По моему мнению, было бы величайшим несчастьем, если бы Соединенные штаты пошли на подчинение американских войск в Сибири командованию англичан, французов или японцев. Со стороны этих государств постоянно делались попытки создать именно такое положение, и если бы попытки эти увенчались успехом, то нет никакого сомнения в том, что американские войска были бы использованы, для того чтобы убивать русских за их политические убеждения...
Англичанам и французам нельзя было поручить охрану железной дороги, используемой исключительно для Колчака и вопреки интересам огромных народных масс русского населения...
...
13 декабря 1918 г. ген. Нокс заявил мне, что он из Англии получил все необходимое для вооружения и снаряжения 100 тыс. русских. В тот же день я сообщил военному министерству следующее: «Все сведения, которые мне удалось получить, приводят меня к выводу, что правительство, возглавляемое адмиралом Колчаком, не может более продолжать свое существование». В том же письме я говорил: «Русские продолжают заявлять мне, что в связи с нашим здесь пребыванием монархически настроенные элементы получили возможность пытаться восстановить монархическую форму правления в стране, что Соединенные штаты теряют свой престиж в глазах русских, и что русский народ уже не верит более в наше стремление установить в других странах представительную форму правления».
...
13 декабря 1918 г. ген. Нокс заявил мне, что он из Англии получил все необходимое для вооружения и снаряжения 100 тыс. русских. В тот же день я сообщил военному министерству следующее: «Все сведения, которые мне удалось получить, приводят меня к выводу, что правительство, возглавляемое адмиралом Колчаком, не может более продолжать свое существование». В том же письме я говорил: «Русские продолжают заявлять мне, что в связи с нашим здесь пребыванием монархически настроенные элементы получили возможность пытаться восстановить монархическую форму правления в стране, что Соединенные штаты теряют свой престиж в глазах русских, и что русский народ уже не верит более в наше стремление установить в других странах представительную форму правления».
...
4 февраля 1919 г. полк Штейер телеграфировал: «В войсках Калмыкова не имеется даже и видимости дисциплины; его владычество от Никольска до Иматта является позором для союзников, которые вынуждены молчаливо одобрять его образ действий хотя бы уже потому, что они присутствуют при этом. Он настолько безгранично пользовался своим правом над жизнью и смертью людей, что создал царство ужаса, и полное отсутствие безопасности ни для жизни солдат, ни для жизни гражданского населения».
...
4 февраля 1919 г. полк Штейер телеграфировал: «В войсках Калмыкова не имеется даже и видимости дисциплины; его владычество от Никольска до Иматта является позором для союзников, которые вынуждены молчаливо одобрять его образ действий хотя бы уже потому, что они присутствуют при этом. Он настолько безгранично пользовался своим правом над жизнью и смертью людей, что создал царство ужаса, и полное отсутствие безопасности ни для жизни солдат, ни для жизни гражданского населения».
...
Женщины, принадлежавшие к христианскому союзу американской молодежи и к христианскому союзу американских женщин, оказывали огромную помощь, скрашивая досуг не только американским солдатам и морякам, но и солдатам чехо-словацких войск.
...
...
24 октября 1918 г. в Восточной Сибири появился ген. Иванов-Ринов. Это был типичный чиновник царского времени, безжалостно обращавшийся со всяким, кто стоял у него на дороге. Омская директория поставила его во главе всех русских войск в Восточной Сибири, и 3 ноября 1918 г. он объявил на военном положении Амурский, Приморский, Сахалинский и Камчатский округа; сам он фактически стал диктатором Восточной Сибири и передал в руки монархически настроенных кругов решение вопросов жизни и смерти населения; эти круги должны были следить за тем, чтобы в России не умерли монархические принципы.
В связи с объявлением в Восточной Сибири военного положения я доносил следующее:
«Судьба эта не миновала русского народа, и, по моему мнению, положение является настолько напряженным, что столкновение произойдет даже в том случае, если войска союзников здесь останутся; в неизбежности же столкновения в случае, ухода союзнических войск здесь никто не сомневается. Насколько я понимаю, пребывание войск союзников в Сибири приводит к попытке кучки реакционеров, возглавляемой ген. Хорватом и поддерживаемой прежними русскими офицерами, прочно утвердиться в Сибири, пока там еще находятся войска союзников».
