На совещании конференции с союзниками делегаты иностранцы выражали свои мысли по поводу того, насколько они поражены единением всего русского народа и общества... Но не такого мнения были иностранцы о наших министрах.
Когда я задал одному из них вопрос, какое впечатление на него произвел Председатель Совета Министров, то он ответили буквально: «Это народное бедствие». На такой же мой вопрос о другом министре — военном — последовал ответ: «Это катастрофа». Другой представитель французского Правительства, которому я задал при его отъезде вопрос: «Как Вы оцениваете состояние умов в России (это было в январе 1916 года), скажите откровенно мне Ваше впечатление о всем виденном Вами в России», — ответил, сделавшись сразу серьезным и вдумчивым: «Г-н Председатель, нужно быть очень богатыми экономически, а морально быть очень уверенными в себе и верить в эту экономическую и моральную мощь свою, чтобы пребывать в такой исключительный момент в состоянии сладкой и безмятежной анархии, в которой находится Российское Правительство и Русское общество; сознательно или нет — я этого решить не берусь».
[Читать далее]…
Невероятно быстрая и ничем не вызванная перемена и перетасовка Министров получила характер системы, и Членом Государственной Думы Пуришкевичем с кафедры громко было метко охарактеризовано «Министерской чехардой». Ясно, что быстрая перемена глав ведомств наносила непоправимый ущерб планомерному течению дел, внося в работу ведомств сумбур, что, конечно, выгодно могло быть только нашими врагами. В прочность и долговечность назначаемых министров никто не верил, да не верили и они сами в себя. Последствием такого настроения было то, что энергии в работе не было. Никто из назначаемых не верил в то, что проектируемые меры или реформы удастся провести в жизнь за кратковременностью своего пребывания у власти. В ведомствах устраивались при назначении нового Министра пари или нечто вроде тотализатора на срок пребывания данного лица у власти.
Как назначались, например, Министры, столь быстро сменявшие друг друга? На этот вопрос я отвечу их собственными словами. Когда на пост Премьера был назначен Иван Логгинович Горемыкин, я спросил его: «Как Вы, Иван Логгинович, при Ваших преклонных годах, решились принять такое ответственное назначение»? Горемыкин, этот безупречно честный государственный деятель и человек, ответил мне однако буквально следующее: «Ах, мой друг, я не знаю почему, но меня вот уже третий раз вынимают из нафталина». Когда князь Голицын получил назначение Председателя Совета Министров, я его спросил: «Как Вы, почтенный князь, идете на такой пост в столь тяжелое время, не будучи совершенно подготовлены к такого рода деятельности». Князь Голицын буквально ответил следующее: «Я совершенно согласен с Вами. Если бы Вы слышали, что я наговорил сам о себе Императору, я утверждаю, что если бы обо мне сказал все это кто-либо другой, то я вынужден был бы вызвать его на дуэль». Возможен ли был при этих условиях порядок!?
На почве жгучего страха за будущее Родины, на почве все возрастающего хаоса в транспорте, на почве все возрастающей дороговизны предметов первой необходимости, на почве ненужных наборов воинов, отрывающих рабочие руки от необходимой работы внутри страны, причем все эти неурядицы падали, главными образом, всей тяжестью на низшие слои народа, на неимущее население, — назревало такое недовольство, которое верными шагами вело народ к революционным эксцессам.
…неумелые и несогласованные распоряжения власти привели к окончательной разрухе экономических условий жизни населения, оставшегося в тылу, главным образом, расстроился транспорт, засим финансы, обнаружилась общая бесхозяйственность, отсутствие достаточной заботливости о пленных и раненых, выходящих из лазаретов, не создана была организация борьбы с возрастающей спекуляцией, которая сама по себе есть явление отрицательное и которая вызвала небывалое вздорожание предметов первой необходимости.
… чрезвычайная и во всем двойственность правительственной внутренней политики.
Эта система иметь два лика донельзя раздражала русское общество, так как никто заранее не знал, как поступит завтра Правительство, так ли как сегодня, или совсем наоборот. В искренность заявления правительства русское общество поэтому перестало верить, зная, что оно меняло свой курс с поразительной легкостью…
Все эти явления, вызывавшие негодование, одновременно подтачивали доверие страны к государственной власти, не умеющей наладить государственную жизнь, и лишали уверенности в завтрашнем дне и в победном исходе кампании.
Я утверждаю, что при совокупности этих причин, если бы и не было революции, война все равно была бы проиграна и был бы по всей вероятности заключен сепаратный мир, быть может, не в Брест-Литовске, а где-нибудь в другом месте, но, вероятно, еще более позорный, ибо результатом его являлось бы экономическое владычество Германии над Россией.