскому премьеру поздравительную телеграмму. Чемберлен рапортовал возрадовавшимся соотечественникам, что привез им вечный мир. В тот же день была подписана англо-германская декларация с обязательством сторон «никогда больше не воевать друг с другом». В Англии только Уинстон Черчилль заявлял о «полном и абсолютном поражении» Великобритании. Молотов такому развитию событий дал жесткую оценку:
- Руководители английского и французского правительств охотно изображают Мюнхенское соглашение Англии, Германии, Франции и Италии как большую победу дела мира, а себя - великими миротворцами. Первым решающим событием в чехословацком вопросе надо признать «победу», одержанную совместными усилиями правительств Англии и Германии не над кем-либо, а над правительством Франции. Два правительства - правительство Англии и правительство Германии - «победили» правительство Франции, добившись отказа Франции от договора о поддержке Чехословакии. Оставалось нетрудное дело, оставалось правительствам четырех государств - Англии, Германии, Франции и Италии - сговориться и «победить» правительство Чехословакии. Сговор фашистских и так называемых «демократических» держав Европы в Мюнхене состоялся, и «победа» над Чехословакией была одержана полная.
Все остальное пошло как по маслу. Германский империализм отхватил от Чехословакии больше, чем он сам мог рассчитывать. Поживилась Польша, как союзник германского фашизма по расчленению Чехословакии. С жадностью откусила солидный кусок Венгрия. Это не значит, что аппетиты малых и больших хищников Европы были удовлетворены. Напротив, их аппетиты только разгорелись и возбудили усиленную борьбу вокруг новых разделов не только Чехословакии, но и некоторых других европейских стран. Советский Союз, напротив, демонстрировал перед всеми странами свою верность заключенным договорам и международным обязательствам и свою готовность к борьбе против агрессии (бурные аплодисменты).
Запад сдавал Восточную Европу Гитлеру, чтобы направить его натиск на Советский Союз. Все договоры рухнули. В соответствии с планом, разработанным начальником Генштаба Шапошниковым и утвержденным Сталиным в ноябре 1938 года, ожидалось вторжение совместной немецко-польской группировки, насчитывающей около 90 дивизий. Японское нападение рассматривалось как менее серьезная угроза, к которому тем не менее тоже серьезно готовились. Оперативные планы первой половины 1939 года открывали возможность присоединения к немецко-польскому альянсу также Финляндии и балтийских государств.
Тень Мюнхена легла на отношениях СССР с Англией и Францией - они отозвали своих послов из Москвы. 6 декабря в Париже Риббентроп и Жорж Бонне подписали декларацию о стремлении к мирным и добрососедским отношениям, а на следующее утро возложили венок со свастикой к могиле Неизвестного солдата и отправились на завтрак в Комитет Франция - Германия. Бонне уверял, что «германская политика отныне ориентируется на борьбу против большевизма. Германия проявляет свою волю к экспансии на восток».
...
17 апреля СССР выступил с предложением, которое содержало в себе, по сути, формулу возрождения Антанты: заключить «соглашение сроком на 5-10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств», оказывать всевозможную помощь восточноевропейским государствам, «в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи». Черчилль замечал: «Если бы, например, по получении русского предложения Чемберлен ответил: “Хорошо. Давайте втроем объединимся и сломаем Гитлеру шею” или что-нибудь в этом роде, парламент бы это одобрил. Сталин бы понял, а история могла бы пойти по иному пути. Во всяком случае, по худшему пути она пойти не могла». Но 3 мая на заседании кабинета было решено - в целях предотвращения советско-германской нормализации - «в течение какого-то времени продолжать поддерживать переговоры с СССР». Чемберлен в парламенте заявил, что советское предложение о союзе трех держав для Англии неприемлемо.
...
2 июня Молотов пригласил Сидса и Пайяра и вручил им советский проект соглашения. «Франция, Англия и СССР обязываются оказывать друг другу немедленную всестороннюю эффективную помощь, если одно из этих государств будет втянуто в военные действия с европейской державой в результате либо 1) агрессии со стороны этой державы против любого из этих трех государств, либо 2) агрессии со стороны этой державы против Бельгии, Греции, Турции, Румынии, Польши, Латвии, Эстонии, Финляндии, относительно которых условлено между Англией, Францией и СССР, что они обязываются защищать эти страны против агрессии, либо 3) в результате помощи, оказанной одним из этих трех государств другому европейскому государству, которое попросило эту помощь, чтобы противодействовать нарушению его нейтралитета».
