Иногородние своей земли не имели, батрачили у богатых казаков или занимались ремеслами. Казаки глумились над ними: "Вы, гамселы, босяки, живете на наших животах..." Иногороднюю молодежь не допускали на гулянки казачьей молодежи. Девушку-казачку не выдавали замуж за иногороднего парня. Даже школы были разные: для казаков - пять лет обучения, для иногородних - три года обучения. Казачье сословие создали из русских и украинцев, но в нем воспитали злое пренебрежение и к тому и к другому народу. Неприязнь казаков к иногородним часто затмевала классовую вражду среди казачества.
Далее следует рассказ о том, как автор в возрасте восьми лет пошёл с двенадцатилетним братом из одной станицы в другую.
...издали к нам шла подвода.
Решили подождать. До подводы оставалось еще шагов триста, когда Прокофий не выдержал, вскочил, побежал навстречу.
- Дяденька, подвезите нас, мы в Нововеличковскую идем, к отцу!
Не отзываясь на просьбы Прокофия, будто бы ничего не видя и не слыша, казак не останавливался. Прокофий побежал рядом.
- Не возьму,- отмахнулся казак,- видишь, грязюка какая, кони пристают.
А кони были гладкие, сытые, сбруя на них - нарядная. Брат стал умолять его, чтобы он хоть маленького, то есть меня, взял.
- И малого не возьму. И пешком дойдете, не старики. Он стегнул по лошадям, те перешли на рысь, из-под колес полетели на нас комья грязи.
У меня навертывались слезы, но я не заплакал. До хутора, отстоявшего от Нововеличковской в семи верстах, было еще далеко, но мы уже потеряли всякую надежду на помощь. Шли теперь очень медленно. Больше отдыхали, чем шли.
И вдруг нас начала догонять еще одна подвода. Той радости, какую вызвала первая, у меня не было, но надежда все-таки затеплилась.
Этот казак был с большими усами и бородой, глаза - строгие, лошади еще крупнее и сильнее, по всему видно - из богатеев богатей.
- Дяденька, мы идем из города в Нововеличковскую, подвезите нас. Мы очень устали и хлеба нет, с самого утра ничего не ели,- начал просить Прокофий.
- Бог даст, дойдете до Нововеличковской, уже недалеко осталось,- ответил тот благостно-густым басом.- Идите с богом.
Принялись мы оба просить, трусцою бежали рядом с телегой.
- Дяденька, подвезите хотя немного, а там сами дойдем.
- Ишь какие племяннички на дороге сыскались! Дяденька да дяденька, подвези да подвези... Сказал, сами дойдете, так не просите.- От его благостности и следа не осталось, глаза сделались злые.
Брат опять стал его уговаривать подвезти хоть меня или дать кусок хлеба.
Мы не ожидали такой бури негодования, с какой он на нас набросился.
- Кусок хлеба дать? А может, и кусочек сальца и кольцо колбаски дать, бисовы души? Заработайте и ешьте... Ишь в каком возрасте побираются - дай Христа ради!
Брань сыпалась при этом ужасная. Казалось, он сейчас изобьет нас. Я притих и стал отставать от подводы, а Прокофий все бежал, прося хлеба. Взбешенный, казак обернулся, взмахнул кнутом, и со свистом кнут стеганул по дороге. Хорошо, что брат успел вовремя отскочить,- удар был очень сильный.
Я закричал и заплакал. Прокофий кинулся ко мне, принялся меня успокаивать, называя казака куркулем, индюком.
- Тише ругай его,- попросил я,- а то он нас убьет.
Подвода удалялась, казак, сидевший в ней, продолжал громко орать на всю степь.
