Взаимная вражда между нашими частями и чешскими частями возрастала все больше и больше.
Можно было ждать новых осложнений.
И ревком решился на последний шаг, кажется, предложенный чехами: послать делегацию для непосредственных переговоров с пятой Армией о возобновлении с чехами мирных переговоров.
27 января делегация была избрана в следующем составе: от Ревкома — я, от комитета РКП — тов. Рябиков и от чехо-словацкого командования — поручик Гаупе («Губ»).
Наша делегация, быстро собравшись, выехала. Предстояло пройти прифронтовую полосу. Задача — не из легких. На всякий случай мы прихватили с собой пять вооруженных красноармейцев-партизан для охраны вагона делегации, а сами поехали без оружия (соблюдая установившийся в этих случаях обычай: мирная делегация не может иметь при себе оружия).
[Читать далее]…
Поздним утром, часов около 11-ти, мы проехали Черемхово (122 версты от Иркутска). Спокойная до сего времени дорога стала несколько тревожной. Мы получили сведения, что на ст. Зима
(235 верст от Иркутска) находятся каппелевцы со своим командованием и что они производят насилия над населением.
Через несколько часов продвижения вперед (мы двигались верст по 20, 30 в час) на всех дальнейших остановках мы стали встречать одиночек и группы рабочих, бегущих по направлению от ст. Зима. Узнав, что к Зиме двигается Советская делегация, они просили не ездить туда и вернуться назад.
У меня сохранилось случайно несколько протоколов опроса этих рабочих, и по ним можно судить, какое положение было на ст. Зима, когда мы подъезжали к ней. Привожу один из протоколов этих показаний.
«Протокол № 1.
Я, нижеподписавшийся, товарищ, главный кондуктор Зиминского резерва, Гринчик Николай, показываю следующее: вчера в 4 часа дня чехами была обезоружена, в то время, когда шел бой, часть революционных войск численностью около 500 человек. Сначала часть их направляли без оружия на фронт, а потом на воинский путь, обыскивая и издеваясь над нашими товарищами. Кроме того, в этот момент чехами же вдоль по полотну жел. дор. были пропущены каппелевцы численностью в 25 человек конных, которые перерезали телеграфную и телефонную сеть и сняли посты в городе Зиме. После этого началась ловля революционных солдат и обезоружение их, затем наступило затишье, и каппелевцы проследовали на село Зиму…»
Все прочие протоколы аналогичны приведенному.
По дополнительным расспросам бежавших из Зимы товарищей, выяснилась следующая картина:
К ст. Зима подошли каппелевские части, с которыми наш отряд, во главе с тов. Нестеровым и тов. Грингофом, вступил в бой. Сначала успех был на стороне нашей группы. Но в самый разгар боя чехи (по описаниям очевидцев, чешские гусары, в красных штанах с золотыми лампасами) предательски напали на левое крыло группы, смяли его и дали каппелевцам возможность оправиться.
Разгром был полный, в группе началась паника, и часть ее, оставшаяся в живых, бежала, но была задержана и обезоружена чехами...
Каппелевцы ворвались на станцию и в поселок Зима, и начался кровавый разгул, длившийся целые сутки. Били и издевались над нашими партизанами, над мирным населением. Сотни трупов остались разбросанными по снегу на улицах и площадях. Среди них было много трупов женщин и рабочих.
Позднее, когда я уже после переговоров возвращался в Иркутск, я лично убедился в тех ужасах, которые творили каппелевцы на ст. Зима и по пути следования. Об этом мной был составлен особый доклад на имя Ревкома.
Получив такую информацию и предупреждения товарищей, бежавших со ст. Зима от каппелевских ужасов, мы все же двинулись дальше, решив, во что бы то ни стало, выполнить свое поручение.
Наш поезд медленно двинулся вперед. С тревогой мы ожидали дальнейших событий. Часов в 6 вечера мы въехали на ст. Зима. Наш вагон немедленно окружили чехо-словаки и каппелевцы. Среди последних было много офицеров в золотых погонах.
Поручик Губ по-чешски передал подошедшим чехам, в чем дело. Очевидно, каппелевцы, долго соприкасаясь с чехами и понимавшие их язык, поняли, в чем дело, так как среди них произошло движение, и к вагону побежали вооруженные люди.
