Григорий Раковский о белых. Часть VIII: Попытка десанта на Кубань

Из книги Григория Раковского «Конец белых».

Со второй половины июля в Крыму уже шла усиленная под­готовка к десанту на Кубань, где, по сведениям, полученным, в Ставке, восстание приняло такие размеры, что генерал Фостиков уже сорганизовал тридцатитысячную повстанческую армии, которая именуется «Армией Возрождения России».
Правда, в разведывательном отделении ставки преобладало скептическое настроение. Там имелись сведения, что больше­вики применили на Кубани весьма осторожную, миротворче­скую политику. Антисоветские выступления наблюдаются лишь со стороны отдельных станиц и то в исключительных случаях, главным образом, под влиянием особенно задевавших интересы населения реквизиционных мероприятий большевиков. В массе же население примирилось с советской властью и идет на все, лишь бы избежать новых ужасов гражданской войны.
[Читать далее]...
Когда Иванис подписал договор, Врангель перестает с ним заигрывать, ме­няет свою позицию, и кандидат Иваниса, генерал Шифнер-Маркевич, назначается начальником десантной дивизии, а руководство всей операцией передается Улагаю, начальником штаба ко­торого назначается генерал Драценко. Чтобы гражданская власть находилась в надежных руках, чтобы удобнее было вести борьбу с политическими противниками главного командования, из Сербии выписывается бывший во времена Деникина кубанским ата­маном генерал Филимонов, которому и поручается организовать гражданскую власть на Кубани.
Теперь на все ответственные посты начинают назначаться лица, угодные главному командованию и проводившие точку зрения руководителей Феодосийской Рады…
Подготовка к десанту велась весьма своеобразно. Чтобы исключить всякую возможность зарождения оппозиции на Ку­бани, от участия в работе по подготовке десанта главным ко­мандованием устраняется «малонадежный» аппарат кубанской войсковой администрации, включительно до атаманов отделов и членов правительства. Руководители десанта начали назначать новых атаманов отделов и формировать отдельческие управле­ния, не считаясь с тем, что в Крыму находились все прежние атаманы вместе со своими управлениями. Таким образом, к моменту отхода десанта существовали два параллельных ап­парата гражданской власти: один действовал по инструкциям Иваниса, прежний аппарат кубанского правительства, находив­шегося в Феодосии, другой — административный аппарат, кото­рый формировал генерал Филимонов, помощник Улагая по гражданской части, — аппарат, действовавший в полном кон­такте с главным командованием. Кроме того, каких-то атаманов назначал и начальник войскового штаба.
Все это создавало страшную путаницу, интриганство, мест­ничество, взаимную борьбу и подсиживание.
…
Большевики, как оказалось, были начеку, и, как только поступили первые сведения о десанте, представители советской власти немедленно, с редким единодушием и энергией, приступили к мобилизации своих сил, имея в виду не только разгромить части Крымской армии, но и лишить их возможности обратной посадки на корабли.
В противоположность большевикам, в штабе Улагая, среди ответственных войсковых начальников, сразу же обнаружился полный разлад. Крупные недоразумения происходили между Улагаем и начальником штаба Драценко, который был назначен на эту должность против воли Улагая.
…
Хотя военные операции развивались быстрым темпом, и ка­заки приближались к Екатеринодару, чувствовалось, однако, что положение десанта резко ухудшается.
Как Врангель, так и непосредственные руководители операции, совершенно не сумели использовать антибольшевистского настроения населения и серьезного повстанческого движения. В период десантной операции генерал Фостиков занимал с пов­станческими частями все горные отделы и имел в своем распоряжении целую армию численностью в 20- 30 тысяч чело­век восставших казаков Майкопского, Лабинского и Баталпашинского отделов. Это восстание было обречено на гибель без помощи патронами, снарядами и другими видами снабже­ния. Между тем, никакой абсолютно связи с повстанцами у десанта не было. О высадке десанта Фостиков ничего не знал...
Население занятых прибывшими из Крыма частями станиц отнеслось к десанту в общем с пассивным сочувствием. Это со­чувствие оно боялось проявить активно, так как сразу бросалось в глаза, что десант — предприятие несерьезное, авантюристи­ческое. Правда, в первые дни станичники встречали прибывших из Крыма казаков с большим радушием, а из камышей огром­ными толпами присоединялись к десанту прятавшиеся там зеленоармейцы и местные повстанцы. Но это было только на пер­вых порах... Очень скоро представители власти, прибывшие с десантом, своими действиями и политикой вооружили против се­бя местное население.
В своем докладе на общеказачьем съезде Винников, высту­павшей в качестве заместителя кубанского атамана, разбираясь в причинах неудачи, указывал на то, что представители главного командования, прибывшие на Кубань, были одержимы манией, так называемой, «твердой власти». Беспричинно злобствовавшие против казачества, они дали простор своим чувствам при пер­вой же встрече с казачьими станицами и сразу изменили отно­шение местных казаков к десантным войскам. Злоба и месть были положены в основу управления. Вот нисколько характер­ных примеров, приведенных на съезде, по которым можно со­ставить общее представление об этих методах управления.
Генерал Черепов, высадившийся со своим отрядом у стани­цы Анапской, созвал казаков и объявил им:

- Ну, кончились все ваши круги и рады и выборные ата­маны. Довольно уже накружились и нарадовались... Пора и твердую власть установить...