Западные партнеры вновь взяли паузу. В этот момент многое зависело от позиции малых восточноевропейских стран. Однако она не внушала оптимизма. Вместо того чтобы заручиться гарантиями безопасности со стороны СССР и Запада, прибалты предпочли подписать пакты с Берлином. Эстония и Латвия сделали это 7 июня.
Ответ Лондона был своеобразным. Майский информировал Молотова: «Решено отправить в Москву заведующего центральноевропейским департаментом Форин оффис Стрэнга, который с самого начала нынешних англо-советских переговоров был в курсе всех деталей». Молотов в ответе 10 июня сохранял вежливый тон: «Принимаем к сведению решение британского правительства о командировании Стрэнга в Москву... Что касается заявления Галифакса о том, что ему кто-то советовал съездить в Москву, то можете ему намекнуть, что в Москве приветствовали бы его приезд». Конечно, в Москве были не в восторге: имелись все основания ждать Чемберлена или хотя бы Галифакса, коль скоро переговоры предстояло вести с главой советского правительства. Ллойд Джордж подчеркивал: «Мистер Чемберлен вел прямые переговоры с Гитлером. Он ездил на встречи с ним в Германию. Они и лорд Галифакс посещали Рим. Но кого они отправили в Россию? Они не послали даже члена кабинета самого низкого ранга, они послали клерка из
Форин оффис. Это было оскорблением». Но Чемберлен заявил, что поездка в Москву британского министра «была бы
унизительна».
15 июня в Москве начались переговоры Молотова с Сидсом и Наджиаром, на которых присутствовали также Потемкин и Стрэнг. У Молотова дел в правительстве хватало. Но премьер находил время для встреч, которых состоится более двух десятков. Молотов был настойчив. Стрэнг напишет: «История переговоров - это история того, как британское правительство сдвигалось шаг за шагом под напором аргументов Советов, под давлением парламента, прессы и общественного мнения, из-за доводов посла в Москве, убеждений французов прислушаться к советской позиции. Оно отдавало русским одно очко за другим. В конце оно дало русским основную часть того, что они просили. Все в содержании проекта соглашения представляло собой уступки русским». Любой пункт буквально выдавливался Молотовым из Лондона и Парижа, но ощущения серьезности намерений западных партнеров все равно не возникало. Они готовы были обсуждать помощь со стороны СССР, но не свою помощь Советскому Союзу, отвергая идеи конкретной военной конвенции, необходимых обязательств не заключать с Германией сепаратного мира или гарантий безопасности странам Прибалтики, через которые мог последовать удар против СССР.
И все больше информации в Москву поступало об англогерманском сотрудничестве. 8 июня, выступая в палате лордов, Галифакс подтвердил готовность обсуждать любые немецкие требования за столом переговоров. 13 июня Гендерсон, посол в Берлине, говорил немцам о «готовности Лондона к переговорам с Германией». Американский поверенный в делах в тот же день телеграфировал в Вашингтон, что, по его ощущениям, «готовится второй Мюнхен, на этот раз за счет Польши».
...
...
9 июня в «Правде» вышла статья Жданова о том, что англофранко-советские переговоры зашли в тупик из-за того, что Англия и Франция «не хотят равного договора с СССР» и торят себе дорогу к сделке с агрессором. И в тот же день Галифакс заявил о возможности переговоров с Германией по вопросам, которые «внушают миру тревогу», назвав среди них колониальную проблему, поставки сырья, торговые барьеры, «жизненное пространство», ограничение вооружений.
Молотов по-прежнему настроен на сотрудничество с западными демократиями. 30 июня он пишет Сурицу: «Провокационные действия японо-маньчжур в Монголии являются, по вашим сведениям, попыткой продемонстрировать военную силу Японии, что было сделано по настоянию Германии и Италии. Целью этих действий Японии было помешать заключению англо-франко-советского соглашения. Явная неудача, постигшая японцев в этом деле, должна иметь значение, противоположное намерениям немцев и итальянцев». 1 июля английский и французский послы дали, наконец, согласие распространить гарантии трех держав на прибалтийские страны, зафиксировав это в секретном протоколе. С чем Молотов «не без труда» согласился.