Мы сидели в глубине вагона и спокойно ждали, что будет. Через некоторое время мы услышали около вагона большую ругань. Оказалось, что каппелевцы требуют входа в вагон и расправы с нами. Наша охрана взялась за винтовки. Вид наших ребят с красными лентами через шапку еще более возбудил каппелевцев. Весь перрон был усеян этой сволочыо. Положение было пиковое. Еще момент — и от нас ничего не останется. К счастью, в этот момент к вагону подошла вооруженная большая группа чехов и оттеснила каппелевцев назад. Нас взяли под усиленный конвой чехов и быстро провели в помещение Вокзала. Уходя, мы просили чехов обезопасить от расправы каппелевцев нашу охрану; они обещали это сделать. К сожалению, я не знаю, что случилось с нашими ребятами из охраны, так как больше их видеть не пришлось, и в наш вагон мы больше не возвращались. Позднее, на обратной дороге, я видел наш вагон ободранным основательно, так что от него осталось только одно воспоминание.
В вокзальном помещении нас встретил начальник чехо-словацкой дивизии Прхала. Объяснив ему цель и задачи нашей делегации, мы попросили его двинуть нас дальше на Запад.
Не успели мы изложить своей просьбы и показать Прхала свои мандаты от. д-ра Благож, как в комнату вошел статный казачий офицер, который, взяв под козырек, быстро отрапортовал:
«Генералу Войцеховскому стало известно, что на ст. Зима только сейчас прибыла делегация большевиков, следующая по направлению на запад, в расположение Советских войск. Генерал просит передать их немедленно ему в руки, так как их движение по линии под чешской охраной нарушает нейтралитет чехов в отношении железной дороги, который должен быть для всех русских одинаков. Ждем срочно вашего ответа, в противном случае генерал Войцеховский вынужден будет принять соответствующие меры». Отрапортовав таким образом и что-то вручив Прхала, молодой человек, как это выяснилось потом, оказавшийся личным адъютантом Войцеховского, щелкнув шпорами, вышел обратно.
Прхала заметно волновался и не знал, что делать. Мы заявили ему, что уважение к самим себе заставляет чехо-словаков двинуть нас дальше. Ведь наши командировочные документы подписаны не кем иным, как уполномоченным Чехо-Словацкой республики; а он, очевидно, знал, что делает, и, очевидно, дисциплина в чешской армии такова, что командир дивизии должен выполнять приказания своего высшего начальства. Относительно передачи нас генералу Войцеховскому едва ли может идти речь, так как наша делегация выполняет миссию и в интересах чехов. Растерянность «бравого» командира дивизии была, настолько велика, что он, забыв, что мы — члены мирной делегации, начал вслух вычислять, сколько у него вооруженных сил и смогут ли они противостоять каппелевцам. Из его сообщений мы узнали, что каппелевцев в данный момент на ст. Зима больше, чем чехов, и что командует ими сам генерал Войцеховский…
На это мы возразили, что каппелевцам из-за нас вступать в бой с чехами нет смысла, так как они рискуют по всей линии подвергнуться нападению чехов за столкновение в Зиме и тем самым погибнуть, так как чехи их, несомненно, сумеют уничтожить, превосходя численностью и вооружением.
После краткого совещания решено было нас Войцеховскому не выдавать, а, посадив в простой товарный вагон, двинуть с паровозом дальше. Уже поздно вечером мы вышли из маленькой накуренной комнатки вокзала и быстро прошли в наше новое убежище. Из-за темноты среди чехов каппелевцы нас не заметили и мы благополучно добрались до вагона. Без сигналов и свистков двинулись дальше. Ехали очень тихо. Ночь стояла морозная и лунная. Из окна мы видели пикеты чехов и румын вдоль полотна железной дороги и длинные обозы каппелевцев, тянувшиеся по ездовой дороге с правой стороны полотна.
…
Часов в 11 утра мы быстро с пригорка въехали на станцию. Наше появление для чехов было неожиданным; они, схватив винтовки, бросились к машине. Губ по-чешски объяснил им, в чем дело, и чехи успокоились. Нас под сильным конвоем отвели на станцию и посадили в сторожку, приставив караул у двери. Губ куда-то исчез, И мы оказались на положении арестованных.
Проходя по перрону, мы заметили, что на станции царила паника. Все пути были беспорядочно забиты эшелонами с чешскими и румынскими войсками и продовольствием. Самый перрон был усыпан крупой, мукой, овсом и разными продуктами, В воздухе стоял шум от возбужденного говора сотен людей; чехи нервничали.
…
5 февраля, кажется, днем, мирное соглашение было подписано…
Позднее мы узнали, что Иркутск выдержал нападение каппелевцев и, разбив их наголову, далеко отбросил за Байкал.Таким образом по Байкал территория Сибири была окончательно очищена от белогвардейцев и колчаковцев, сам Колчак погиб, и Красная Армия спокойно, уже без боев, двигалась на восток, занимая постепенно, согласно мирным условиям с чехами, территорию Сибири.
Чехи планомерно отступали на восток, оставляя в сердцах сибирского населения жгучую ненависть и печальную память о себе и своем предательском поведении.
