«Сегодня расстрелял восемьдесят пять человек. Как жить приятно и легко!..» Такими внутренними эмоциями своими делился с очередной партией обреченных жертв знаменитый садист Саенко. По ремеслу столяр, потом последовательно городовой, военный дезертир, милиционер и, наконец, почетный палач советского застенка.
Ему вторил другой палач – беглый каторжник Иванович: «Бывало, раньше совесть во мне заговорит, да теперь прошло – научил товарищ стакан крови человеческой выпить: выпил – сердце каменным стало».
Ну, не обречённые же жертвы рассказали об этом генералу после своего расстрела, да и не сам «знаменитый» палач откровенничал с Антоном Иванычем. И неужели взрослый человек верил в откровенную чушь о стакане крови? Или вот ещё:
«В конце концов, – говорится в описании „Особой комиссии“, – все население, кроме власть имущих и их присных, обратилось в какие-то ходячие трупы. Не только на лицах жителей не было улыбки, но и во всем существе их отражались забитость, запуганность и полная растерянность. Два с лишним года владычествовали большевики в Царицыне и уничтожили в нем все – семью, промышленность, торговлю, культуру, самую жизнь. Когда 17 июня 1919 года город, наконец, был освобожден от этого ига, он казался совершенно мертвым и пустынным, и только через несколько дней начал, как муравейник, оживать».
Вот таким юридическим языком, оказывается, были составлены акты «Особой комиссии». Да там не следователи, а поэты работали.
Ну, а источники информации об ужасах тоталитаризма г-н Деникин иногда всё же приводит. Например: «Протокол секретного заседания». Или: «Как видно из документов, опубликованных Сиссоном…». Документы, как видим, серьёзные.
Итак, вернёмся к вопросу: верил ли генерал в то, что пересказывал?
Я полагаю, не меньше, чем нацисты верили в неполноценность советских людей. То есть и белым, и нацистам нужно было «расчеловечить» противника для обретения морального оправдания своих поступков. Поэтому и те, и другие легко внушали себе, что большевики – это недочеловеки, пьющие человеческую кровь и уничтожающие «семью, промышленность, торговлю, культуру, самую жизнь».
Комментарий Сергея Кредова в ФБ:
[Ознакомиться]
Владимир Кухаришин дает очень хорошие ссылки на источники по Гражданской. Я пару книг купил по его наводкам. Сейчас он задается вопросом: откуда Антон И. Деникин мог узнать о “красных ужасах “, которые он так красочно описывает в своих “Очерках русской смуты”.
Оттуда же он это “узнал”, откуда узнали Мельгунов, проживавший в Москве, академик Бунин, тихо и безопасно находившийся в Одессе, в т.ч. при красных (однажды зверский отряд большевиков пришел к нему с обыском, так писатель пригрозил им в горло вцепиться, если они перешагнут порог его дома; звери, поскуливая, удалились; попробовал бы И.А. такое проделать с подчиненными генералов Кутепова и Климовича) и другие честнейшие мемуаристы.
Общество в Гражданскую не было информационным. Деникин с задержкой в месяц узнавал, что происходит у Колчака, и наоборот. Колчака уже по Сибири как зайца гоняли, а на западе все присягали ему на верность, запрашивали рекомендации. Ленин не раньше, чем в мае 18-го, выяснил, что у него в январе на Урале расстреляли двоюродного брата. Мать барона Врангеля, под собственной фамилией (!) безопасно проживавшая в Питере, весной 20-го на улице увидела плакат: “Белая армия, черный барон и т.д.” Ее сынок возглавил белую движуху! Обеспокоенная мама сразу взяла расчет в учреждении культуры, где работала, и подалась в Финляндию. Подобные примеры можно приводить бесконечно. Только в Кремле из сводок ВЧК узнавали более-менее достоверную информацию, да и то...Дзержинский писал Лацису (который обратился за поддержкой, когда на него Ленин наехал): вы, возглавляя полгода ЧК на Украине, перед нами не отчитывались (местные чекисты всегда больше зависели от местных же партийных органов), поэтому мы ведать не ведали, что у вас там происходило, мол, оправдывайтесь перед Лениным сами.
Откуда же такая “осведомленность” в красных зверствах у мельгуновых и Ко?
После окончания 1-й мировой населению стран-победителей очень не хотелось воевать еще и в России. Чтобы взбодрить западную общественность, белые пропагандисты по совету ястребов вроде Черчилля наскоро сляпали “Белую книгу террора”, которая вышла в начале 1919-го, кажется, в Лондоне. В эту пропагадистскую помойку свалили все ужасы, которые творились на необъятных просторах бандитами всех мастей, приписав их большевикам, и еще десятикратно преувеличив. В большевики попали и Саенко, и махновка Маруся Никофорова, и другие подобные. Красные этих садистов к стенке прислоняли, как только доходили до них руки. Об этом гуманисты не упоминают. В тюрьме ЧК на Лубянке совершивших должностные преступления “красных” находилось больше, чем “белых”! Об этом не кто иной, как Мельгунов, свидетельствует. Немало внимания этой теме я уделил в “Дзержинском”.
После Гражданской к “Белой книге” добавились другие, не менее ценные источники - битым белогвардейцам надо же было объяснить свое поражение. И задачи те же стояли: на “террористическое государство” требовалось опять напустить международную сволочь, чтобы она вконец их родину разграбила. В Москве под редакцией Лациса стали выходить сборники с документами - “Красная книга ВЧК”. Название книги очевидно перекликается с поделкой 1919 года.