Но далее камнем преткновения стали военные обязательства сторон. 17 июля Сиде сообщал в Лондон после очередной встречи с советским премьером: «Молотов сразу же дал ясно понять, что советское правительство должно настаивать на одновременном вступлении в силу политического и военного соглашений. Советское правительство хочет, чтобы военные обязательства и вклад каждой стороны были ясно установлены». Если с послами глава Совнаркома не выходил за рамки дипломатического лексикона, то в сообщении о переговорах полпредам называл англо-французские предложения «жульническими»: «Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет. Тогда пусть пеняют на себя». 19 июля Галифакс на заседании правительства заявил, что срыв московских переговоров его не очень бы обеспокоил.
22 июля в Москве публикуется сообщение о начале советско-германских торговых переговоров. Это было предупреждением Лондону и Парижу. где его хорошо поняли. 25 июля Майского пригласил Галифакс и передал, что «британское правительство принимает предложение Молотова начать теперь же военные разговоры, не дожидаясь окончания политических переговоров. Английская военная миссия сможет выехать в Москву примерно через 7-10 дней». Но одновременно западные партнеры разыгрывали и другую партию. 11 июля Даладье заявил немецкому послу Вельчеку, что по-прежнему является сторонником установления взаимопонимания с Германией. Ближайший советник Чемберлена - Вильсон изложил согласованную с премьером программу англо-германского сотрудничества послу Дирксену: отказ Англии от «гарантийных обязательств в отношении Польши»; заключение соглашения о невмешательстве, признание «сфер особых интересов» Англии и Германии, экономические договоренности, включая предоставление Берлину кредитов; урегулирование колониальных проблем. Германии предлагались контакты между «самыми высокопоставленными лицами» (в Москву был послан Стрэнг). В июле же, в разгар боев на Халхин-Голе, правительство Англии заключило с Токио соглашение Арита-Крейги, признававшее законность японских действий в Китае, что в Москве (и не только) было расценено как «дальневосточный Мюнхен».
22 июля в Москве публикуется сообщение о начале советско-германских торговых переговоров. Это было предупреждением Лондону и Парижу. где его хорошо поняли. 25 июля Майского пригласил Галифакс и передал, что «британское правительство принимает предложение Молотова начать теперь же военные разговоры, не дожидаясь окончания политических переговоров. Английская военная миссия сможет выехать в Москву примерно через 7-10 дней». Но одновременно западные партнеры разыгрывали и другую партию. 11 июля Даладье заявил немецкому послу Вельчеку, что по-прежнему является сторонником установления взаимопонимания с Германией. Ближайший советник Чемберлена - Вильсон изложил согласованную с премьером программу англо-германского сотрудничества послу Дирксену: отказ Англии от «гарантийных обязательств в отношении Польши»; заключение соглашения о невмешательстве, признание «сфер особых интересов» Англии и Германии, экономические договоренности, включая предоставление Берлину кредитов; урегулирование колониальных проблем. Германии предлагались контакты между «самыми высокопоставленными лицами» (в Москву был послан Стрэнг). В июле же, в разгар боев на Халхин-Голе, правительство Англии заключило с Токио соглашение Арита-Крейги, признававшее законность японских действий в Китае, что в Москве (и не только) было расценено как «дальневосточный Мюнхен».
29 июля Шуленбург был уполномочен передать: «При любом развитии польского вопроса, мирным ли путем, как мы этого хотим, или любым другим путем, то есть с применении нами силы, мы будем готовы гарантировать все советские интересы и достигнуть понимания с советским правительством». В тот же день Молотов ответил: «Всякое улучшение политических отношений между двумя странами мы, конечно, приветствовали бы». 2 августа Астахов оказался в кабинете Риббентропа, который заявил, что «благополучное завершение торговых переговоров может послужить началом политического сближения».
