…хотя на знаменах официально господствующей политической партии, как и до свержения Советской власти, шумно красовались лозунги Учредительного Собрания, всеобщего права и т. п., уже 29 июля 1918 г. сибирское правительство, в лице командующего армией, сделало распоряжение уполномоченным по продовольствию и кооперативным союзам давать товар только тем сельским обществам, которые вынесут постановление о признании сибирской власти. То же самое было сделано и в отношении официальной регистрации административными отделениями окружных судов рабочих профессиональных организаций, хотя в уставах последних вычеркивались даже намеки на «политичность».
25 августа была объявлена мобилизация двух годов крестьян и рабочих, так как добровольческие начала не только не увеличили количественно состава сибирской армии, но, с прекращением выплаты содержания из «нелегальных сумм», весьма многие боевые дружинники дезертировали в более выгодную армию — спекулянтов.
И только в очень немногих районах мобилизуемые солдаты явились к воинским начальникам без соответствующих «шомпольных воздействий».
В сибирские деревни были отправлены отряды офицеров, казаков и бывших военнопленных, причем им поручено было не только «выловить дезертиров» и подчинить «неповинующиеся районы», но и собрать подати, отнять у крестьян оружие и одежду интендантского образца, мобилизовать лучших лошадей, а также «уничтожить на месте» всех местных большевиков.
Начались крестьянские восстания. Большинство сел выносило на своих общественных собраниях постановления не давать сибирскому правительству до Учредительного Собрания ни лошадей, ни податей, ни солдат, ни денег, и о таких постановлениях в некоторых случаях доводилось до сведения правительственных учреждений особыми «ходоками». Чаще всего эти ходоки «задерживались» контрразведками, и, в лучшем случае, их направляли в соответствующий карательный отряд, вместе с которым они и возвращались в свои деревни.
В августе и сентябре произошли крестьянские восстания в уездах: Устькаменогорском, Бийском, Змеиногорском, Славгородском, Мариинском, Канском, Кузнецком, Нижнеудинском и Бодайбо. В некоторых местах (Змеиногорский уезд) повстанцами были уничтожены почти целиком прибывшие к ним карательные отряды. Но очень дорого заплатало крестьянство за свое «неповиновение».
Приказом от 6 сентября атаман Иванов-Ринов не только предоставил право всем начальникам карательных отрядов «расстреливать на месте», но и дал им законные основания вырывать большевизм «с корнем», действуя в каждом отдельном случае в зависимости от своего усмотрения. И только немногие отряды, отправляясь для усмирения в районы, имели в своем составе военно-полевые суды, что служило лучшим признаком.
Садическая поговорка «выписать в расход» нашла себе самое широкое практическое применение. Только в Славгородском и Кузнецком районах в короткий срок было расстреляно и выпорото больше 5.000 человек.
Чаще всего приехавший отряд созывал сельский сход (если у него уже не имелось заранее сообщенных «списков большевиков»), отделял старых крестьян от молодых, предлагал «добровольно выдать всех зачинщиков и большевиков» и в дальнейшем уже действовал в зависимости от «своего настроения и усмотрения»
Достаточным признаком обвинения «в большевизме» служила иногда солдатская шинель, отсутствие креста на груди и иконы в доме и «большая грамотность» заподозренного.
В селе Озеро-Курейском, Бийского уезда, на базарной площади были повешены члены и секретарь волостного земства только за то, что в земской управе был найден красный флаг с надписью «Да здравствует Учредительное Собрание!» В той же волости повешены все бывшие матросы и выпороты все бывшие солдаты запасных полков только за то, что начальник отряда, капитан Андрушкевич, «не любил этот сорт товарищей».
В селе Крутиха, Каменского уезда, отрядом Гольдовича в сентябре было расстреляно несколько крестьян только за то, что они не сумели спеть «боже, царя храни».
В селе Шимонаевском, Змеиногорского уезда, была выпорота и расстреляна целая крестьянская семья за «больную свинью», приготовленную для обеда карательному отряду.
В селе Чумае, Мариинского уезда, и его районе в начале октября были повешены сотни крестьян потому, что они «редко посещали церковные богослужения», и там же расстреляно несколько человек за отказ и неумение «пороть шомполами».
Но в некоторых случаях карательные отряды в способах поисков и вылавливания большевиков отличались еще большею виртуозностью. Достаточно было крестьянину быть богатым и иметь деньги, и его подозревали в большевизме.
