…я никогда не был в состоянии определить, кто именно и почему именно был большевиком. По представлениям японцев и их наемников в Сибири большевиками были все русские, которые добровольно не взялись за оружие и не сражались на стороне Семенова, Калмыкова, Розанова и Иванова-Ринова, т. е. таких преступных типов, хуже которых не знает история преступности Соединенных штатов. По мнению англичан и французов большевиками были все те русские, которые не взялись добровольно за оружие, чтобы бороться на стороне Колчака. Следует отметить, что в то время ни одно государство во всем мире не собиралось признать ни одного из вышеперечисленных лиц или кого-либо другого в качестве фактической или юридической главы того или иного русского правительства.
[Читать далее]...
Заместитель председателя местной земской управы, издатель местной газеты и еще два человека были в ночь на 2 марта 1919 г. арестованы во Владивостоке русскими белыми войсками по распоряжению Иванова-Ринова; в 5 час. утра их отправили в арестантском вагоне на запад. Во Владивостоке все отлично знали, что эти четверо арестованных были посланы к Семенову и что там над ними будет учинена расправа.
Вскоре после того как эти люди были отправлены в западном направлении, жены трех из них пришли в американскую главную квартиру и заявили о своем желании повидать меня. Я велел офицеру, доложившему мне об их приходе, передать им, что я ничего не могу сделать и ничем не. могу помочь в их деле. Однако эти женщины не удовлетворились переданным им ответом и отказались покинуть помещение штаба, до тех пор пока не увидятся со мною. На следующее утро, когда я встал в обычное время и прошел в служебные комнаты штаба, я увидел этих женщин, которые все еще меня дожидались. Я подошел к ним и сказал, что мы не можем принимать участие в распрях русских друг с другом. Я был удивлен спокойствию этих женщин и их самообладанию. Та женщина, которая вела со мной разговор, выслушала меня и затем совершенно спокойным тоном заявила, что, поскольку союзники отвечают за порядок в городе, население Владивостока считало себя в безопасности от подобного рода зверств. Затем она прибавила: «Здесь будет восстание, и мы все хотим, чтобы вы и союзники продолжали придерживаться вашей политики невмешательства». Она заявила мне, что представители тех реакционных русских кругов, которые совершили это преступление, получили оружие от союзников, но что население сумеет расправиться с ними, если союзники не будут этому мешать.
…я в конце концов заявил Чарльзу Эллиоту, что прекрасно понимаю его желание знать, как я отнесусь к вопросу о защите американскими войсками Иванова-Рипова и Хорвата; мой ответ сводился к тому, что Иванов-Ринов — закоренелый убийца, что Соединенные штаты не имеют привычки брать под свою защиту убийц, и что я также не намерен делать этого; если они хотят, они могут привести Иванова-Ринова к американскому главному штабу и повесить его здесь, рядом со штабом, на телеграфном столбе: ни один из американских солдат пальцем не шевельнет, чтобы оказать помощь Иванову-Ринову.
...
Мне известно, какие деловые требования предъявлялись при поступлении на службу на русские железные дороги, по бесспорно все они должны были являться или горячими сторонниками Колчака, или же настолько скрытными людьми, чтобы никто не подозревал, за кого они стоят. Это было весьма опасно. Вскоре агенты всех станций оказались сторонниками Колчака.
…
Большинство населения Сибири получило от работы этих железных дорог почти такую же пользу, как жители Либерии. Не всегда рядовой американский гражданин может убедительно доказать, является ли он демократом или республиканцем. Не менее трудно для обыкновенного русского показать, является ли он большевиком или антибольшевиком. А между тем, для того чтобы русский мог проехать но железным дорогам или провезти мешок муки, его добропорядочность должна была стоять вне подозрений.
…
Как только войска приступили к охране железных дорог, сразу все сторонники Колчака начали пользоваться покровительством союзных войск. Его сторонники жили в городах, расположенных вдоль железных дорог, и войска не допускали вооруженных столкновений в этих городах.
Фактически эти железные дороги превратились в колчаковские железные дороги, финансируемые союзниками. Если какой-нибудь русский, не симпатизирующий Колчаку обращался к железнодорожной станции, чтобы проехать по железной дороге или перевезти груз, ему грозила серьезная опасность потерять жизнь или свободу.