Казаки выслушали речь генерала Черепова хмуро. Доверие, покинуло их, и они начали уходить в горы. Четыреста человек казаков, присоединившихся к отряду в первую голову, быстро покинули его после этой политической декларации, ближайшим результатом которой было поражение, которое отряд генерала Черепова понес первый.
В станицу Таманскую, которая была занята десантом Ула­гая одной из первых, явился в качестве военного коменданта полковник Крыжановский, земельный собственник Таманского от­дела. Размахивая листком бумаги, на котором был напечатан «демократический» закон Врангеля о земле, он качал кричать:

- Вот, здесь все написано: вот я вам покажу, где и чья земля...           

Проходя мимо здания станичного правления, он встретил ста­рика, который не отдал ему чести и приказал выпороть его. Старик был одним из уважаемых граждан станицы…
Конечно население, после таких выступлений прибывших из Крыма представителей власти, стало с ужасом прятаться от них, и в станицах появились пустые избы.

- Где твой муж? — спрашивают у бабы.

А кто ж его знает, — отвечает баба. Был тут, а теперь ушел…
Объявлялись мобилизации. Казаки являлись на сборные пун­кты. Их никто не принимал, не отдавал никаких распоряжении, и они снова расходились.
Запасов оружия у десантного отряда не было. Присоединяв­шихся к армии повстанцев-«камытатников» и мобилизованных ка­заков нечем было вооружить. Они по два и по три дня езди­ли безоружными и неорганизованными за обозами, и, изверив­шись в силу безоружного отряда, распылялись по домам и скры­вались в камыши.
В органах гражданского управления царил полный хаос. Между «филимоновскими» и «иванисовскими» атаманами отде­лов происходили крупные столкновения. В станицах начинались беспорядочные реквизиции, учащались насилия. Вместо напряжен­ной организационной работы представители гражданской власти сводили личные счеты между собою, занимали лучшие дома, выпивали и закусывали, распевая кубанский гимн:
- Ты Кубань, ты наша родина…
Быстро оценивши обстановку и разобравшись в сущности новой власти, местные аборигены порешили своим опытом, что эта власть не привлечет к себе сочувствия местного населения и не удержится крепко. От крымских частей начинают все пря­тать, ибо население занятых станиц не хочет рисковать своим благополучием ради временного пребывания десантного отряда на Кубани
- Даже, — рассказывал на съезде Винников, — фурманки вывозили к озерам, и топили их в воде на время нашего пребывания. Скот и лошадей спасали от разграбления, угоняя их в плав­ни и камыши.
В Керчи, откуда шла отправка войск на Кубань, настроение в первые дни десанта было победоносное, особенно после то­го, как разнеслись слухи о том, что войска подходят к Екатеринодару, что взяты станицы Тимашевская, Гривенская.
- Казачьи отряды, — сообщает Врангель представителям иностранной печати, — посланные нами на донскую и кубанскую территории, развивают стремительное наступление. Местное казачество присоединяется к отрядам и оказывает им всякую по­мощь. Наш реорганизованный флот является существенной под­держкой для наших сухопутных частей и опасным врагом для большевистской флотилии. Обладая в настоящее время контро­лем над Доном и Кубанью — наиболее хлебородными областя­ми России, — мы вскоре будем иметь возможность вывезти значительное количество зерна и пищевых продуктов в обмен на мануфактуру, нужда в которой у нас очень велика...
А в это время флот, вместо того, чтобы охранять ахтар­скую базу, куда-то ушел, хотя было известно, что на Азовском море большевики имеют флотилию из мелко сидящих судов. Воспользовавшись отсутствием флота, большевистская флотилия подошла к ахтарской базе и начала ее бомбардировать. Тре­вожная весть быстро разносится по тылам десанта и создает паническое настроение, ибо у каждого появляется мысль, что большевики помешают обратной погрузке.
Отрезанный от своей базы — Приморско-Ахтырской — Улагай переносит ее на Ачуев. Большевики, между тем, нажимают все сильнее и сильнее, и для десанта наступают критические дни.
Для всех становится очевидным, что десант не нашел и не найдет активной поддержки среди местного населения. Все строилось в расчете на эту поддержку, на быстрое освобождение Кубани. Но той быстроты, которая была необходима, не оказалось. Большевики парализовали всякую возможность к дальнейшему наступлению. Не о наступлении теперь уж думали, а о том, чтобы благополучно уйти…
К 15-28 августа совершенно определенно выяснилось, что десант потерпел крах. Врангель в это время уже находился в Керчи, куда он прибыл вместе с Иванисом. Отсюда главноко­мандующий и атаман ездили на Таманский полуостров и побыва­ли в станице Таманской. В крымских газетах появились восторженные описания, как «в девятнадцать часов три минуты глав­нокомандующий вступил на землю Кубани», как его встречали ко­локольным звоном, как «падали на колени и рыдали от восторга кубанцы» и т. д. по типу описаний царских путешествий в дореволюционное время. В действительности все обстояло несколь­ко иначе. Достаточно сказать, что в станице Таманской даже по­пытка Иваниса созвать станичный сбор не увенчалась успехом. Нужно было уезжать обратно, ибо уже началась ликвидация десанта.
