Владимир Александрович Кухаришин (kibalchish75) wrote,
Владимир Александрович Кухаришин
kibalchish75

Category:

Оттокар Чернин о Брестском мире

Из мемуаров Оттокара Чернина, австрийского министра иностранных дел. Его дневник – одно из многочисленных свидетельств того, что Брестский мир был для большевиков мерой вынужденной, а вовсе не платой за оказанные услуги или выполнением германского задания. Из этого дневника видно, что советские представители отчаянно боролись, отстаивая интересы своей страны.
 
Донесение от 13 июня 1917 года, которое я получил из одной нейтральной страны, гласило:
«Разруху на фронте описывает солдат или офицер Кушин в той же «Рабочей Газете» от 24 мая следующим образом: «Все яснее и отчетливее проявляется страстное стремление к миру и при этом к какому угодно миру, даже к сепарат­ному миру с потерей десяти губерний, избавляющему от страданий войны. Об этом страстно мечтают…»

Описание мирных переговоров в Брест-Литовске я беру из своего дневника…
26 декабря 1917 года
Вечером перед обедом Гофман сообщил русским о германских планах относительно окраинных областей. Положение таково: пока продолжается война на западе, германцы не могут очистить Курляндии и Литвы, ибо не говоря о том, что они хотят удержать их в качестве залога до переговоров о всеобщем мире, эти области являются еще необходимыми для снабжения армии. Железнодорожный материал, фабрики и, прежде всего, продовольствие необходимы, пока длится война. Естественно, что они не могут очистить эти области сейчас…
Русские, конечно, не хотят, чтобы голосование происходило в то время, когда в этих областях еще находятся германские штыки…
27 декабря 1917 года
Русские в отчаянии; часть их хочет уезжать. Они думали, что германцы просто откажутся от оккупированных областей и отдадут их большевикам. Дли­тельные совещания между русскими, Кюльманом и мною…
[Читать далее]Положение все ухудшается. Бешеные телеграммы от Гинденбурга об «отказе» от всего. Людендорф телефонирует каждый час; новые припадки бе­шенства. Гофман очень раздражен. Кюльман «холоден», как всегда. Русские заявляют, что неопределенность немецких заявлений относительно свободы голосования неприемлема. Я заявил Кюль- и Гоф-манам, что я буду идти вместе с ними до конца, но если их усилия не приведут ни к чему, то я вступлю с русскими в сепаратные переговоры, так как ни Берлин, ни Петербург не хотят свободного голосования; Австро-Венгрия же желаете получить наконец мир…
Вечер. Кюльман думает, что завтра будете разрыв или дело наладится.
28 декабря
Настроение вялое…
Мы в конце концов примирились на комиссионной формуле, т.-е. в Бресте должна быть создана комиссия ad hoc, которая должна выработать детальный план…
Русские опять немного повеселели.
3 января 1918 года
В поезде на пути в Брест… получил следующую шифрованную телеграмму от оставшегося в Бресте барона Гауша:
«Правительство русской республики считаете необходимым дальнейшие переговоры вести на нейтральной территории и, со своей стороны, предлагает перенести переговоры в Стокгольм. Что касается отношения к предложениям, высказанным германской и австро-венгерской делегациями в пунктах первом и втором, то правительство русской республики а также и Всероссийский центральный исполнительный комитет советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в полном согласии с высказанным нашей делегацией мнением полагают, что эти предложения противоречат принципу самоопределения наций…»
Я… считаю маневр русских блефом…
Все единогласно заявляют: мир должен быть заключен, но сепаратный мир — без Германии — невозможен.
Но как я этого должен добиться, если ни Германия, ни Россия не захотят образумиться, этого мне никто не сказал.
4 января 1918 года
…настроение, как у нас, так и у германцев было очень подавленное. Не подлежит сомнению, что если русские окончательно прервут переговоры, то положение будет очень тяжелое. Единственное спасение положения в быстрых и энергичных переговорах с украин­ской депутацией, и мы приступили поэтому к этой работе тотчас же днем. Таким образом, есть еще надежда, что в этом отношении в ближайшее время мы добьемся положительных результатов.
Вечером после обеда пришла телеграмма из Петербурга, извещавшая о прибыли делегации вместе с министром иностранных дел Троцким. Было любо­пытно видеть, какая радость охватила германцев, и эта неожиданная и столь бурно проявившаяся веселость доказала, как тяжела была для них мысль, что русские могут не приехать. Нет никакого сомнения, что это означает большой шаг вперед и у нас всех чувство, что мы теперь действительно находимся на пути к заключе­нию мира.
7 января 1918