В тот же день Молотов в очередной раз принял Сидса, Наджиара и Стрэнга. Проинформировав о составе военных миссий, они не смогли ответить, будут ли миссии иметь полномочия для ведения переговоров. Предложенная формула о консультациях вновь не предусматривала оказания немедленной помощи в случае агрессии. Сиде сообщал: «Мистер Молотов был иным человеком, чем при нашей прошлой встрече, и я чувствую, что наши переговоры понесли серьезный ущерб».
...
5 августа Майский проводил на вокзале Сант-Панкрас британскую и французскую военные миссии - пользоваться
воздушным транспортом они не стали. В Москве, учитывая критичность момента, были основания ожидать кого-то масштаба начальников генштабов, Галифакса или Боннэ. Но ехать в Москву или приглашать советских лидеров к себе британское и французское руководство по-прежнему считало ниже своего достоинства. По мнению Лондона и Парижа, Москва должна была быть счастлива уже от самого факта общения. И, уверовав в наивность кремлевских руководителей, пыталось втянуть их в военные гарантии Восточной Европе, не обозначая параметров своих военных обязательств. Англо-французская политика была чистой авантюрой, в основе которой лежала уверенность в непримиримой идеологической вражде Сталина и Гитлера. Французскую военную миссию возглавил не обремененный высокими должностями генерал Жозеф Думенк. Английским переговорщиком был престарелый военно-морской адъютант короля, командующий базой в Плимуте адмирал сэр Реджинальд Айлмер Рэнферли Планкетт-Эрл-Дракс, никогда не занимавший постов в Адмиралтействе. Переговорщики приплыли в Ленинград в ночь на 10 августа. Французская делегация имела полномочия только на ведение переговоров, британская вообще не имела письменных полномочий. Советская военная делегация во главе с наркомом Ворошиловым имела детально
разработанные в Генштабе варианты развития событий, расчеты необходимых сил и средств и политические инструкции, отражавшие высокую степень раздражения, которое испытывали к тому времени Сталин и Молотов по отношению к бесплодным переговорам с Лондоном и Парижем.
...
Переговоры с англо-французской военной делегацией продолжались. Один из камней преткновения - вопрос о пропуске советских войск через Польшу и Румынию в случае начала совместных военных действий против Германии. Крайне неконкретные военные обязательства 16 августа Ворошилов подвергает «резкой критике, подчеркивая их полную абстрактность, универсализм и бесплодность».
...
Что-то изменить в тот момент могла Польша. 19 августа Бек дал французскому послу Ноэлю ответ на запрос о возможности прохода советских войск через польскую территорию: поляки «не могут ни в какой форме обсуждать вопрос об использовании части национальной территории иностранными войсками».
...
Утром 21 августа на оказавшейся последней встрече военных делегаций Драке предъявляет полномочия «на ведение переговоров по вопросу о военном сотрудничестве с СССР» и выступает от имени англо-французской миссии с декларацией: советская миссия поставила такие сложные вопросы, которые могут быть разрешены только правительствами. Ворошилов отвечает, что «есть все основания сомневаться в их стремлении к действительному военному сотрудничеству с СССР... Совещание откладывает свою работу до получения ответов от правительств Англии и Франции».
В 15.00 Шуленбург передал телеграмму от Гитлера на имя Сталина с одобрением предложенного Молотовым проекта пакта о ненападении. «Дополнительный протокол, желаемый Правительством СССР, по моему убеждению, может быть по существу выяснен в кратчайший срок, если ответственному государственному деятелю Германии будет предоставлена возможность вести об этом переговоры в Москве лично. Поэтому я вторично предлагаю Вам принять моего Министра Иностранных Дел во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа». Гендерсон телеграфирует своему правительству в Лондон: «Приняты все меры для того, чтобы Геринг тайно прибыл в среду 23-го». Если бы не был подписан германо-советский пакт, был бы заключен германо-английский. В 17.00 Молотов передал немецкому послу письмо Сталина, адресованное Гитлеру: «Советское правительство поручило 23 мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву г-на Риббентропа 23 августа».
