… сомневающиеся говорили:
«Вот увидите, что ни семеновцы, ни преображенцы, да и вообще никто не выступит на защиту Учредительного Собрания. Почему в октябре, кроме женского батальона, юнкеров, да гласных городской думы, никто даже не пошевельнулся? Что с тех пор переменилось? И чем У. С. лучше Временного Правительства? Лучше и не стоит затевать это вооруженное выступление, раз нельзя быть вполне уверенным в успехе».
А другие добавляли:
«Сейчас большевизм, точно зараза, захватил народные массы. С этим надо считаться, это надо учесть».
[Читать далее]…
…в той же Экспедиции происходит митинг 6 января. Уже в верхнем зале, столь же многолюдный, еще более бурный. Но прежнего настроения уже нет. Большевистские ораторы выслушиваются внимательно, хотя угрюмо и молча. Ведь большевики победители, а демократия побежденная. Притом, побежденная в условиях, которые кажутся рабочим непонятными и дикими. Сдача позиций почти без боя.
И в психологии рядового рабочего невольно возникает мысль: если так легко досталась победа большевикам, то не значит ли это, что за ними есть известная доля правды?
И теперь среди рабочих Экспедиции я уже не мог заметить ни возмущения большевиками, столь резко и ярко выраженного до 5 января, ни того поклонения перед демократией и идеей Учредительного Собрания, которое было характерно для этого фабричного центра.
…
И на том же Франко-Русском заводе митинг шестого января.
Говорит Зиновьев. Говорит о том, почему «пролетарская власть» была принуждена разогнать «мелкобуржуазную Учредиловку».
И сам Зиновьев встречается рабочими, как победитель. А его речи, демагогически-грубые, принимаются с энтузиазмом. И рабочие, самые умеренные, между собой толкуют:
«Ведь никто собственно не разогнал Учредиловку, она разошлась сама собой. Немного понадобилось большевикам, чтобы с нею справиться».
…
Пятое января.
С утра на улицах Петрограда собирались группы народа.
Были эти группы неопределенны по своему составу: чиновники, рабочие, студенты и просто обыватели и интеллигенты [большинство было именно этих последних].
Собирались вяло. Немного робко. Без энтузиазма, сколь-нибудь заметного. Не чувствовалось, во всяком случае, гнева народного. Недовольство было пассивное и злое.
На Рижском проспекте я встретил демонстрацию рабочих Экспедиции. Много мужчин. Немало женщин. Даже несколько детей. Растянулись они тонкой цепью и с пением нескладным революционных песен шли по направлению к Технологическому Институту.
…против казарм Петроградского полка стояла большая группа солдат... Ругань самая площадная, российская, обрушилась на наши головы.
«Буржуи проклятые, куда собрались идти?»
«Вот задаст вам Ленин, будете знать».
«Контрреволюционеры. Прислужники Антанты...»
И многое другое из лексикона, столь известного в то время.
Кое-кто из солдат угрожал ружьями, но своими же сотоварищами был останавливаем…
Далее, до самого Невского проспекта, мы шли беспрепятственно. Два-три красногвардейских патруля прошли мимо нас, не обратив на нас внимания.
Когда манифестация поравнялась с казармами Семеновского полка /От себя: напомню, Семеновский полк – это тот самый, который в 1905 году участвовал в карательной экспедиции Римана, убивая без разбора виновных и невиновных/, оттуда высыпало несколько сот солдат, большинство неодетых и без шапок и шинелей. Они провожали нас сочувственными напутствиями и ироническими добродушными пожеланиями:
«Подай вам бог удачи. Разбейте большевиков».
«Берите в плен самого Ленина».
«Смотрите, защищайте хорошо Учредительное Собрание».
Рабочие-манифестанты зовут идти за собой семеновцев. Те отмахиваются, пожимают плечами, смеются.
«Не велено! Запрещено!»
…трудно предполагать, что большинство демонстрантов было на стороне У. С. Более чем вероятно, что только незначительная часть демонстрировавших была подлинными сторонниками последнего.