Утром прибыли все русские под предводительством Троцкого. Они просили тотчас передать, что они извиняются, что не смогут принимать участие в общих трапезах. Да и кроме этого их не видно. И по-видимому, теперь дует совсем другой ветер, чем в последний раз. Германский офицер, привезший русскую делегацию из Минска, полковник барон Ламецан рассказывал интересные детали об этом путешествии. Прежде всего, он утверждает, что окопы перед Двинском совершенно пусты и что кроме нескольких постов там вообще нельзя встретить русских. Далее, что на бесчисленных станциях делегатов ожидали депутаты, единогласно требовавшие мира. Троцкий отвечал всем в высшей степени искусно и дружественно, но это на него производило все более подавляющее впечатление. У барона Ламецана создалось впечатление, что русские делегаты находятся в со­вершенно отчаянном положении, так как они могут выбирать только между двумя возможностями, вернуться или без мира, или со скверным миром…
9 января 1918
Руководясь принципом, что удар является лучшей защитой, мы решили не дать русскому министру иностранных дел даже возможности высказаться, но немедленно предъявить ультиматум.
Троцкий явился с большой речью, но успех нашего нападения был столь велик, что он тотчас просил отложить заседание, так как новое положение требует новых решений. Перенесение конференции в Стокгольм было бы нашей гибелью, так как в этом случае было бы совершенно невозможно устранить оттуда большевиков всех стран и все то, что мы с самого начала с громадными усилиями старались избежать - как бы у нас не были вырваны вожжи и эти элементы не взяли на себя руководство, это неминуемо бы случилось. Теперь нужно обождать, что принесет нам завтрашний день: или победу, или полный крах переговоров.
Троцкий несомненно интересный и ловкий человек и очень опасный противник. У него совершенно исключительный ораторский талант, быстрота и находчивость реплик, которые мне редко приходилось наблюдать и при этом редкая наглость, соответствующая его расе.
11 января 1918
Троцкий сегодня днем совершил тактическую ошибку. В своей доходящей до резкости речи заявил он нам, что мы играем фальшивую игру, мы хотим аннексий и придаем этим аннексиям вид права на самоопределение. Никогда он на это не согласится и скорее прервет переговоры, чем будет их продолжать в таком духе. Если бы мы были честны, то мы позволили бы приехать в Брест представителям Польши, Курляндии и Литвы, чтобы здесь независимо от нашего влияния они высказали свои взгляды. К этому надо прибавить, что с начала переговоров идет спор о том, правомочны ли ныне существующие в оккупированных областях законодательные органы говорить от имени своих народов. Мы отвечаем на этот вопрос утвердительно, русские отрицательно. Мы тотчас же приняли предложение Троцкого пригласить представителей этих народностей в Брест, но присовокупили к этому, что признавая их свидетельства, мы вместе с тем считаем их заявления для нас решающими.
Интересно было наблюдать, как охотно Троцкий взял бы обратно то, что он сказал, но он тотчас же нашелся в новом положении, сохранил свою выдержку и попросил прервать заседание на 24 часа, так как он должен обсудить со своими коллегами вновь создавшееся положение после нашего столь многозначительного ответа.
У Радека вышла ссора с германским шофером, что имело и свой эпилог. Генерал Гофман предоставил русским автомобиль, они пользовались им для прогулок; на этот раз автомобиль не был своевременно подан. Радек устроил шоферу грубую сцену, последний пожаловался и Гофман взял шофера под свое покровительство. Троцкий, по-видимому, признал точку зрения Гофмана правильной, и он вообще запретил всей делегации катание. Они получили свое, получили по заслугам.
Никто не пикнул. Они вообще все трепещут перед Троцким, и на заседаниях в присутствии Троцкого никто не смеет рта открыть.
16 января 1918
…начало беспорядков у нас в тылу сделает совершенно невозможным заключение мира здесь. Лишь только русские представители заметят приближение революции, они откажутся от заключения мира, так как все их расчеты основаны на этом.
20 января 1918
Переговоры привели к тому результату, что Троцкий заявил, что неприемлемые для него требования германцев он передаст на обсуждение в Петербург и вместе с темь категорически обязался вернуться обратно. Он согласен на привлечение представителей окраинных областей только в том случае, если ему будет предоставлено право выбора лиц. Это неприемлемо.
30 января 1918
