Прибыв 1 марта вместе с назначенными в его распоряжение войсками на станцию Дно и узнав там от коменданта, что в следующих из Петербурга поездах едут пьяные солдаты, громящие все буфеты и творящие всякие безобразия, генерал Иванов вышел из своего вагона и стал лично водворять порядок. Пьяных, неизвестно куда ехавших солдат он приказал арестовать, у других отбирал присвоенное ими офицерское оружие, а нескольких человек, дерзко с ним разговаривавших, поставил на колени…
Три недели спустя, состоя в Чрезвычайной следственной комиссии, я получил поручение Главного военного прокурора генерала Апушкина расследовать дело генерал-адъютанта Иванова, которому ставили в вину попытку к вооруженному подавлению революции и унизительному обращению с солдатами.
Нелепость посадить на скамью подсудимых боевого генерала, имевшего огромные заслуги и популярное на всю Россию имя, за то только, что на станции Дно он поставил на колени нескольких безобразничавших солдат и исполнил приказание своего законного Государя, была настолько очевидной, что делала всякие следственные действия излишними, и я ограничился допросом самого генерала…
Его показания, существенная часть которых мною изложена выше, дали исчерпывающий материал для составления постановления о направлении дела к прекращению.
/То есть его благородие совершенно искренне не понимает, «а чотакова» в том, чтобы заставить стоять перед собой на коленях какое-то солдатское быдло. И точно так же потом эти благородия не поняли, почему это самое «быдло» потом вышвырнуло их из страны под зад этим самым коленом./