Дома и движимое имущество всех «выписанных в расход» карательные отряды чаще всего объявляли «собственностью отряда и боевым призом» и в редких случаях обращали в доход казны.
И только в одном случае сибирское народоправческое правительство предложило командующему армией «наказать превысившего власть начальника» и предать суду начальника Бийского карательного отряда, капитана Сатунина, который, вместе с несколькими тысячами расстрелянных «большевиков» из крестьян, заставил «закопать самих себя» некоторых земских врачей, инструкторов и других лиц, родственных своими убеждениями сибирским эс-эровским министрам.
Но, ознакомившись с «делом» капитана Сатунина, генерал Иванов-Ринов не только не нашел в нем «признаков государственного преступления», но, наоборот, счел долгом высшего военного начальника представить обвиняемого за его «выдающиеся заслуги перед родиной» к чину подполковника и порекомендовал правительству впредь не вмешиваться в распоряжения военных начальников.
Жестокая расправа с крестьянами и непрекращающийся массовый террор в рабочих районах вынудили полуразрушенные организации железнодорожников, уцелевшие от размахов сибирского народоправства, заявить свой протест, и в начале октября месяца была объявлена повсеместная железнодорожная забастовка. Но первые же шаги бастующих рабочих выявили, что среди них нет достаточного числа руководителей и былой согласованной солидарности. Вскоре же забастовка была ликвидирована, увеличив только количество жертв белого террора за счет многих стачечных комитетов и вдохновив еще более к «широким операциям» сибирских атаманов.
…
…пока томские меньшевики и социалисты-революционеры «надеялись», взывая к всероссийскому правительству, по распоряжению атамана Иванова-Ринова, на местах производятся массовые аресты рабочих лидеров и даже просто заподозренных в политической неблагонадежности рабочих, что, в связи с усиленными арестами в формируемых сибирских войсковых частях, вконец заполняет не только все тюрьмы и гауптвахты, но даже местами и учебные заведения, понадобившиеся сибирскому правительству для расквартирования в них иностранных войск.
Чтобы «уменьшить» количество арестантов, не вызывая шума со стороны «культурных заграничных господ», и доказать им безусловную необходимость немедленного введения в жизнь принципа военной диктатуры, командующий сибирской армией, атаман Иванов-Ринов, поручает Волкову, Красильникову и Катанаеву выработать соответствующие «законные» способы ликвидации политических заключенных.
И, спустя несколько дней после этого, т.-е. 20 октября 1918 г., секретным распоряжением соответствующим начальникам гарнизонов приказывается спровоцировать политических заключенных возможностью восстаний и уничтожить их, как бунтовщиков; в некоторые города посылаются даже специальные провокаторы из Омска.
Как и следовало ожидать, гигантски-зверский план уничтожения политических заключенных «на законном основании» почти всеми местными военными начальниками был блестяще выполнен.
Начиная с первого и кончая 12 ноября произошли «восстания» в тюрьмах: Тобольской, Екатеринбургской, Челябинской, Семипалатинской, Омской, Каннской, Ново-Николаевской, Томской, Мариинской, Красноярской и Иркутской, и новые тысячи революционеров были изрублены, повешены и расстреляны отрядами народоправческого правительства, даже без единой жертвы со стороны войск, хотя атамановская печать официально доказывала, что «арестанты во многих случаях первыми нападали на правительственные войска».
И, несмотря на то, что совершенное преступление было бесчеловечно, зверско и кошмарно, а настоящие его инициаторы были всем известны, орган кооперативной и социалистической мысли — «Народная Сибирь», редактируемая членами партии социалистов-революционеров, в номере от 10 ноября 1918 г., холопски оправдывая действия атаманов, уверенно и авторитетно пишет:
«...В пять часов утра в первом исправительном арестантском отделении произошел большевистский бунт…
Общая картина происшествия в приблизительных штрихах такова:
Отмечается организованность восстаний по всем тюрьмам.
Тобольск, Омск. Челябинск пережили ту же самую катастрофу. Делается все по одному, заранее намеченному и выработанному плану, во исполнение предписания комиссародержавцев из столиц. Ведь Ленин открыто заявил, что на борьбу с белыми ассигнуется триста миллионов рублей и посылается штат опытных агитаторов. Волна организованных восстаний докатилась и до Томска...