- Когда я беседовал в эти дни в Керчи с Иванисом, — рассказывал мне член рады, лидер линейцев, Скобцов, — то пря­мо указал ему, что десант не удается ввиду того развала ку­банской власти, который наблюдается. Не было единства, не бы­ло политической программы. Представители власти кубанской дискредитируют себя всемерно. Его, Иваниса, заместителя кубанского атамана, не берут в десант и только тогда, когда выяс­няется неудача операции, тащат в Керчь. Это есть унижение не лично Иваниса, а унижение достоинства кубанского атамана, что происходит на каждом шагу.
- Самое лучшее для вас — уйти, — убеждал Скобцов Ива­ниса. Передайте власть достойному человеку по вашему выбору, человеку с определенным демократическим лицом, пользующе­муся всеобщим доверием. Назначьте его членом правительства, исполняющим обязанности председателя правительства, а по­том передайте ему власть. Есть и другой способ. Нужно созвать всех членов Рады, находящихся вне Советской России, попол­нить их представителями воинских частей и предложить им выб­рать атамана.
- Хорошо, я подумаю, — ответил на все это Иванис.
Однако, на следующий день Икание заявил, что не намерен руководствоваться советами человека, «который сам назвал себя в Тифлисе живым трупом».
На этом переговоры оборвались.
Между тем, ликвидация десанта подходила к концу. 24 ав­густа ст. ст. от Ачуева отошли последние корабли, направляясь к Керчи. С кораблей сгружали воинские части, раненых, плен­ных, лошадей, всякую военную добычу. Настроение у казаков было подавленное. Все чувствовали, что ставка на Кубань была бита, а ведь она была решительной ставкой Крыма. Перспек­тивы вырисовывались безотрадные.
Хотя убыль убитыми и ранеными доходила в шеститысяч­ном десанте до половины общего числа участников десанта, однако, в численном отношении убыль покрывалась присоединив­шимися к десанту дезертирами и пленными.
Эти последние производили особенно тяжелое впечатление. Голодные, раздетые по традиции гражданской войны часто до нижнего белья включительно, они выгружались целыми толпа­ми, свидетельствуя своим внешним видом и моральным состоя­щем об ужасе и разврате междоусобной борьбы... Особен­но печально было положение раненых. О раненых казаках все же, хоть плохо, но заботились. Их, казаков, куда-то эвакуиро­вали, размещали по лазаретам, по госпиталям. Их сопровожда­ли сестры милосердия. Несчастные же красноармейцы, опираясь на костыли, брели сами не зная куда. Никто о них не заботил­ся, и как милости нужно было ожидать, что кто-либо, наконец, сжалится и перевяжет раны...
Десант не удался в значительной мере благодаря тому что его превратили в орудие политической борьбы между глав­ным командованием и Феодосийской Радой — с одной стороны, между кубанским правительством, возглавляемым Иванисом, и противниками главного командования — с другой.
Официальные сводки всячески замалчивали неудачу. Вран­гель, как и раньше в таких случаях, пытался даже превратить поражение чуть ли не в победу, доказывая в газетных интервью, что десант был «ликвидирован только потому, что обстановка требовала перенесения военных операций в Северную Таврию», что он «сам начал стягивать войска с Кубани, где численность их увеличилась в два с половиной раза», где в станицах «к нам присоединялись все, способные носить оружие» и т. д.
А в это время в Новороссийске, как потом сообщала крым­ская агентура, советский комиссар, делая доклад о ликвидации кубанского десанта, начал его словами:
- Врангель высадил на Кубани четырех дураков, не объединив их общим начальством, предоставив им свободу действий. Нам не стоило больших усилий, дав им высадиться, сосредото­чить затем свои силы, отрезать от баз и ликвидировать десант...
Неудача на Кубани болезненно отразилась на настроении находившихся в Крыму. Она показала, что активное антиболь­шевистское движение не встречает сочувствия и поддержки в ши­роких массах кубанского населения. Рухнули надежды, которые возлагались на освобождение Кубани, Черноморья, Терека, Став­ропольской губернии и Дона. Не оправдались и все расчеты на то, что Кубань даст огромные запасы сырья для снабжения Крыма и вывоза за границу. Наконец десант оттянул с фрон­та значительные силы пехоты и конницы и тем самым дал противнику возможность привести свои части в порядок. Он по­казал, что все приемы агитации, пропаганды и осведомления стоят ниже критики...
Итак, кубанский десант был ликвидирован. В это же время стало известно, что полный крах потерпел и Назаровский десант на Дону…
Судьба антибольшевистского движения на юге России была предрешена, ибо план перенесения базы в казачьи области по­терпел полное крушение.