Продвижение вперед нашей армии можно было назвать не наступлением, а бешеной атакой. Даже очевидцу верится с трудом, что армия ежедневно делала по тридцать и больше верст в сутки. И при том ни тени усталости или уныния. Всюду песни, звуки оркестров, шутки... Через деревни наши войска проходили твердым и бодрым шагом. Создавалось впечатление парада, а не войны. Крестьяне высыпали навстречу нашим красным войскам и заражались их воодушевлением и верой в победу.
В армии царила железная дисциплина, и почти не было при прохождении наших войск никаких инцидентов с мирным крестьянским населением. А это обстоятельство еще более укрепляло нас. Крестьяне быстро поняли Красную Армию и делали все возможное для нее. Мне приходилось беседовать с крестьянами, которые видели наши проходящие войска.
Ой, и много же вас, — говорили они, — где белым с вами справиться. Да и тощие они больно, не то, что наши!..
[Читать далее]…
Верстах в 10-12 от Бугульмы нашими войсками было занято какое-то село. Один из полков расположился в большом имении, где красноармейцы обнаружили огромный склад всякого барского тряпья. Пользуясь минутой отдыха, публика решила повеселиться и устроить своеобразный маскарад.
В несколько минут многие переоделись и свои боевые платья сменили на фраки, юбки, жакеты, дамские панталоны, шляпы, шляпки, цилиндры и всякую другую непривычную и невиданную «боевую» одежду. Наряжались самым фантастическим образом, и чем невероятнее был одет каждый из них, тем веселее становилось в дружной красноармейской семье. Командиры и комиссары на эту затею смотрели сквозь пальцы...
— Пусть потешатся, — говорили они, — нет смысла мешать этой невинной забаве. Кто знает, что с нами будет завтра!..
И вдруг, в разгаре маскарада, на горке появились наступающие отряды белых.
Поднялась тревога. Переодеваться было уже некогда, и все в чем и как попало бросились к оружию. Ряженое красное войско выступило навстречу неприятелю, который успел установить над самым селом несколько орудий. Бой был неравный, так как белые заняли очень удобные позиции: нашим пришлось наступать по крутой открытой горе. Но это обстоятельство не остановило наших солдат, и в одно мгновенье вся гора запестрела нашими. Это был невиданный еще бой, и крестьяне, несмотря на опасность от свистящих пуль и рвущихся снарядов, высыпали на улицы, чтобы посмотреть, что это значит и что из этого выйдет.
— Урра! У-у-ррра!.. — гремели наши, и еще никто не успел как следует опомниться, как уже гора была занята нами, а белые обращены в паническое бегство...
С песнями, с радостными криками, пешком и сидя па вражеских орудиях, спускались ряженые красноармейцы вниз по занятой горе.
…
В какой-то бригаде один из политкомов (фамилию его и название бригады я забыл) решил пойти в баню. Парня заели вши, и он с удовольствием начал обмывать свое бренное тело. В этот момент в село ворвались белые, и нам пришлось отступить. Политкому некогда было одеваться, и он в буквальном смысле слова «в чем мать родила» бросился за своей частью. А на дворе трещал мороз. К счастью, он отделался легкой простудой. Тут же наши части перешли в контратаку и снова овладели баней, где оставалась одежда политкома.
…
Падение Уфы, разгром колчаковской армии был очевиден. Настроение местного населения, поголовно вставшего на защиту Советской власти, перебежчики, тянувшиеся ежедневно к нашим штабам целыми тысячами, — все говорило о том, что песня Колчака действительно спета, что ему нет возврата.
Причин для такого положения вещей было очень много. Колчаковские банды, побывавшие в Уфимской и Самарской губерниях, сами подготовили почву для крестьянских восстаний за Советскую власть. Жестокие расправы с крестьянами и рабочими, дневной грабеж со стороны голодных и босых солдат белой армии не только восстановили против них мирное гражданское население, но и внесли яд разложения в колчаковские войска, особенно в те части, где было много рабочих и крестьян.
Эти солдаты, насильно мобилизованные, не могли не грабить, не могли не отбирать бесплатно у крестьян и рабочих хлеб, одежду, так как снабжение их армии было поставлено чрезвычайно скверно. Вечное недоедание, держимордовское обращение с солдатами со стороны офицерства, грабежи и насилия с их стороны по отношению к мирному населению надоели колчаковским солдатам, и они стали приходить к тому убеждению, что их может спасти только Советская Россия.
Колчаковские перебежчики не пожалели о своем переходе. Они сразу, без всяких оговорок, стали на нашу сторону; они стали бороться за Советскую власть рядом с нашей Красной Армией. Их переход воодушевил красноармейцев, а избитые и разоренные Колчаком крестьяне, встречаемые нашими войсками на пути, зажгли в них бесповоротное решение покончить раз и навсегда с этой контрреволюционной гадиной, опустошающей наши поля и города, предающей огню, мечу и нагайкам наши села и деревни. Перебежчики первые разносили вести о наших колоссальных победах.