…
Британский и французский консулы и американский генеральный консул в Сибири Гаррис делали все, что могли, для того чтобы помочь Колчаку…
…
Люди, которые поставили у власти адмирала Колчака, — по крайней мере те из них, которые были русскими, — фактически принадлежали к бывшим должностным лицам царского режима или к монархическим кругам.
…
После заключения перемирия уже не делалось никаких попыток скрыть тот факт, что союзные войска стремятся уничтожить большевизм. В самом деле, это — единственное, что может оправдать пребывание иностранных войск в Сибири.
…
По моему мнению я был единственным военным представителем в Сибири, который подвергся упреку за сношение по весьма неотложному для американцев делу с лицом, претендовавшим на представительство «верховного правителя» России, никогда и никем непризнанного в качестве главы правительства.
…
Некоторые генералы Гайды указывали, что причина их незадач на фронте обусловливалась недобросовестностью снабженческой службы. Гайда послал офицера проконтролировать отправку предметов снабжения из Екатеринбурга и сравнить с тем, что прибудет в Пермь. Вот эти сведения:
Предметы снабжения, доставленные к месту назначения (в процентах к количеству отправленного)
Овощи, консервированные и свежие - 100%
Табак для выдачи - 82%
Сахар для войск и для продажи офицерам . 73%
Фураж - 90%
Мясо - 40%
Обмундирование - 65%
Обувь - 35%
Мука - 45%
Эти крупные недостачи были обнаружены в течение трех месяцев и только на участке дороги между Екатеринбургом и Пермью.
Гайда принял в связи с таким недобросовестным ведением дела суровые меры, некоторые офицеры были преданы военному суду и получили отставку.
Следовало ожидать, что русские, а в особенности высшее офицерство колчаковской армии, окажут поддержку Гайде в его попытке вырвать с корнем недобросовестные элементы в армии. Но в Сибири существовала общая уверенность в том, что мероприятия Гайды вызвали враждебное отношение к нему русских и сыграли большую роль в его окончательном разрыве с Колчаком.
Наибольшее количество обмундирования для мобилизованных русских доставили британцы. Ген. Нокс утверждал, что британцами было передано колчаковским войскам 100 тыс. пар обмундирования.
Эта цифра частично подтверждается количеством людей в Красной армии, носивших британскую форму. Ген. Нокс чувствовал отвращение к красным, одетым в британскую форму; позднее ему было сообщено о необходимости заявить, что британцы ничего больше не дадут Колчаку, так как все, чем они снабжают, попадает в руки большевиков. Люди, находившиеся в Красной армии и одетые в британскую форму, были собственно говоря именно теми, кому выдавалась эта форма, когда они служили в колчаковских войсках. Подавляющее большинство этих людей не желало сражаться за Колчака.
Методы, которыми пользовался Колчак при мобилизации, вызывали трудно подавляемые волнения. Сибиряки шли на службу, гонимые страхом не перед врагом, а перед своими собственными войсками. В результате, как только их вооружали и одевали, они дезертировали полками, батальонами и в одиночку к большевикам.
9 апреля 1919 г. я сообщал:
«Численность так называемых большевистских банд в Восточной Сибири возрастает в связи с приказом о мобилизации и чрезвычайными мерами, принятыми для ее выполнения. Крестьяне и рабочие не желают сражаться за колчаковское правительство».
...
...
Из всех областей Восточной Сибири, где находились американские войска, получались сообщения об убийствах и истязаниях мужчин, женщин и детей. Сообщения о подобных насилиях поступали и в главную американскую квартиру от крестьян из деревень. Я считал, что эти сообщения, получаемые от офицеров американской армии, были достоверны, так как, прежде чем передавать их в главную квартиру, офицеры лично проверяли их. Сообщения крестьян о жестокостях не противоречили сообщениям офицеров армии, ввиду чего я относился к ним с полным доверием. Я никогда не мог понять психологии тех людей, которые надеялись подобными действиями установить прочное правительство в Сибири. Колчаковские сторонники, совершавшие эти жестокости, знали, что их правительство, — собственно только видимость правительства, — не просуществует и месяца без поддержки иностранных штыков.
…
В то время как британцы снабжали колчаковские войска обмундированием, Соединенные штаты через Красный крест также производили снабжение колчаковских войск. Как уже говорилось раньше, д-р Теуслер, глава американского Красного креста, не был настроен доброжелательно к стремлениям русского народа. Я огорчен, что мне приходится отмечать этот факт, но справедливость требует признания, что американский Красный крест в Сибири действовал как агент по снабжению Колчака.
…
Американский Красный крест представлял госпитали исключительно для колчаковцев и за все время пребывания в Сибири д-ра Теуслера фактически действовал как агент по снабжению Колчака.
…
Красноярск я вспоминаю с глубокой печалью, так как в нем был расположен концентрационный лагерь для германских и австрийских пленных. Я чувствовал в то время, что обращение с этими людьми являлось позорным пятном для современной цивилизации, так как русские не могли кормить их, но и не выпускали их на свободу…
8 Красноярске я узнал кое-что о ген. Розанове, с которым я пытался завязать отношения во Владивостоке.
Этот человек выпустил 27 марта 1919 г. следующий приказ по своим войскам.
«1. Занимая селения, которые ранее были заняты бандитами (партизанами), требовать выдачи вожаков движения; в тех селениях, где окажется невозможным их найти, но будут достаточные основания предполагать их присутствие, расстреливать каждого десятого из населения.
2. Если при проходе войск через город, население не будет осведомлять (при возможности делать это) о присутствии противника, на всех без исключения должна быть наложена денежная контрибуция.
3. Селения, жители которых встретят наши войска с оружием в руках, должны быть сожжены дотла и все взрослое мужское население расстреляно; имущество, дома, телеги и т. д. должны быть использованы для нужд армии».
Мы узнали, что Розанов имел заложников и за каждого убитого своего сторонника убивал десять из них. Он говорил об этих практиковавшихся им в Красноярске методах, как о необходимых, для того чтобы держать население в ежовых рукавицах, но он объявил о своем намерении сбросить рукавицы, когда поедет во Владивосток, и ввести другие методы управления, чем те, которые он применял по отношению к красноярскому населению. Таковы были деяния сторонников Колчака, в то время, когда их поддерживали иностранные войска.
...
...
Розанов представлял собой третью одиозную фигуру из известных мне в Сибири, хотя он никогда не мог вполне достигнуть того предела, которого достигли Калмыков и Семенов.
...
Назначенный Колчаком губернатор Томска встретил нас и был очень любезен; когда Моррис спросил, что думает население о колчаковском правительстве, он ответил, что население не доверяет должностным лицам, окружающим Колчака.
В течение всей этой поездки Моррис и я получали — и путем личного собеседования и через наших переводчиков—информацию относительно той позиции, которую занимало население к колчаковскому правительству. В день нашего отъезда из Томска или на следующий день Моррис сказал мне: «Вас и меня весьма порицают за наше отношение к колчаковскому режиму; постоянно повторяют, что мы руководствуемся дальневосточной обстановкой, но что как только мы отправимся на запад, за Иркутск, мы найдем совершенно другую обстановку. Однако никто из тех, кого мы спрашивали и кого спрашивали наши переводчики, не сказал ни одного хорошего слова о колчаковском режиме.
...
Бои, происходившие в Сибири, обусловливались стремлением значительных групп рабочих и крестьян, — из которых некоторые вероятно руководились большевиками и были известны под названием «партизан», — защитить себя и свои семейства от жестокостей, совершавшихся колчаковскими войсками.
…
После приезда посла Морриса один из членов колчаковского правительства сказал: «Сукин прибег к другому способу спасения России: мы находимся накануне признания».
Сукину сообщали, как это часто делается по отношению к министрам иностранных дел, что Колчак будет признан иностранными правительствами, и каждый вечер колчаковские министры заседали, чтобы обсудить вопросы, которые должны были быть обсуждены на следующий день па официальном совещании союзных представителей и колчаковских министров.
Вопрос о финансировании и восстановлении железных дорог в Сибири являлся важным вопросом, требовавшим обсуждения со стороны иностранных и русских представителей. Полк. Эмерсон находился в это время в Омске и говорил мне, что русские сами не знают, что они имеют. Он рассказал мне, что однажды русские запросили у него некоторые материалы, — кажется это была медь. Он знал, что вдоль Сибирской железной дороги этот материал имелся в количестве, могущем удовлетворить потребность в нем в течение 40 лет. На этот запрос он ответил русским, что они не нуждаются в просимом материале, и этого было достаточно для них, чтобы принять по отношению к нему свою обычную враждебную позицию.
Моррису было предписано заявить:
«Если омское правительство окажется способным удержать фронт, мы сможем вероятно признать его». Ген. Нокс, который знал моральное состояние, устойчивость и боеспособность войск Колчака значительно лучше, чем посол Моррис, сказал, «что его правительство не может ни в какой форме оказать военную помощь и что он не может даже сообщать об этом в Лондон, так как все, чем снабжаются колчаковские войска, попадает в руки красных». С целью установить, могут ли колчаковские войска удержать свои позиции в августе 1919 г., я попробовал познакомиться с присланными мне рапортами. В одном из них говорилось следующее: «Следует считать, что к 1 июля сторонников омского правительства за исключением чиновничества и военных было менее 1% населения; сторонников красных около 45%; социалистов-революционеров около 40%; принадлежащих к другим партиям — около 10%, а 5% можно отнести за счет военных, чиновничества и сторонников Колчака». Начиная с этого времени и вплоть до падения омского правительства, армия Колчака представляла собой бегущую толпу.
...
...
За 4 часа до приезда в Ишим мы были остановлены у маленького городка; появилось большое количество колчаковских офицеров, заявивших капралу, которому была поручена охрана поезда, что они берут поезд для военных надобностей и очень сожалеют, что мы должны его покинуть.
Капрал решил, что он может сам справиться с этим делом, не докладывая мне, и, выполняя свой план, приказал охране зарядить винтовки. Он заявил русским офицерам, «что если они что-нибудь предпримут, в городе будет такое количество мертвых русских офицеров, какого никогда не видели».
В результате этого заявления мы беспрепятственно доехали до Ишима.
…
Поведение командующего обнаруживало явным образом, что было нечто такое, чего нельзя было нам показывать, чего мы не должны были знать. Мы подозревали, что русская армия, о которой так много говорилось, была в большей или меньшей степени мифом.
…
Мы искали колчаковскую армию, но во время нашей поездки встретили только трех русских солдат.
Русский командующий в Петропавловске не был извещен о нашем предполагаемом приезде, так как ожидалось, что нас задержат в Ишиме. Когда я встретился с этим русским генералом, он обнял меня и оказался очень гостеприимным. Я спросил, где находятся его войска, на что получил ответ, что у него их нет. Я спросил, каким же образом можно рассчитывать на начало наступления через две недели, когда нет войск. Он заявил, что, если предполагается наступление, то я больше осведомлен об этом, чем он. Мы отправились в Петропавловске на станцию, чтобы посмотреть на то скопление народа, о котором мне говорил Дитрихе. Там находилось небольшое количество солдат-грузчиков, достаточное для нужд небольшого гарнизона, но их нельзя было характеризовать как «скопление народа». Мне стало ясно, насколько распространена была ложь в определении сил Колчака.
Эта ложь являлась частью системы, проводимой для получения денег от Соединенных штатов, чтобы помочь Колчаку уничтожить большевизм.
…
…действительность же была такова, что убеждала всякого, исключая генерального консула Гарриса, в том, что падение Колчака - неминуемо.
7 августа, до моей поездки в Ишим, я телеграфировал Военному департаменту из Омска:
«Колчаковские войска продолжают отступать, и это производит впечатление такой деморализации, что надежда на реорганизацию армии и возобновление наступления может основываться только на слабости большевиков и отсутствии у них желания продвигаться на Омск, чего я не могу предполагать. Весьма достоверные сообщения подтверждают указания о том, что офицеры покидают войска и бегут в тыл, штабные офицеры предупреждают в этом бегстве строевых, а солдаты бросают свое оружие и амуницию, в некоторых случаях тяжелую одежду, с тем чтобы быстрее, двигаться в тыл. Я не мог обнаружить никакого энтузиазма по отношению к колчаковскому правительству».
10 августа полк. Сарджент, который замещал меня во Владивостоке во время моей поездки в Омск, телеграфировал Военному департаменту: «Ген. Гайда, прибывший 8 августа из Омска, заявил в интервью следующее: «Колчаковское правительство не может удержаться у власти, и если союзники будут помогать ему, это будет величайшей исторической ошибкой. Правительство делится на две различные части: одна — выпускает прокламации и распространяет сообщения для иностранного потребления о благожелательном отношении правительства к созыву Учредительного собрания и готовности осуществить его созыв, другая часть тайным образом строит планы и заговоры с целью восстановления монархии. Это заметно только тем, кто является частью правительства. Лицемерное правительство пытается убедить крестьян, что их задача заключается в предоставлении продовольствия, и ищет психологического момента для восстановления монархии. Колчак окружил себя офицерами старого режима, спасение которых в будущем зависит только от восстановления монархии». После моего возвращения из Ишима, 18 августа, я сообщил по телеграфу следующее: «Адмирал Колчак заявил послу Моррису, что сибирская армия отводится на р. Ишим, будет там реорганизована и может выступить против большевиков. По дороге в Ишим мы видели приблизительно тридцать поездов, которые были использованы для целей эвакуации. Все поезда были наполнены солдатами, которые очевидно возвращались с фронта. Мы насчитали 5 тыс. солдат. Можно было видеть несколько винтовок, но было ясно, что эти солдаты не представляют собой организованной группы, а возвращаются в индивидуальном порядке. Несколько семипалатинских казаков прибыло из Екатеринбурга в Петропавловск. Я говорил с ними, и они заявили, что пехота колчаковской армии не хочет сражаться, что казаки устали выполнять в сражениях все роли и теперь находятся на пути к дому».
В докладе от 26 сентября после моего возвращения во Владивосток я писал:
«Тот факт, что колчаковские силы тают, подтверждается многими из тех, кого я позже видел в Омске. Полк. Грей, командовавший штурмовой бригадой колчаковских войск, рассказал нам о положении, создавшемся среди русских войск. Трудно вообразить более тяжелое положение, чем то, которое он обрисовал. Он заявил, что за последние шесть недель вряд ли было хотя бы одно сражение, что армия распадается и что по отношению к населению солдаты ведут себя хуже, чем когда-либо вели себя большевики; что фактически каждый солдат обладает лошадью и телегой, которые. он отобрал у крестьян; что солдаты производят реквизиции, где им вздумается, иногда выдавая, а чаще и не выдавая расписок».
Это сообщение относится к периоду времени перед 20 августа, хотя мой доклад не был написан до моего возвращения во Владивосток. В этом докладе от 26 сентября я сообщал: «В качестве показателя отношения населения к колчаковскому режиму сообщаю, что в Омске меня посетил ген. Иванов-Ринов и сказал, что, как только они разобьют большевиков, весь личный состав министров Колчака будет изменен; что они не имеют точки соприкосновения с населением; что население не доверяет министрам и что Колчак хочет отделаться от них». В связи с этим я спросил Иванова-Ринова, позволят ли они ему оставаться у власти, и он ответил: «Да, если он будет склонен удовлетворить желания населения».
…
Когда мы были в Омске, мы услышали, что в Колумзино (у Омска, по другую сторону реки) прибыл поезд. Посол Моррис, полк. Эмерсон и я отправились ознакомиться с теми условиями, в которых находились люди с фронта, заболевшие тифом. Мы нашли этих больных и раненых помещенными в товарные вагоны, не имеющие никаких специальных приспособлений. Многие из этих людей были слишком больны, чтобы обслуживать себя, а на 5—б тыс. чел. имелась всего-навсего одна сестра милосердия. Совершенно не было организовано дело с питанием, и только весьма ограниченное количество воды подавалось в манерках. Не предусматривалось никакой помощи тяжелобольным, когда они отдавали дань природе.
Мы заглянули в первый товарный вагон и увидели там двух мертвых людей и умирающего третьего, голову которого держал его больной товарищ, стараясь дать ему глоток воды. Многие из больных собирались с силами и выползали из вагонов, но затем силы им изменяли, и они валялись около поезда беспомощной массой человеческих тел.
Так как эти люди действительно отдавали свою жизнь, сражаясь за Колчака, можно было ожидать, что какие-нибудь сторонники Колчака — мужчины или женщины или те и другие вместе — предоставят комфорт и помощь этим брошенным на произвол судьбы, умирающим людям. Было прискорбно видеть этих несчастных, предоставленных самим себе.
Когда мы вернулись в Омск, полк. Эмерсон и я отправились в парк. Там была целая банда гуляк; мы насчитали до тысячи танцующих. Эта веселящаяся толпа находилась в расстоянии не больше двадцати минут ходьбы от места, где умирали солдаты, умирали во многих случаях несомненно из-за отсутствия ухода за ними.
…
Сукин сказал моему информатору, что Колчак не желает расширять железнодорожное соглашение, пока Соединенные штаты не признают Колчака, не предоставят финансовой помощи в размере 200 млн. долларов и не пошлют 25 тыс. американских солдат для замены чехов. Он указал дальше, что Моррис согласился не делать окончательного вывода относительно их нежелания расширить межсоюзническое железнодорожное соглашение до окончательного решения Вашингтоном вопроса о признании, финансовой поддержке и посылке американских войск. Всякий, знавший настроение Конгресса Соединенных штатов в то время, мог считать подобный условный ответ о признании равносильным ответу о непризнании. Во всяком случае — и к счастью для Соединенных штатов — Колчак признан не был. По моему мнению, ни в какой период колчаковского режима признание не помогло бы ему.
…
В то время было широко известно, что Семенов учредил нечто, называвшееся «станциями смерти», и открыто хвастался, что не может ночью уснуть, если не убьет кого-нибудь в течение дня. Мы остановились на маленькой станции, и к нам в вагон зашли два американца из отряда по обслуживанию русских железных дорог. Они рассказали нам об убийстве русских, произведенном семеновскими солдатами за два-три дня до нашего приезда в товарном вагоне, в котором находилось 350 чел. Я не помню, были ли в поезде только мужчины или же мужчины и женщины.
Наиболее существенное из рассказа этих двух американцев следующее: «Товарный поезд с арестованными прошел мимо станции, к месту, где, как широко было известно, производились казни. Служащие отряда отправились к месту казни, но были остановлены семеновскими солдатами. Через 1 ч. 50 м. пустой поезд вернулся на станцию. На следующий день двое служащих пошли к месту убийства и увидели доказательства массового расстрела. По патронам, разбросанным на земле, было видно, что арестованные были убиты из пулеметов, так как пустые патроны были свалены в куче, как это бывает при пулеметной стрельбе. Тела были сложены в две ямы, которые были засыпаны свежей землей. В одной яме тела были засыпаны совершенно, в другой — остались незасыпанными много рук и ног».
…
Фактически контролируют железные дороги русские военные круги. Они осуществляют это через станционных комендантов и местные контрольные советы. Эти должностные лица не пропускают на участки ничего, что не предназначено для сторонников Колчака, и оправдывают свои действия надоевшими криками о большевизме. Железнодорожное же соглашение подразумевает, что управление железной дорогой осуществляется Техническим советом, предусмотренным в союзном соглашении». Упомянутые военные должностные лица были назначены Колчаком и он не желал увольнять их, несмотря на то, что на железной дороге происходили скандалы и брались взятки. Полк. Эмерсон говорил мне, что эти станционные коменданты требуют 40 тыс. рублей сверх обычного фрахта за правильную доставку одного груженого товарного вагона из Владивостока в Омск.
Один русский генерал во Владивостоке отказался от места на Забайкальской дороге, на котором получал 3 тыс. рублей в месяц, по той причине, что ему и его семье этого не хватало, а приехав во Владивосток, он занял место во Владивостокском контрольном совете без всякого жалования.
Когда я был в Иркутске, мне рассказывал второй помощник Стивенса, полк. Лантри, что для отправления в различные пункты Сибири в Иркутске имеется 13 500 т товаров, а в Сретенске 27 тыс. т. Эти товары состояли главным образом из соленой рыбы в бочонках, которая является основной пищей необеспеченных кругов русского населения, весьма нуждавшегося в ней. Местный контрольный совет отказывался выдать ему хотя бы один пуд этой рыбы. Позже полк. Лантри сообщал мне, что вся эта рыба испортилась и была выброшена в реку.
В то же самое время консервированная амурская семга токийской фирмы Сэйль и Фразер беспрепятственно провозилась через эти города. Консервированная семга была значительно дороже и не столь необходима для необеспеченных слоев населения. Причиной, почему эти местные контрольные советы в Иркутске и в Сретенске не позволили полк. Лантри провести эту рыбу, заключалась конечно в том, что никто не хотел дать им взятку за разрешение перевозки. Члены контрольных советов, являвшиеся представителями колчаковского военного командования, были индифферентны к нуждам неимущего населения.
