Из книги командующего американскими интервентами Уильяма Грейвса "Американская интервенция в Сибири. 1918–1920. Воспоминания командующего экспедиционным корпусом". Выделения мои.В ночь с 18 на 19 ноября директория... была свергнута, и адмирал Колчак объявил себя «верховным правителем России»; переворот этот был произведен группой белых русских офицеров. В Сибири в то время открыто говорили, что английский генерал Нокс был одним из вдохновителей этого переворота. Нет никакого сомнения в том, что британские войска маршировали по всем улицам Омска в ту ночь, когда произошел этот переворот. Это производило впечатление помощи той части русских, которая непосредственно проводила смену правительства. Равным образом нет никакого сомнения в том, что ген. Нокс имел большое влияние на адмирала Колчака и казалось хотел, чтобы все знали об этом обстоятельстве.
С того момента, как адмирал Колчак взял власть в свои руки, в Восточной Сибири появились различные признаки реакции. Те представители союзников, которые симпатизировали монархическому образу правления в России, весьма приветствовали происшедший переворот; русские, которые занимали государственные должности при царском правительстве, были более чем рады перевороту, так как он был единственным событием после падения царского режима, дававшим им надежду вернуть свое прежнее положение.
Крестьянство в Сибири не проявляло своего отношения к перевороту, до тех пор пока правительство Колчака не выявило своих намерений. Крестьянство достаточно устало от боев; оно не было склонно еще раз принять участие в какой-либо войне, а, наоборот, желало избежать этого. Крестьянство было как раз тем классом, который более других затрагивала мобилизация; оно участвовало во всех войнах и во время мировой войны потеряло убитыми больше, чем крестьянство какой-либо другой нации. Семьи этих крестьян переносили во время войны огромные лишения, а когда сами они вернулись с фронта домой, то увидели, что их хозяйственный инвентарь, необходимый для обработки земли, был забран военным ведомством...
Мне часто говорили, что «русский крестьянин очень груб и невежествен»; а я убедился в том, что если дело идет о чем-нибудь, касающемся его личных интересов, то вы не скажете, что русский крестьянин невежествен. Ошибочным является также распространенное в Соединенных штатах мнение, что русский крестьянин не стремится к образованию.
Все то, свидетелем чему я был в Сибири, опровергает это мнение. Если вы проходите по деревне, вы повсюду встречаете детей, идущих в школу, и в этом отношении нет никакой разницы между Соединенными штатами и Россией, исключая того только, что в России школьники носят книги в ранцах за спиной, как солдаты. Другим доказательством заинтересованности и стремления к образованию является тот факт, что почти все делегации крестьян, которые приходили переговорить со мной по разным делам, — а у меня перебывало больше сотни таких делегаций, — всегда имели в своем составе школьного учителя.
Когда я впервые попал в Сибирь, я считал своим долгом приступить к изучению народа, его привычек, обычаев, стремлений, и эта работа вскоре меня крайне захватила. После беседы с кем-либо из крестьян я всегда отходил от него с той мыслью, что имею перед собою человеческое существо, обладающее благородным и большим сердцем, буквально выполняющее заповедь: «Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой». Крестьяне были простыми людьми и рассуждали они тоже очень просто. Они не имели ни времени, ни возможности изучать национальные или международные вопросы, и обычно их представления не простирались за пределы их собственных интересов. Какими благами современной цивилизации пользовались крестьяне, чтобы добровольно взяться за оружие и сражаться в защиту кого-либо из союзников или центральных держав? Какие они имели основания думать, что получат бОльшую возможность наслаждаться благами и преимуществами современной цивилизации, чем это было при царском режиме, если по существу в России все останется по-старому?
Адмирал Колчак окружил себя прежними царскими чиновниками; крестьяне не хотели браться за оружие и жертвовать своею жизнью, для того чтобы снова дать власть в руки этих господ, — поэтому крестьян преследовали, избивали и совершенно хладнокровно уничтожали тысячами, а потом... потом весь мир называл их «большевиками». В Сибири словом «большевик» называли каждого человека, который на словах или на деле не содействовал реставрации монархической власти в России.
...
Слово «большевизм» употреблялось и употребляется в Соединенных штатах неправильно, причем в это слово всегда вкладывается какой-то нехороший смысл; в Сибири же это слово употреблялось во вполне определенном политическом смысле и применялось к каждому, кто не поддерживал Колчака и окружавших его сторонников монархического строя. В Соединенных штатах это олово имеет совершенно иное значение, в особенности, если оно применяется к русским. Американцы представляют себе русских большевиков в виде людей, которые с бомбами в руках стремятся разрушить цивилизацию. Если, как это сейчас имеет место в Соединенных штатах, со словом «большевизм» следует связать представление о каком-то позорном клейме, то этого клейма по всей справедливости менее, чем какой-либо другой класс в Сибири, заслужило русское крестьянство.