В ночь на первое ноября в тюрьму вошли солдаты из новобранцев, сочувствующих большевикам.
Бунтари громко кричали по всей тюрьме: «Город захвачен большевиками, и все в их власти...».
Арестантам предложили свободу. Первыми кинулись сидящие в тюрьме красногвардейцы: уголовные в большинстве случаев отказались покидать камеры...
В общем, к утру все было ликвидировано.
На утро открыл действия военно-полевой суд.
Днем следовали но городу, под усиленным конвоем, кучки арестованных...
Порядок всюду царит образцовый.
Установлена связь большевиков с уголовными. Это, пожалуй, единственная надежда и опора комиссародержавцев, не брезгающих ровно никакими средствами для достижения своих преступных целой».
А под напев этой эс-эровской, циничной, жестокой и преступной баллады об атамановских действиях настоящая рабоче-крестьянская Сибирь вновь хоронила десятки, сотни тысяч своих лучших, активных, сознательных и развитых сыновей, замученных преждевременной, ненужной, мучительной смертью.
Иностранные хозяева особыми знаками отличия наградили своих сибирских агентов «за распорядительность и храбрые качества». И вполне согласились с необходимостью ускорить объявление начала единоличной военной диктатуры.
…
В ноябре месяце почти вся Сибирь горела десятками тысяч костров, поджигаемая и уничтожаемая атамановскими и иноземными карательными отрядами.
А на помощь сибирскому атамановскому народоправчеству с востока двигались и шли все больше и больше иностранные штыки, приветствуемые цветами, хлебом-солью, парадами и колокольным звоном.
В Западной Сибири крепко осели чехо-словаки и сербы; в Восточной и Средней — поляки, румыны и итальянцы; на Дальнем Востоке — японцы, американцы и др.
18 октября, под напором японских войск, пал г. Благовещенск; Советской власти не стало во всех городах Сибири.
Белая и черная Сибирь торжествовала, шумно и крикливо оттеняя свое единение и силу.
И в «покоренных» местах народ испуганно, растерянно съёжился, застонал и пытливо насторожился из своих деревень и городских бараков и лачуг в сторону Советской России.
Даже там, где еще не побывали со своими нагайками, шомполами и виселицами народоправческие карательные отряды, появились недовольные и протестующие.
В самых далеких углах темной, безграмотной сибирской тайги мужики заговорили о «политике», о былых и настоящих «барских розгах», о «немилосердии начальства». И до того политически безграмотная, наивная таежная Сибирь стала задумываться и обсуждать политические государственные вопросы. Местами она начала «жаловаться» своим мобилизованным в армию, в наивности своей думая, что солдаты «ближе» к «начальству», от которого зависит улучшение их бытья-житья, и совершенно не подозревая, что этим только ухудшается положение, вызывая со стороны сибирских атаманов еще более кошмарные способы «предупреждения, пресечения и обращения».
Но выпоротая, сожженная, разграбленная, деревенская Сибирь далеко не всегда и не везде покорно склоняла свою голову. В своей лучшей, молодой, решительной и активной части она присоединилась к бежавшему из города рабочему, а из армии — солдату, и, равняясь фронтом по русской Красной армии, объявила сибирскому народоправству смертную войну.
Хотя эта война на первых порах была очень неудачна для рабоче-крестьянской Сибири и унесла у нее сотню тысяч лучших жизней, разбила очень много родных очагов и семейств; хотя сибирское народоправческое правительство при помощи иностранных штыков и своих атаманов, пользуясь громадным техническим превосходством, «успешно побеждало» вооруженных топорами, дрекольем, самодельными пиками и лопатами русских рабочих и крестьян, и «врагами порядка» и «народоправства» вновь были заполнены не только все тюрьмы, но и все концентрационные лагери, многие театры и школы — тем не менее эта борьба послужила хорошей школой для трудящихся, и всех оставшихся в живых она вдохновила на дальнейшую победоносную войну с иностранно-атамановскими штыками, заставив поверить в свои способности, силу и умение.
Под шомполами, розгами и плетью сознательно росли и духовно крепли новые, убежденные в правоте своих мировоззрений рабоче-крестьянские вожди, лидеры и руководители, а «обеляемые» спины даже зажиточных и мещанствующих крестьян все больше и больше «краснели».