Я думал, что как войска союзников, так и войска Соединенных штатов будут отозваны из Сибири вскоре после подписания перемирия. Но, как оказалось, я был единственным военным представителем, который не считал, что нами в России велась отдельная война и что эта война была независимой от войны на Западном фронте во Франции. Поскольку все основании, ради которых войска Соединенных штатов принимали участие в военных действиях в Сибири, целиком исчезли перед перемирием или к моменту перемирия, то мне казалось, что мы должны будем отозвать наши войска с территории России; в моем уме неоднократно возникал вопрос, почему они продолжают оставаться в Сибири. Я полностью доверял точному смыслу заявлений, сделанных Государственным департаментом о том, что Соединенные штаты не собираются принимать участия во внутренних делах России. Присутствие в России войск союзников несомненно затягивало разрешение русским народом вопросов его внутренней жизни, и независимо от того, какую позицию занимали союзнические войска в отношении внутренних конфликтов, мы не могли снять с себя ответственности за некоторые акты, совершенные против русского народа, которые не имели бы места, если бы в Сибири не было войск иностранных государств.
13 декабря я доносил следующее:
«Войска Колчака его именем и властью арестовывают и умерщвляют население, считая, что должен быть наказан всякий, кто идет против его правительства».
13 декабря я доносил следующее:
«Войска Колчака его именем и властью арестовывают и умерщвляют население, считая, что должен быть наказан всякий, кто идет против его правительства».
...
В связи с либеральными заявлениями Колчака, высказанными им в беседе с Шаркеем, представителем «Associated Press», и Гаррисом, генеральным консулом Соединенных штатов, Фишер в своей книге «Soviets in World Affairs» (том 1, стр. 197) утверждает, что в секретных архивах министра иностранных дел Колчака была найдена телеграмма г. Угэта, финансового агента прежнего русского правительства в Вашингтоне, в которой говорилось, что «верховный правитель сделал декларацию о либеральном направлении своей политики лишь для того, чтобы привлечь на свою сторону общественное мнение Соединенных штатов».
В своих донесениях и телеграммах я всегда указывал не только на эксцессы Семенова и Калмыкова, но и на поведение колчаковских русских войск, действовавших под непосредственным руководством Иванова-Ринова. Поведение этих войск, поскольку дело идет о различного рода нападениях и грабежах, почти приближается но своим масштабам к бесчинствам войск Семенова и Калмыкова, хотя все же войска Иванова-Ринова и Хорвата убивали меньше народа, чем это делал Калмыков.
Иванов-Ринов и Хорват признавали власть Колчака; поэтому Колчак, если бы он того захотел, мог сразу же прекратить недостойное поведение белых русских войск. Конечно вряд ли были основания ожидать, что сложившаяся веками практика сразу будет оставлена сторонниками царского режима, в особенности при таких обстоятельствах, когда возможность оглашения всех совершавшихся жестокостей была весьма незначительной. В своем стремлении искоренить большевизм союзники настолько впутались в русские дела в Сибири, что могли лишь в слабой степени протестовать против недостойного поведения русских — сторонников царского режима, если вообще они протестовали против этого.
...
В декабре 1918 г. Колчак издал приказ о мобилизации всех офицеров и солдат русской армии, причем практически приказ этот касался всех русских призывного возраста. В моем донесении в связи с этим приказом о мобилизации я отмечал:
«Здесь в некоторых кругах считают опасным вооружать такое большое количество населения, так как та среда, которую затронет приказ о мобилизации, вообще говоря, настроена против монархической формы правления».
Этот приказ о мобилизации был серьезным шагом, ускорявшим крах колчаковского режима.
Когда я впервые прибыл в Сибирь, повсюду делались представления, говорившие о том, что русские, находящиеся в различных частях Сибири, нуждались в оружии для борьбы с центральными державами. Крестьянам же говорили, что, поскольку войска союзников прибыли уже в Сибирь, то русские не нуждаются более в оружии для защиты своего благополучия. В руках крестьян было сосредоточено большое количество оружия, и в деревни были посланы казаки, чтобы силой отбирать оружие в тех случаях, когда крестьяне не выдавали его добровольно. Если у крестьянина находили винтовку с патронами, то для него это зачастую означало смерть и во всяком случае ужасное наказание кнутом. При помощи этих двух способов удалось изъять из рук крестьян почти все оружие, что дало возможность казачьим войскам на Дальнем Востоке в полной безопасности осуществлять грабежи и убийства. Приходится удивляться, как офицеры старой русской царской армии не поняли, что следует как-то изменить практику, усвоенную армией во времена царского режима. Жестокости, совершавшиеся к востоку от Байкальского озера, были таковы, что никто из здравомыслящих людей не мог сомневаться в правдоподобности имевшихся сообщений об этих случаях. 24 января я доносил военному министерству следующее:
«В данное время во Владивостоке происходит съезд представителей земства, избранных от всех округов к востоку от Байкальского озера и от Иркутского и Семипалатинского округов - к западу от него. Кроме того на этом съезде присутствуют также представители Думы».
Делегация представителей земства зашла переговорить со мною, и я должен сказать, что эти люди произвели на меня впечатление интеллигентных, хорошо осведомленных и честных людей.
Колчак приказал своему представителю во Владивостоке «не разрешать этому съезду обсуждать какие-либо вопросы, касающиеся власти Колчака, конституционных прав или политики».
Этот съезд был созван на основании существовавших в то время законов, повестка дня его была опубликована заранее, и заседания съезда и прения были публичными. После такого распоряжения Колчака, казалось, нельзя было яснее дать понять представителям земства, избранным по воле народа, что отныне в Сибири будет существовать монархическое, а не представительное правительство.
Вскоре стало ясно, что заявление, сделанное Колчаком г. Шаркею, было предназначено лишь для «внутреннего употребления» в Соединенных штатах. У каждого возникал вопрос, склоняется ли действительно Колчак в сторону некоторых уступок, которых требовал народ, или он в глубине своей души является монархистом. Я думаю, что в вопросе подавления огромных масс русского народа он придерживался тех же принципов, что и монархисты. Он окружил себя наиболее яркими сторонниками абсолютистской формы правления и вследствие этого отрезал для себя всякую возможность действовать сообразно собственной точке зрения, если бы даже и желал этого. Вокруг Колчака часто можно было слышать ропот недовольства тем, что он слишком либерален, но в его поступках в отношении народа я никогда не видел проявления либерализма.
30 января я телеграфировал военному министерству, и в сообщении моем говорилось в частности следующее:
«По сведениям, полученным 27 января от майора Слоутера из Екатеринбурга, влияние большевиков там увеличивается. Разведка сообщает, что русская армия распадается, ибо приказ о мобилизации новых пяти годов равнозначущ организации армии для большевиков. Новая мобилизация приведет к самым печальным результатам».
...
Японцы, держа под своим контролем Семенова в Чите, Калмыкова в Хабаровске и оказывая решающее влияние на Иванова-Ринова во Владивостоке, фактически держали под своим контролем всю Восточную Сибирь. Если бы им удалось заключить с Колчаком деловое соглашение, то они могли бы хотя бы до некоторой степени уничтожить причины трений между ними с одной стороны и англичанами и французами с другой. Эти трения возникли с того момента, когда власть в Сибири перешла в руки адмирала Колчака.
Англия, Франция и Япония действовали заодно, поскольку дело шло об искоренении большевизма; однако Англия и Франция считали, что основной задачей является одинаково интенсивная борьба с угрозой большевизма во всех частях Сибири и использование Колчака для борьбы с этой опасностью. Япония израсходовала большие денежные суммы в Восточной Сибири, и ее главной целью была борьба с большевизмом здесь, на Дальнем Востоке, и использование, если к тому представится возможность, любого положения, которое может создаться; что же касается борьбы с большевизмом к западу от Байкала, то по сравнению с ее интересами в Восточной Сибири это было для Японии лишь второстепенной задачей.
...
...
…я получил 31 января 1919 г. следующую телеграмму от капитана Шуйлера: «Вчера вечером здесь произошел небольшой реакционный бунт в знак протеста против либерализма Колчака, которого многие офицеры недолюбливают. В ресторанах были организованы демонстрации против союзников, провозглашались тосты в честь Японии, единственного друга России. Это усилило положение японцев, которые здесь после их выступлений в конце декабря за последнее время стушевались».