Нет никакого сомнения, что революционные выступления в Австрии и Германии колоссально усилили надежду у петербуржцев на возможность переворота, и мне кажется, что совершенно невозможно прийти с русскими к какому бы то ни было результату. Со стороны русских явно просвечивает, что они рассчитывают на взрыв мировой революции в ближайшие недели, и их тактика направлена на то, чтобы выиграть время и дождаться этого момента. Заседание не привело ни к какому результату. Кюльман и Троцкий только обме­нялись колкостями.
1 февраля 1918
Как и следовало ожидать, Троцкий на мой вопрос, признает ли он, что украинцы самостоятельно могут вести переговоры о своей границе с нами, ответил категорическим отрицанием.
2 февраля 1918
Грубости, высказанные украинскими представителями петербуржцам сегодня, были просто комичными и доказали, какая пропасть отделяет оба правительства, и что не наша вина, если мы не можем заключить с ними одного договора. Троцкий был в столь подавленном состоянии, что вызывал сожаление. Совершенно бледный, с широко рас­крытыми глазами, он нервно что-то рисовал на пропускной бумаге. Крупные капли пота текли с его лица. Он, по-видимому, глубоко ощущал унижение от оскорблений, наносимых ему его же согражданами в присутствии врагов.
7 февраля 1918
Произошла моя беседа с Троцким. Я взял с собою Граца, который превзошел все мои ожидания. Я начал с того, что сказал Троцкому, что по моему впечатлению мы находимся накануне разрыва и возобновления войны; я хотел бы знать, прежде чем предпринять этот тяжкий по своим последствиям шаг, действи­тельно ли это является совершенно неизбежным. Я поэтому прошу г-на Троцкого мне откровенно и ясно высказать те условия, которые он может принять. В ответь на это Троицкий очень откровенно и ясно заявил, что он отнюдь не столь наивен, как мы, по-видимому, это предполагаем, что он отлично знает, что сила является самым сильным аргументом, и что центральные державы могут отнять у России окраинные области. Он уже неоднократно в заседаниях хотел помочь Кюльману и говорил ему, что вопрос идет не о праве свободного самоопределения народов в оккупированных областях, но о грубых и голых аннексиях, и что перед силой он должен склониться. Никогда он не откажется от своих принципов и никогда он не заявит, что он признает это толкование права самоопределения народов. Германцы могут коротко и ясно заявить, каковы те границы, которые они требуют, тогда он установить перед всей Европой, что дело идет о грубых аннексиях, но что Россия слишком слаба, чтобы сопротивляться. Только Моондзунские острова кажутся для него непереваримым куском. Вслед за этим, и это очень характерно, Троцкий заявил, что он никогда не согласится на то, что мы заключим мир с Украиной, так как Украина не находится больше в руках Рады, но в руках его войск. Украина является частью России, и заключение мира с нею означало бы вмешательство во внутренние дела России. Положение дел, по-видимому, таково, что приблизительно 10 дней тому назад действительно русские войска захватили Киев, но затем были вновь прогнаны оттуда, и Рада теперь вновь держит власть в своих руках. Осведомлен ли Троцкий об этом последнем обстоятельстве или говорить сознательно неправду, трудно установить, но кажется верно первое.
Пропала последняя надежда прийти к соглашению с Петербургом!.. В Берлине схвачен призыв петербургского правительства, в котором оно воз­буждало германских солдат, призывало их к убийству императора и генералов и к братанию с советами. Вслед за этим пришла телеграмма от императора Вильгельма к Кюльману с приказом немедленно прервать переговоры и потребовать кроме Курляндии и Литвы также и неоккупированные области Лифляндии и Эстляндии, — не обращая внимания на право самоопределения народов.
Низость этих большевиков делает переговоры невозможными. Я не могу обвинять Германию в том, что она возмущается таким поведением.
8 февраля 1918
Сегодня вечером должно состояться подписание мира с Украиной. Первый мир в эту ужасную войну. Но сидит ли Рада действительно в Киеве? Василько показал мне телеграмму по аппарату Юза, датированную 6 сего месяца из Киева и адресованную местной украинской делегации, и Троцкий отклонил мое предложение послать в Киев австрийского офицера генерального штаба с тем, чтобы он нам принес аутентические известия. Очевидно, что его утверждение, что боль­шевики являются господами Украины, было только хитростью. Кроме того, Грац сказал мне, что Троцкий, с которым он говорил сегодня утром, очень подавлен тем, что мы все же сегодня заключаем мир с Украиной.
11 февраля 1918
Троцкий отказывается подписать мир. Ни мир, ни война.





Tags: Брестский мир, Первая мировая, Радек, Троцкий
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Comments allowed for friends only

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments