В политических кругах Константинополя в декабре и январе царит большое оживление. Каждый день рождаются и тут же умирают новые организации. Кадеты, по инициативе кн. Долгорукого, создают «Народное Братство Освобождения России»; организуется «Украинский Национальный Комитет»; какой-то комитет пытаются создать белорусы, при содействии ставки подтасовывается общественное мнение горских народностей и т. д. и т.д. Все это, в конечном итоге, являлось ничем иным, как фальсификацией общественного мнения на предмет поддержки Врангеля и создания иллюзии продолжения вооруженной борьбы с большевиками с помощью иностранного вмешательства в русские дела. Все эти организации носят определенно ультра-буржуазную окраску. Социалисты в Константинополе, несмотря на благодарную почву, не проявляют никакой активности...
Результаты такой политической работы были ничтожны. Да оно и понятно, ибо все эти комитеты были оторваны от массы.
Беженская масса пытается самостоятельно найти выход из создавшегося положения. Настроение этой массы в зимние месяцы было крайне неопределенное, неустойчивое. Одни приходили к заключению о необходимости устраиваться за границей, если не на всю жизнь то, во всяком случае, на очень продолжительное время. У них начинается тяга подальше от берегов Босфора куда-нибудь в Америку, в Бразилию.
- Куда угодно, хоть к черту на кулички, только не оставаться в Константинополе, и не возвращаться в Россию...
Осуществить это желание было невозможно, так как все государства закрыли для русских свои границы, и Константинополь, в сущности, являлся огромным концентрационным лагерем.
[ Читать далее]В среде других, главным образом людей с определенным политическим мировоззрением, наблюдался переход из аморфной массы беженцев на положение политических эмигрантов.
- Мы лишь поменялись ролями с большевиками, — говорили представители этой категории. Смысл нашего пребывания за границей тот же, что смысл пребывания за границей при царском правительстве социалистических партий. Нужно только или держаться поближе к России, или жить в больших политических центрах Запада, работая на Россию, которая не здесь, а «там».
В массе, однако, эвакуировавшиеся из Крыма начинали капитулировать перед большевиками. Среди них наблюдается огромная тяга в Россию и выбрасывается лозунг: «Реэвакуация». В психологическом отношении это было очень сложное явление. Одни капитулировали перед большевиками идейно, горячо доказывая, что «равнодействующая» пройдет не между красными и белыми, а «третья Россия» выкристаллизуется из России большевистской. Так создавалась Франция, во время великой революции эволюционировавшая от Конвента к Наполеону. Другие указывали на то, что, вне всякой зависимости от отношения к большевикам, нужно возвращаться в Россию и работать над созданием русских ценностей. Это — долг каждого русского человека.
Наконец, тяга в Россию наблюдалась в особенности среди тех, кто, не задаваясь никакими политическими вопросами, просто жаждал вырваться из тяжкой заграничной обстановки в еще более, быть может, тяжелую, но свою родную, домашнюю обстановку, к покинутым семьям и хозяйствам.
Среди различных направлений политической мысли на берегах Босфора особенно обращали на себя внимание те политические течения, которые выкристаллизовались теперь среди казаков и впервые, можно сказать, со времени мартовской революции выливались в форму определенной общеказачьей политической идеологии. С этим особенно приходилось считаться теперь правящим кругам, ибо, если можно было говорить об армии и народе, уехавшем из Крыма, то конечно, только казачья масса являлась частью этого народа, и только на казаках базировалась армия. Все остальное состояло из аристократов, бюрократов, представителей буржуазии, служилой и неслужилой интеллигенции, офицерства, генералитета и т. д. Мужика, крестьянина, не было в этой массе. Оправданием эвакуации являлось участие в ней казаков...
Крымская катастрофа наложила на казаков глубокий отпечаток. Казачья политическая мысль лихорадочно работала над изысканием выхода из создавшегося положения. Атаманы, правительства, окончательно выродившиеся остатки казачьих парламентов являлись лишь плохо сохранившимися символами, реликвиями казачьей государственности. Они не могли повести за собой казаков, указать новые пути, чтобы выйти из тупика, в котором очутились они на берегах Босфора.
Среди казаков совершенно самостоятельно и вне зависимости от общерусских политических течений начинается напряженная политическая работа, происходит переоценка ценностей, оформляются новые лозунги…
- Главное командование, общепризнанный вождь антибольшевистских сил было проникнуто духом единоличной военной диктатуры при непомерном преобладании во внешней и внутренней политике военного влияния, при изобилии темных, безответственных и закулисных влияний.
- Вокруг главного командования собралась вся реакционная клика бывших руководителей царской России, русского юнкерства и буржуазии. Вокруг Деникина и, в особенности, Врангеля сконцентрировались также и отшатнувшиеся от собственных заветов в период мартовской революции представители либеральной буржуазии и интеллигенции.
- Все они, как раньше, так и теперь, даже после крымской катастрофы, мечтали о восстановлении безвозвратно прошедшего, были слишком чужды подлинным чаяниям русского народа, трудящихся масс и казачества.
- Сотрудничество по своей политической природе подлинно демократического казачества с главным командованием и его органами было неестественно, нравственно нездорово и политически уродливо…
Ясно, конечно, что при таких взглядах представители казачества энергично настаивали перед своими правительствами и атаманами на необходимости бесповоротного разрыва с главным командованием.