Что означала эта явная перемена отношения русского офицерства к японцам? Она означала, что офицеры японского штаба обещали русским офицерам все, что этим последним было угодно, и что русское офицерство было не только готово принять помощь, исходившую откуда бы то ни было, но и было благодарно за такую помощь. Если взглянуть на все это с точки зрения русских офицеров, то их вряд ли можно порицать за такую перемену курса. Они были приперты к стене и главной целью их было помочь созданию такого правительства в России, которое вернуло бы им их прежнее положение; такой оборот был бы совершенно немыслим, если бы Советы остались у власти. Поэтому для этих лиц борьба с большевизмом являлась средством дли достижения их главной цели. Несмотря на некоторое озлобление, сохранившееся в отношениях между японцами и старым русским офицерством в результате русско-японской войны, положение, в котором находились русские, было такого, что они были рады принять помощь Японии. Чем большую помощь оказывала Япония, тем большие похвалы расточались по ее адресу и по адресу японского народа. Без военной поддержки или без денежной помощи нельзя было добиться такого афиширования дружбы между этими обеими нациями.
Года три или четыре спустя после того, как я покинул Сибирь, американский военный атташе в Токио прислал мне текст речи, произнесенной в японском парламенте, в которой оратор заявлял, что сибирская авантюра стоила Японии около 900 млн. иен. Невольно возникает вопрос: почему Япония выбросила такую сумму на сибирскую интервенцию? Вряд ли можно предполагать, что она преследовала лишь цели альтруистического характера...
В качестве примера того, к каким методам для получения денег прибегало русское офицерство царской России, я укажу на следующее. Полк. Корф, русский офицер для связи с американской главной квартирой, сказал полк. Эйхельбергеру, американскому офицеру, что ген. Иванов-Ринов и ген. Романовский имели полную возможность прекратить критику, направленную как против меня, так и против всех американцев и американской политики, и что если бы я мог добиться от Соединенных штатов ежемесячной уплаты русской армии 20 тыс. долларов, то пропаганда против американцев была бы прекращена...
Изданный Колчаком приказ о мобилизации не соответствовал интересам огромной массы русского населения; вскоре стало очевидным, что для проведения мобилизации не остановятся перед силой, и Иванов-Ринов, не колеблясь, послал казаков по деревням, чтобы набрать мужчин призывного возраста; трудно описать степень террора, вызванного этим распоряжением.
В марте одна молодая женщина, занимавшая должность сельской учительницы, явилась в американскую главную квартиру и просила дать охрану для нее и ее братьев с тем, чтобы они втроем могли вернуться в свою деревню, Гордеевку, и похоронить там отца, убитого войсками Иванова-Ринова. Эта молодая женщина рассказала, что русские войска вошли в Гордеевку и искали мужскую молодежь, чтобы заставить ее вступить в ряды армии; поскольку однако вся молодежь разбежалась, войска эти забрали 10 чел. из населения деревни, уже перешагнувших за призывной возраст, мучили их и потом убили, причем следили за тем, чтобы трупы убитых не были похоронены близкими им людьми. Этот рассказ показался мне таким неестественно жестоким, что я тотчас же приказал одному из моих офицеров с небольшим отрядом солдат отправиться в Гордеевку и проверить рассказ этой женщины; я тут же сообщил ей о принятом мною решении.
Посланный мною для расследования этого случая офицер донес мне следующее: «По прибытии моем в Гордеевку я был встречен около здания школы кучкой людей, численностью 70 — 80 чел., вооруженных большей частью принятыми в русской армии винтовками, среди которых было только несколько старых одностволок 45 — 70 калибра. Все полученные сведения были собраны мною в присутствии этих 70 - 80 вооруженных крестьян и 25 — 30 женщин. Часть сведений была получена мною от вдов убитых крестьян, многие из этих женщин по нескольку раз падали в обморок в течение моего допроса, который был для них настоящей пыткой. Первая женщина, с которой я беседовал, рассказала мне, что ее муж шел к школе со своей винтовкой, собираясь сдать ее, как это было приказано, русским войскам. Он был схвачен на улице; его били по голове и по всему телу его же винтовкой, а затем потащили в один из домов, находившийся невдалеке от здания школы, где его со связанными руками подвязали к балке и жестоко били по всему телу до тех пор пока даже стены комнаты не были залиты кровью; следы от веревок па ногах этого человека говорили о том, что его подвешивали даже за ноги. Несколько позднее он был поставлен в ряд с другими восемью схваченными людьми и застрелен около 2 час. дня. Их было 10, и все они были убиты, кроме одного, с которым должны были расправиться войска Иванова-Ринова. Следующая женщина, с которой я беседовал, была хозяйкой того дома, в котором избивали всех этих арестованных и за амбаром которой их расстреляли. Она заявила мне, что около 11 час. утра 9 марта 1919 г. группа офицеров Иванова-Ринова зашла к ней в дом и заставила ее отправиться с ее мужем в другой дом, а около 11 ч. 30 м. они привели ее мужа обратно и били его, сломали ему руку, вырвали ему ногти и выбили все передние зубы. Ее муж стал инвалидом и калекой».