Слово «большевик» в том политическом смысле, как оно употреблялось в Сибири, охватывало всех представителей земских организаций, несогласных с мнением Колчака о форме правления, которую следовало установить в России. Эти люди очевидно пользовались доверием народа, среди которого они жили, так как народ избрал этих людей для замещения выборных должностей.
В Сибири никто кроме лиц, принадлежавших к сторонникам Колчака, не пользовался такими благами современной цивилизации, как свобода слова, печати, собраний и легальных действий, т. е. теми свободами, которые являются общепризнанным достоянием каждого цивилизованного народа. Для Колчака было бы крайне затруднительно оправдать свои репрессивные мероприятия в отношении таких легальных, заслуживающих доверия и основанных на законе организаций, каковыми были земства, городские думы и кооперация, если бы по отношению к ним употреблялись их действительные наименования. Этих затруднений можно было бы легко избежать, — так это и было в действительности, — если бы все оппозиционные элементы, которые не поддерживали Колчака, свалить в одну кучу, назвав их большевиками; подобное наименование, по крайней мере за границей, автоматически вызывало серьезные размышления по поводу данной категории людей. Как могли эти представители земств и тысячи других им подобных русских избежать того клейма, которым их наделяли в Соединенных штатах только благодаря тому, что в Сибири политически рассматривали их как большевиков? Избежать этого можно было только одним путем — отказаться от своих убеждений, забыть свои взгляды на принципы образования правительства, перейти на сторону Колчака и итти вместе с ним.
Очевидно, в Соединенных штатах иммиграционные власти руководствовались той же самой политической классификацией русских, как это делал Колчак в Сибири. Я знаю одного русского, работавшего по линии кооперации в Сибири и не принимавшего участия в политических неурядицах, который по своим делам получил разрешение на въезд в Соединенные штаты в 1919 г. Справки, которые я навел, прежде чем этот человек выехал из Владивостока, убедили меня, что он был честным человеком. Когда он приехал в Сан-Франциско, учреждение, ведавшее делами иммигрантов, его арестовало, а местные газеты обрушились па него, как на самого худшего из всех большевиков Сибири. Почему же все-таки этот человек был большевиком? Он не боролся против Колчака, но большевиком его считали потому, что он не шел заодно с Колчаком.
Теперь рассмотрим другую сторону того же вопроса. В 1919 г. Семенов послал в Вашингтон капитана своего штаба; этот капитан не только не встретил никаких затруднений при въезде в Соединенные штаты, но я читал в газетах, что некоторые из выдающихся американских деятелей устраивали для него интервью о событиях в Сибири, в то время когда он находился на дороге из Сан-Франциско в Вашингтон... Этот человек представлял в Америке Семенова, и есть все основания полагать, что он обладал теми же преступными чертами, как и .его начальник. В Вашингтоне прекрасно знали, что представлял собою Семенов; поэтому следует предположить, что при решении вопроса, следует ли русским разрешать въезд в Соединенные штаты, на такого рода данные внимания не обращали, а считались только с политическими соображениями.
Общее постановление, касающееся иммигрантов, изданное Департаментом труда Соединенных штатов, гласит следующее:
«Законами, касающимися иммиграции, установлено, что только тот иностранец может въехать на территорию Соединенных штатов, который обладает здравым рассудком, является чистым в моральном отношении и физически здоровым».
Если Семенов был «чистым в моральном отношении», то должен признать, что я в своей жизни никогда не встречал человека нечистого в моральном отношении. Разве кто-нибудь в Сибири сообщал о том, что ему приходилось встречаться там с такими требованиями, какие выдвигал наш закон в отношении «моральной чистоты»? Я думаю, что этого не было. Американский генеральный консул Гаррис рассказывал мне кое-что о Семенове и даже прочел мне часть своего доклада, который он отправил в Государственный департамент в Вашингтон; в этом докладе он в сильных выражениях отзывался о личности Семенова и вряд ли можно допустить, — я считаю это совершенно невероятным, — что Гаррис когда-нибудь изменил свое мнение о Семенове.
Отношение рабочих к Колчаку было более враждебным, чем отношение какого-либо другого класса; это было вполне естественно, так как во всех странах рабочий класс находится в таком положении, что более всего ощущает на себе политику своего правительства.