- Нам, — говорили они, — нужно резко отмежеваться от Врангеля и тех, кто его поддерживает. Ничего общего со старой, прогнившей Россией. Ничего общего с теми, кто три с половиной года губил дело борьбы с большевиками, и сотрудничество с которыми привело нас на берега Босфора... Ничего общего с теми, кто на протяжении трехлетней борьбы с большевиками был оплотом реакции, кто бросил казачество на путь авантюры, кто был чужд и враждебен демократическому духу его. Среди друзей и сотрудников казачества не найдут места те, кто не перестанет носиться с идеей единоличной военной диктатуры, вдохновлять и защищать очередное главное командование и своеобразную «русскую государственность».
Такова была идеология «Союза Возрождения Казачества» в применении к недалекому прошлому.
Врангелевские круги, в свою очередь, относились к казакам недоброжелательно и даже прямо враждебно, что, конечно, дает свои результаты.
- Даже казачьи атаманы, народ покладистый и покорный, пишет бывший член донского правительства Васильев в Сербию генералу Сидорину, — и те охладели значительно к своему недавнему кумиру, а все же сказать решительное слово, отряхнуть его прах от ног казачества у них смелости не хватает. Казалось бы, — дальше тянуть союз с Врангелем некуда; казалось бы, дальше оставаться в унизительном положении бесправия и париев нельзя. А все еще тянут, пресмыкаются перед пустым местом. Врангель дошел до того, что сделал выговор и замечание нашему атаману Богаевскому по поводу того, что этот последний дерзнул, минуя Врангеля, обратиться с воззванием к американскому правительству о помощи казачеству и послал депешу французскому правительству о том, чтобы приостановлена была отправка казачьих частей с Чаталджи на Лемнос. На этой почве произошел конфликт. Атаманы все ездили к Врангелю объясняться...
Атаманы Дона, Кубани и Терека сами склонялись все больше и больше к мысли о необходимости разрыва с Врангелем, но по своей нерешительности медлили, тем более что Врангель пугал их тяжелым положением, в котором очутятся казаки в случае разрыва. Атаманы сомневались в том, что их признает правительство Франции и других держав. Не было у них и своих денежных средств. Наиболее богатое Донское правительство свой металлический запас — серебро — сдало на хранение на итальянский крейсер еще летом. Теперь итальянцы отказались выдать серебро, ссылаясь на то, что они не знают, кто является истинным хозяином его — правительство Дона или правительство Советской России.
В конце концов атаманы пришли к компромиссному решению и 14 января заключили между собою соглашение о том, что казачьи атаманы по всем вопросам, политическим, финансовым и экономическим, по вопросам внешних сношений и военным будут действовать объединенно…
По своему значению этот договор является, в сущности, актом разрыва с главным командованием и расторжением севастопольского соглашения от 4 августа 1920 года…
Конечно, Врангель рвал и метал. Он не хотел выпускать казаков из своих рук. Его представители, вроде Палеолога в Сербии, энергично настаивали перед сербским правительством, чтобы оно ни в коем случае не удовлетворяло ходатайств представителей казачества о перевозке казаков из военных лагерей в Сербию. Конечно, эти старания не проходили бесследно, и весьма замедляли разрешение вопроса о расселении кадров бывшей армии.
В конце декабря в Константинополь из Тифлиса прибыл Иванис. Он категорически отказался признать Науменко и заявил, что считает только себя законным атаманом Кубани. Однако в константинопольских казачьих политических кругах, за исключением членов «Союза Возрождения Казачества», считавших Иваниса единственным законным представителем Кубани, а также среди атаманов, Иванис не нашел большого сочувствия. Он решил тогда действовать за свой страх и риск.
Не встретив поддержки у Врангеля, Иванис посылает ему официальное заявление о том, что он считает расторгнутыми все соглашения с главным командованием, и кубанских казаков, как простых беженцев, отдает под покровительство Франции. Сам же отправляется в большое путешествие по славянским странам, мотивируя это необходимостью ходатайствовать о расселении казаков.
Из стана белых уходили элементы демократические. Уходили элементы, в той или иной мере связанные с демократией. Из-под покрова чуждых наслоений теперь уже для всех без исключений обнаруживалось то, что составляло истинную сущность стана белых.
Реакционеры и реставраторы снимают маски, поднимают забрала. Они тоже уходят из стана белых, открыто выступая в качестве сторонников реакции и реставрации.
Врангель все еще цепляется за власть, все еще претендует на роль носителя государственного начала. Но массовый уход из стана белых ставил теперь официальные и официозные круги главного командования в положение полной изоляции. Даже дипломатические представители и те уже начинали отмежевываться и открещиваться от главного командования и отказывать в выдаче находившихся в их распоряжении денежных средств… Можно было заранее предсказать, что от Врангеля отмежуется, как это и случилось впоследствии, даже и константинопольская общественность в лице лучших своих представителей.
Вокруг главного командования и того, что продолжало именоваться «армией Врангеля» создавалось безвоздушное пространство. Все усилия вдохнуть жизнь, вспрыснуть живительный эликсир в разлагающееся мертвое тело оставались безрезультатными.
Было ясно, что независимо от внешних технических причин приближается последний этап четырехлетней гражданской войны — ликвидация, распыление остатков Вооруженных Сил Юга России.