В своих добавлениях по поводу этих рассказов посланный мною офицер отмечает:
«Я установил, что пол комнаты, в которой избивали этих людей, был покрыт кровью и брызги ее были видны даже на стенах. Проволока и обрывки веревки, которыми пользовались, для того чтобы вешать этих людей, все еще висели на потолке и также были покрыты кровью. Я установил, что некоторых из арестованных обливали кипятком и жгли раскаленными железными прутьями, которые накаливали докрасна в небольшой печке, находившейся в той же комнате.
Я осмотрел то место, где были убиты эти люди. Они были построены в ряд и расстреляны. Каждый из трупов имел не меньше трех ран, а некоторые — шесть ран и даже больше. Когда расстреливали, очевидно сначала стреляли в ноги, а затем уже в верхнюю часть туловища». В донесениях этого молодого офицера, производившего расследование, приводится много других свидетельских показаний всего происшедшего, и псе они точно совпадают со всем тем, что сказано выше. Все это представлялось мне настолько ужасным и отвратительным происшествием, что я приказал этому офицеру сделать мне личный доклад. Этот офицер не был офицером действительной службы и вступил в ряды армии только во время войны. Я навсегда запомнил слова его, сказанные им, после того как я окончил допрос. Он сказал мне: «Генерал, я прошу вас, никогда не давайте мне больше такого поручения. Еще минута, и я сбросил бы свой мундир и остался бы с этими несчастными, чтобы сделать для них все, что только было в моих силах».
Из Спасского, находившегося по линии железной дороги между Владивостоком и Хабаровском и далеко отстоявшего от Гордеевки, офицер нашей разведки доносил следующее о группе русских офицеров, посланных в Спасское:
«Они, смеясь и хвастаясь, рассказывали о том, как производили последний рейд в поисках оружия и одежды. Чтобы произвести на население нужное впечатление серьезности возложенного на них поручения, они при въезде в деревню схватывали первого попавшегося им на глаза человека, давали ему 50 ударов кнутом, а затем прибавляли еще, если у них были основания думать, что тот сказал не все ему известное».
Если бы все вышеизложенное было каким-нибудь единичным случаем, то можно было бы думать, что мы имеем дело с болтовней молодых неискушенных офицеров; однако получавшиеся мною донесения показывали, что именно такого рода действия совершались и в других местностях Дальнего Востока, и сведения об этих ужасающих жестокостях сообщались мне из различных многочисленных пунктов стоянки американских войск. Многие из получаемых мною донесений указывали на то, что в этих жестокостях над мирным населением были повинны японские солдаты или русские солдаты, бесчинствовавшие в присутствии и под защитой японских войск. Я не имел возможности проверить 9/10 этих сообщений, и если бы даже мы проделали эту проверку и установили, что эти сведения соответствуют действительности, все равно мы не имели бы возможности чем-либо помочь. Целью этих террористических актов было не только запугивание крестьянской массы; японцы и русские, сторонники монархической системы, хотели создать такое положение, которое заставило бы крестьян пытаться защищать самих себя и свое имущество, а это оправдало бы отправку большого количества союзнических войск в Сибирь для искоренения большевизма. У крестьян, после систематических и безжалостных розысков оружия, не было никаких средств для самозащиты; им оставалось только молиться, ждать освобождения от этих ужасов и надеяться на то, что мобилизуемые русские войска не будут питать симпатии к правительству Колчака, восстанут и спасут их от ужасного террора. Силы сторонников Колчака, в том числе Семенова и Калмыкова, заявлявших о своей готовности поддерживать Колчака, были сосредоточены вдоль Уссури, по границе с Восточным Китаем и вдоль Сибирской железной дороги. Их войска не могли бы существовать вдалеке от железной дороги и, насколько я знаю, в Восточной Сибири считали, что сторонники Колчака не могли бы продержаться даже месяца, если бы союзники перестали им помогать.
