Уже с начала сентября руководство Советами перешло к большевикам. Троцкий возглавлял Петроградский Совет и призывал пролетарские и солдатские организации "к сплочению своих рядов". Вдобавок ко всем прочим учреждениям появились по всей России новые "комитеты спасения и охраны революции". Призрачная власть правительства окончательно испарилась. Газеты того времени пестрели заголовками: беспорядки, самосуды, погромы, анархия.
В середине октября только слепые и глухие могли не замечать, что большевики готовятся к захвату власти…
И во всей столице лишь один человек не сознавал надвигавшейся опасности. Это был Керенский. Насколько в те дни он жил в каком-то непонятном мире иллюзий, свидетельствует рассказ Владимира Дмитриевича Набокова.
"За четыре-пять дней до октябрьского большевистского восстания, - писал он, - в одном из наших заседаний в Зимнем дворце, я его (Керенского) прямо спросил, как он относится к возможности большевистского выступления, о котором тогда все говорили. "Я был бы готов отслужить молебен, чтобы такое выступление произошло!" - ответил он мне. "А уверены ли вы, что сможете с ним справиться?" - "У меня больше сил, чем нужно. Они будут раздавлены окончательно".
Но сил, которых было больше, чем нужно, - вообще не оказалось. И члены Временного правительства, за исключением министра-председателя, это отлично понимали…
Чувствуя недоброжелательство к себе и боясь быть выданным большевикам, Керенский бежал. Он бесследно пропал, как в воду канул... И в течение восьми месяцев скрывался в России. С этого момента имя его исчезает со страниц истории.
26 октября, вскоре после двух часов утра, все министры Временного правительства (за исключением Керенского и министра продовольствия Прокоповича) были арестованы в Зимнем дворце и под охраной красногвардейцев препровождены в Петропавловскую крепость, где еще с конца февраля месяца томились в заточении министры царского правительства. По сравнению с февральской революцией и восстанием 3-5 июля, захват власти большевиками был относительно бескровным.