Представители министерства иностранных дел Великобритании, Франции и Америки с самого начала были весьма дружественно настроены в отношении Колчака; такого отношения и следовало ожидать от англичан и французов, которые открыто были настроены против советского режима с самого начала его возникновения. Достойно внимания то обстоятельство, что декларация британского правительства к русскому народу от 7 августа 1917 г., опубликованная в «Сuгrent History» (том VIII ч. II), не содержит в себе ясного заявления о невмешательстве Англии во внутреннюю борьбу русского народа.
...Колчак утверждает, что на другой день после переворота Гаррис обещал новому диктатору поддержку Соединенных штатов, и у тех из нас, кто в то время находился в Сибири, не было ни малейшего сомнения в том, что генеральный консул Америки был ревностным сторонником Колчака и всячески оказывал ему помощь. В беседах со мною консул Гаррис заявил, что он не надеялся урегулировать дела в Сибири иначе, как с помощью кадетской партии, к которой принадлежал Колчак.
Япония не была горячей сторонницей адмирала Колчака, и вначале она, собственно говоря, шла против адмирала. 26 и 28 ноября я получил достойные доверия донесения, в которых говорилось, что один из японских офицеров пытался побудить Семенова объявить себя диктатором Забайкальской области и захватить железные дороги и туннели. 28 ноября, т. е. десять дней спустя, после того как адмирал Колчак стал диктатором в Сибири я получил казавшееся мне правдоподобным сообщение о том, что Семенову из Токио были даны директивы итти против Колчака и японские представители в Сибири следовали этой политике. Насколько нам было известно, Япония поддерживала войсками и деньгами Семенова в Чите и Калмыкова в Хабаровске; кроме того было известно, — по крайней мере в Сибири, — что Япония вовсе не желает того, чтобы положение в Сибири было урегулировано и к власти пришло сильное и стабильное правительство. В марте 1918 г. Япония обратилась к союзникам с просьбой разрешить ей одной занять Китайско-восточную и Амурскую железные дороги, так же как и Владивосток, в случае если союзники считают необходимым оккупировать Восточную Сибирь. Несмотря на то, что предложение это вследствие позиции Соединенных штатов потерпело неудачу, Япония нe оставила надежд на достижение этой своей цели тогда, когда союзники послали свои войска в Сибирь.
Солдаты Семенова и Калмыкова, находясь под защитой японских войск, наводняли страну подобно диким животным, убивали и грабили народ, тогда как японцы при желании могли бы в любой момент прекратить эти убийства. Если в то время спрашивали, к чему были все эти жестокие убийства, то обычно получали ответ, что убитые были большевиками, и такое объяснение очевидно всех удовлетворяло. События в Восточной Сибири обычно представлялись в самых мрачных красках, и жизнь человеческая там не стоила ни гроша.
В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 чел., убитых антибольшевистскими элементами.
...Фишер говорит: «Колчаку также не нравилось поведение американцев».
Это очень похоже на истину. Недовольство Колчака объяснялось не поведением войск Соединенных штатов; оно всецело определялось тем обстоятельством, что американские войска не помогали сторонникам Колчака распространять террор на крестьян и рабочих, не совершавших никаких преступлений, живших мирной жизнью и не видевших причин, в силу которых они должны были взяться за оружие и попытаться вернуть царским чиновникам утраченную ими власть. Фишер далее указывает на то, что Колчак получил от одного агента из Владивостока донесение, датированное 12 декабря 1919 г., в котором говорилось следующее:
1. Солдаты Соединенных штатов заражены большевизмом.
2. Большинство из них — евреи из восточной части города Нью-Йорка, которые постоянно подстрекают население к восстаниям.
Приведенная выдержка характерна для тех обвинений, которые выдвигались в Сибири против американцев. Хотя обвинения эти и не подтверждались фактами, но к ним всегда прибегали, когда хотели заставить войска Соединенных штатов принять участие в актах террора против беззащитного и мирного населения или же в случае неудачи этой попытки заставить их покинуть Сибирь, чтобы таким образом избавиться от того сдерживающего начала, каким были наши войска.
...
...
Поскольку представители Англии, Франции и Японии после окончания интервенции официально заявили, что боязнь распространения большевизма на Дальнем Востоке оказывала сильное влияние на их образ действий в Сибири, нельзя не притти к убеждению, что эти правительства были не вполне искренни в своих заявлениях непосредственно перед началом интервенции, т. е. тогда, когда слово «большевизм» даже не упоминалось в публичных заявлениях, делавшихся перед всем миром -представителями какой-либо из наций, принявших участие в интервенции в России.