Наблюдая ту материальную и финансовую помощь, которую Япония оказывала некоторым реакционным деятелям Восточной Сибири, и те энергичные меры, посредством которых японцы и оплачиваемые ими русские наемники старались, поскольку возможно, распространять применение террора, я всегда был убежден, — и придерживаюсь этого мнения и в настоящее время, — что японцы искали и ожидали какого-либо случая или предлога, для того чтобы Семенов объявил Восточную Сибирь независимой частью всей России. Они заявляли, что это мероприятие является необходимым для борьбы с большевизмом.
Руководящие деятели японцев и казаков всегда пытались объяснить происходившие волнения присутствием войск Соединенных штатов; всякий раз, когда ко мне обращался кто-либо с предложением использовать американские войска, я отвечал, что американские войска не будут принимать участия в этих распрях и не будут использованы для защиты одной из спорящих сторон. Японцы и казаки, являвшиеся лишь марионетками в руках первых, надеялись поставить Соединенные штаты в такое положение, при котором американские войска в Сибири подвергнутся нападению большевиков, после чего я буду вынужден выступить. Это избавило бы их от значительной части затруднений.
25 февраля 1919 г. я телеграфировал в Вашингтон следующее: «Генерал Романовский, представитель Колчака, вчера сообщил мне, что в настоящее время русский народ отчетливо разделился на два лагеря; колчаковцы считают, что всякий, кто не с ними, тот против них, что они должны драться за свое существование и предполагают, независимо от союзников, принять в отношении своих врагов в Восточной Сибири такие меры, которые они сочтут необходимыми». Это было правильной оценкой положения. В тот же день представители земства сообщили мне: «Средний класс резко отрицательно относится к вновь сформированным русским войскам, которые мучат и притесняют народ; это чувство негодования может распространиться и на союзников, ибо народ считает, что все эти факты не имели бы места, если бы в Сибири не было союзнических войск».
В феврале ко мне пришло 6 чел. крестьян. Они все были из Ольгинского округа, находившегося вдалеке от железной дороги, в крайнем восточном углу Сибири. Они сообщили мне, что русские белые войска, будучи не в состоянии найти нужных им людей, начали избивать женщин ружейными шомполами. Крестьяне сказали мне, что женщин били по спинам, до тех пор, пока тело не превратилось в куски обнаженного мяса. Говоривший со мной крестьянин прибавил: «Мы не хотим, чтобы вы верили нам на слово, пошлите офицера расследовать это дело, и пусть он возьмет с собою японского и английского офицеров. Мы покажем им многих женщин, которые были жестоко избиты этими войсками Колчака».
Я получил официальное подтверждение рассказа крестьян и в соответствии с этим в моем официальном донесении отметил: «Русские войска, совершающие подобного рода акты, являются частью войск Иванова-Ринова, которые, как я думаю в силу вышеприведенных мною соображений, вооружены, снаряжены и оплачиваются отчасти Японией».
Во всех странах мира, будь то страна цивилизованная или нецивилизованная, население всегда принимает все возможные меры самозащиты от подобного рода бесчеловечного и жестокого обращения. Среди крестьянства Восточной Сибири царило величайшее раздражение против Японии, так как каждый знал, что эти зверства совершались русскими в японской зоне и под защитой японцев; это чувство озлобления русского народа не могло до известной степени не относиться и к Соединенным штатам, так как последние заявили во всеуслышание, что они пригласили Японию послать совместно с ними свои войска в Сибирь. Мои донесения в Вашингтон были полны сообщений об этих ужасных жестокостях; но ни мне, ни населению Сибири не было известно, чтобы со стороны Соединенных штатов последовало по адресу Японии хотя бы одно слово протеста.