22 августа в газетах помещено сообщение ТАСС о приезде Риббентропа в Москву для переговоров по вопросу о заключении пакта о ненападении. Оговаривалось, что эти переговоры «не могут никоим образом прервать или замедлить англофранко-советские переговоры». Мощнейший сигнал Лондону и Парижу, куда уж мощнее! В этот момент в советско-германских отношениях еще ничего не предрешено. Главы правительств или МИДов Англии и Франции могли бы написать или позвонить Сталину или Молотову и дать понять, что заинтересованы в успехе трехсторонних переговоров. Но Чемберлен шлет срочное послание... Гитлеру, предлагая новый Мюнхен, теперь за счет Польши. Даладье также обратился в тот день не к Сталину или Молотову, а тоже к Гитлеру: «Ни один француз никогда не сделал больше меня, чтобы не только укрепить мир между нашими двумя народами, но и искреннее сотрудничество». И никаких сигналов в Москву. Майский в мемуарах напишет: «Саботаж переговоров о тройственном пакте даже на этой стадии продолжался». Запоздалое и бессодержательное послание от Бека о том, что «сотрудничество между Польшей и СССР, технические условия которого надлежит установить, не исключено», дошло в Москву через Париж и Лондон, «когда уже сохли чернила подписей под советско-германским пактом».
...
Переговоры с англо-французской военной делегацией продолжались. Один из камней преткновения - вопрос о пропуске советских войск через Польшу и Румынию в случае начала совместных военных действий против Германии. Крайне неконкретные военные обязательства 16 августа Ворошилов подвергает «резкой критике, подчеркивая их полную абстрактность, универсализм и бесплодность».
...
Что-то изменить в тот момент могла Польша. 19 августа Бек дал французскому послу Ноэлю ответ на запрос о возможности прохода советских войск через польскую территорию: поляки «не могут ни в какой форме обсуждать вопрос об использовании части национальной территории иностранными войсками».
...
Утром 21 августа на оказавшейся последней встрече военных делегаций Драке предъявляет полномочия «на ведение переговоров по вопросу о военном сотрудничестве с СССР» и выступает от имени англо-французской миссии с декларацией: советская миссия поставила такие сложные вопросы, которые могут быть разрешены только правительствами. Ворошилов отвечает, что «есть все основания сомневаться в их стремлении к действительному военному сотрудничеству с СССР... Совещание откладывает свою работу до получения ответов от правительств Англии и Франции».
В 15.00 Шуленбург передал телеграмму от Гитлера на имя Сталина с одобрением предложенного Молотовым проекта пакта о ненападении. «Дополнительный протокол, желаемый Правительством СССР, по моему убеждению, может быть по существу выяснен в кратчайший срок, если ответственному государственному деятелю Германии будет предоставлена возможность вести об этом переговоры в Москве лично. Поэтому я вторично предлагаю Вам принять моего Министра Иностранных Дел во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа». Гендерсон телеграфирует своему правительству в Лондон: «Приняты все меры для того, чтобы Геринг тайно прибыл в среду 23-го». Если бы не был подписан германо-советский пакт, был бы заключен германо-английский. В 17.00 Молотов передал немецкому послу письмо Сталина, адресованное Гитлеру: «Советское правительство поручило 23 мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву г-на Риббентропа 23 августа».
22 августа в газетах помещено сообщение ТАСС о приезде Риббентропа в Москву для переговоров по вопросу о заключении пакта о ненападении. Оговаривалось, что эти переговоры «не могут никоим образом прервать или замедлить англофранко-советские переговоры». Мощнейший сигнал Лондону и Парижу, куда уж мощнее! В этот момент в советско-германских отношениях еще ничего не предрешено. Главы правительств или МИДов Англии и Франции могли бы написать или позвонить Сталину или Молотову и дать понять, что заинтересованы в успехе трехсторонних переговоров. Но Чемберлен шлет срочное послание... Гитлеру, предлагая новый Мюнхен, теперь за счет Польши. Даладье также обратился в тот день не к Сталину или Молотову, а тоже к Гитлеру: «Ни один француз никогда не сделал больше меня, чтобы не только укрепить мир между нашими двумя народами, но и искреннее сотрудничество». И никаких сигналов в Москву. Майский в мемуарах напишет: «Саботаж переговоров о тройственном пакте даже на этой стадии продолжался». Запоздалое и бессодержательное послание от Бека о том, что «сотрудничество между Польшей и СССР, технические условия которого надлежит установить, не исключено», дошло в Москву через Париж и Лондон, «когда уже сохли чернила подписей под советско-германским пактом».