Что касается заявления Колчака, о котором говорит Фишер в своей книге, то было хорошо известно, что русские, сторонники Колчака, постоянно пытались дискредитировать каждого иностранного представителя в Сибири, который не поддерживал адмирала, причем сообщения их не имели ничего общего с фактическим положением вещей; доказательством этого может служить приведенное выше утверждение о том, что большая часть американских войск состояла из нью-йоркских евреев; в действительности же большая часть американских войск состояла из лиц, мобилизованных на побережья Тихого океана. Зачем понадобилось этим русским выступать с подобным утверждением? Причиной является то обстоятельство, что сторонники Колчака потеряли всякую надежду на получение активной военной поддержки со стороны американских войск; если бы весь мир и в особенности окружавшие Колчака царские чиновники поверили, что Соединенные штаты послали в Сибирь войска, состоявшие из русских евреев, то становилось совершенно попятным, почему мы не поддерживали Колчака. Эти ложные донесения носят неслучайный характер, — они появлялись почти ежедневно в течение нескольких месяцев и наконец приняли характер недопустимых злобных инсинуаций. Мне пришлось заявить Сукину, колчаковскому министру иностранных дел, что если эти выпады не прекратятся, я арестую издателя газеты и запру на замок помещение редакции. Я был вынужден применить такое сильно действующее средство, потому что в газете появилась статья, называвшая всех американцев дегенератами, помещались и другие заявления, повторять которые я не могу из самого элементарного чувства приличия.
...
В то время когда в печати продолжались эти ожесточенные выпады против нас, состоявший при мне для связи офицер Колчака сообщил, что два русских генерала, оба сторонники Колчака, прекратят пропаганду против меня и других американцев в том случае, если я буду платить им 20 000 долларов ежемесячно.
В то время когда в печати продолжались эти ожесточенные выпады против нас, состоявший при мне для связи офицер Колчака сообщил, что два русских генерала, оба сторонники Колчака, прекратят пропаганду против меня и других американцев в том случае, если я буду платить им 20 000 долларов ежемесячно.
...
Захват власти Колчаком был неожиданным для чехов. Они установили новое сибирское правительство в городах вдоль Сибирской железной дороги и, как об этом говорилось выше, отрицательно относились к верховному правителю. Ген. Гайда еще более усложнил положение, заявив, что он высказывается в пользу установления диктатуры до того момента, когда Чешский национальный совет сформулирует свою политическую линию. Гайда заявил, что русским народом можно править не посредством убеждения, а только кнутом и штыком; он высказывал также мнение, что для восстановления порядка и искоренения большевизма необходима сильная диктатура. Эти заявления Гайды были широко распространены в Сибири и увеличили популярность Гайды среди русских, являвшихся сторонниками адмирала Колчака. На чехов однако эти заявления произвели совсем иное впечатление. Выяснилось, что дивизия Гайды не одобряла его точки зрения, и в Сибири началась ожесточенная критика действий Гайды и его русских сторонников. Солдаты Гайды обвиняли русских офицеров, находившихся в штабе, и причины военных неудач объясняли русскими методами управления. В результате этого чувство антипатии чехов к русским сильно возросло, и чешские офицеры и солдаты начали вести себя вызывающе в отношении русских. Чехи открыто заявляли, что чешские унтер-офицеры лучше русских офицеров. 20 ноября стало известно, что Чешский национальный совет решил выпустить прокламацию против диктатуры, базируясь па том, что чехи не могут одобрить нелегального установления правительственной власти без согласия тех, кем будут управлять, — и именно они, т. е. народ должен был определить форму правления. Тогда Гайда выступил с заявлениями, позорящими Чешский национальный совет, и пытался задушить всякую пропаганду против колчаковского режима. Эти действия Гайды еще больше оттолкнули от него его войска и заставили бы их не принимать участия в подавлении восстаний, которые могли вспыхнуть против войск Колчака. Среди руководителей чехов произошел сильный раскол, образовалась группа, известная под наименованием «учредиловцы», и другая группа, находившаяся в оппозиции к первой группе.
...
Вскоре после колчаковского переворота рабочими уральских заводов подготовлялось восстание; однако чехам удалось его предупредить.
...
Колчак не пользовался доверием народных масс и не был поэтому в состоянии создать правительство.
...
Вскоре после колчаковского переворота рабочими уральских заводов подготовлялось восстание; однако чехам удалось его предупредить.
...
Колчак не пользовался доверием народных масс и не был поэтому в состоянии создать правительство.