…
Все союзные представители и представители Государственного департамента Соединенных штатов определенно стояли за Колчака, и чем безнадежнее становилось его положение, тем более жестокими становились его сторонники по отношению ко всякому, кто не оказывал ему помощи. Соединенные штаты, Англия, Франция и Япония могли бросать достаточно средств, чтобы железные дороги работали; достаточно солдат, чтобы охранять их,— все для блага Колчака. Но после ужасных эксцессов, совершенных его сторонниками и теми, кто оказывал ему поддержку, никакая власть на земле не могла бы побудить крестьянина бороться на стороне Колчака.
Другая большая несправедливость по отношению к железнодорожным рабочим обусловливалась падением ценности рубля в сентябре 1918 г. без повышения заработной платы. Я подсчитал заработную плату персонала, обслуживавшего поезда в период пребывания у власти Колчака. Для кондукторов, машинистов и поездной прислуги их помесячная заработная плата исчислялась в 3 доллара 75 пенсов. Это — средний заработок, с незначительными колебаниями в ту или другую сторону. Это было лучше, чем ничего, потому что, если они бросали железную дорогу, они не могли получить никакой другой работы.
Однажды, когда рабочие начали стачку за повышение заработной платы, колчаковская администрация назвала это большевизмом и предала казни некоторых вождей стачки.
Я сомневаюсь, чтобы можно было указать за последнее пятидесятилетие какую-либо страну в мире, где убийство могло бы совершаться с такой легкостью и с наименьшей боязнью ответственности, как в Сибири во время правления адмирала Колчака. В качестве примера жестокости и беззаконий, практиковавшихся в Сибири, приведу один типичный случай, происшедший в Омске, в столице Колчака, 22 декабря 1918 г., ровно через месяц и четыре дня, после того как Колчак сделался «верховным правителем». В этот день произошло восстание рабочих в Омске против колчаковского правительства. Революционеры, добившись частичного успеха, открыли тюрьмы и позволили бежать 200 заключенным. Среди них было 134 политических заключенных, включая несколько членов Учредительного собрания. В тот же день колчаковское военное командование в Омске издало приказ, призывающий всех бежавших вернуться в тюрьму и указывающий, что в случае отказа вернуться в течение 24 часов — они будут при обнаружении расстреляны. Все члены Учредительного собрания и некоторые другие важные политические заключенные возвратились в тюрьму. Ночью несколько колчаковских офицеров взяли членов Учредительного .собрания из тюрьмы, сказав им, что они везут их на суд за предъявленные к ним обвинения, и расстреляли и казнили их всех. Офицеры не понесли никакого наказания за это жестокое и беззаконное убийство. Благодаря сибирским условиям подобные жестокости было легко скрывать от гласности.
Иностранной прессе постоянно сообщалось, что большевики — это те русские, которые совершают ужасные эксцессы, причем подобная пропаганда была так широко распространена, что никто никогда не поверил бы, что эти жестокости были совершены над большевиками.
Полк. Морроу, командующий американскими войсками на Забайкальском секторе, сообщал о жестоком, бессердечном и почти невероятном избиении Семеновым целого селения.
Когда войска Семенова приблизились к селению, жители повидимому пытались спастись из своих домов бегством, но семеновские солдаты расстреливали их — мужчин, женщин и детей, словно охотясь за кроликами, и оставили их тела там, где они были убиты. Они расстреляли не одного, а всех, кого нашли в селении. Полк. Морроу пригласил одного японского и одного французского офицера отправиться вместе с офицером американской армии, чтобы обследовать это массовое убийство, и все, о чем я сейчас рассказываю, в существенной своей части содержится в докладе, подписанном американцем, французом и японцем. В дополнение к вышеуказанным избиениям эти офицеры сообщили, что они обнаружили тела четырех или пяти человек, которые очевидно были заживо сожжены. Понятно, можно изумляться, какова могла быть цель совершения подобных ужасных убийств. Цель эта сходна с той, которую ставят люди, ведающие местами заключения, держа кровожадных собак и прибегая к другим средствам, чтобы терроризировать заключенных и предотвратить попытки к бегству. Жители Сибири, которые приносились в жертву, не являлись пленниками, но те, кто был ответствен за террор, считали, что все русские должны но крайней мере поступать так, как будто они совершенно добровольно поддерживали Колчака. Такое обращение иногда достигало временного успеха, препятствуя распознаванию действительного настроения населения.