Пренебрегая опасностью, Баррингтон, Оуэн и другие социалисты распространяли свои листовки и ошарашивали вопросами либеральных и консервативных ораторов. Они требовали, чтобы тори объяснили причины широкого распространения безработицы и нищеты в протекционистских странах, например, в Германии и Америке, а на митингах мистера Светера спрашивали, какие средства против безработицы предлагают либералы. В ответ социалисты получали угрозы расправиться и требования «не мешать вести митинг»…
Сплошь и рядом случалось так, что митинги превращались в ожесточенные споры между либералами и тори. Сторонники существующей системы, распавшись на маленькие группки, не в состоянии были довести спор до логического конца и вскоре перескакивали к малозначащим деталям, забывали, о чем шла речь, кидались в сторону, шумели и надрывались по пустякам. И длились, длились эти пустые, но жестокие словопрения, и участники споров все дальше уходили от начала и от сути разногласий.
[Читать далее]Не до истины докапывались эти несчастные, не искали путей улучшить свое положение. Казалось, их единственная задача состоит в том, чтобы одержать верх над противником.
Обычно после таких споров Оуэн подолгу бродил в одиночестве, горела голова, нарастало чувство невыразимого отчаяния и усталости, его угнетала мысль, что едва ли когда-нибудь его товарищи-рабочие поймут причины своих страданий. И не столь уж эти причины сложны и недоступны пониманию простого человека, чтобы разобраться в них, и не нужно обладать исключительными способностями; даже малый ребенок мог бы без особого труда определить и болезнь, и средство лечения. Но Оуэн все больше убеждался в том, что многие рабочие настолько не верят в себя, что целиком полагаются на тех, кто наживается за их счет и грабит их. Они не знают и не хотят знать причин нищеты, на которую в течение всей жизни обречены и они сами, и их дети. А когда им просто и неопровержимо объясняют эти причины и затем подсказывают совершенно очевидный выход, они не выражают радости, они остаются немы и злятся, что не могут ответить и доказать обратное.
Они остаются немы, ибо не верят в собственный разум, не давая себе труда своим умом разобраться между очевидными выводами из услышанного от товарищей-социалистов, и сказками, которыми кормят их хозяева и эксплуататоры. И им кажется, что безопаснее следовать за старыми поводырями, чем полагаться на собственное суждение, потому что с самого детства им вдалбливали мысль об их умственной и общественной неполноценности, и они настолько уверовали в справедливость этой доктрины, что часто говорят о себе и себе подобных жалкие слова − «куда уж нам!».
Они не знают причин своей нищеты, не хотят знать, не хотят слушать.
Им нужно только одно − чтобы их оставили в покое, чтобы они могли работать и следовать за теми, кто, пользуясь их простотой, крадет у них плоды их труда, за их испытанными вождями, которые, закормив их обещаниями, загнали в пучину отчаяния, где эти бедолаги добывают сокровища для своих хозяев и умирают с голода, когда тем невыгодно давать им работу. Это все равно, как если бы стадо глупых овец отдало себя под защиту стае голодных волков…
На многочисленных плакатах либералов и тори каждая строчка была обращена к рабочим и призывала их голосовать за одних и презреть других. Один из плакатов тори изображал пивную: перед стойкой с огромной кружкой в руке, с глиняной трубкой во рту и с грузом инструментов за спиной стоял жалкого вида дикарь − идеал современного англичанина, с точки зрения консерваторов. Подпись под плакатом удостоверяла, что это человек! Они хотели бы навязать такой идеал своим соотечественникам, хотя, общаясь в своем кругу, аристократы-тори проявляли меньше уважения к подобного рода людям, чем к животным, к лошадям, например, или к собакам.
Плакаты либералов не были столь откровенны. Более благопристойные и притом более изощренные и лицемерные, они рассчитаны были на то, чтобы обмануть и ввести в заблуждение избирателей поумнее.
Баррингтон обошел трибуну и увидел человека со шрамом, одиноко стоявшего в ее тени. Баррингтон протянул ему одну из социалистических листовок, тот взглянул на нее и сунул в карман, ничего не сказав.
− Извините меня, пожалуйста, за такой вопрос, но вы раньше были социалистом, не правда ли?
Даже в полутьме Баррингтон заметил, как вспыхнуло, а затем побледнело лицо этого человека, и безобразный шрам у него на лбу проступил еще отчетливее.
− Я и сейчас социалист; человек, который был социалистом, никогда не отступится от социализма.
− Но, выступая на этих митингах, вы сами опровергаете эту истину. По-видимому, ваши убеждения изменились с тех пор, как вы были здесь в последний раз.
− Повторяю: социалист никогда не изменит своим убеждениям. Однажды познав истину, они не отступаются. Социалист понимает причины нищеты и упадка, он знает, как с ними бороться, он видит единственный путь к спасению − устройство общества, именуемое социализмом, которое в конце концов будет принято, поскольку нет другого средства против вымирания рабочего класса, но, к сожалению, не всякий, кому выпало счастье постичь эту истину, готов пожертвовать собой ради ее победы. Когда я впервые познакомился с социализмом, − продолжал он с горечью, − мне хотелось поведать о нем всем вокруг. Я отдавал все время, деньги, здоровье, чтобы передать свои знания другим. И делал это охотно, был счастлив в полной уверенности, что люди будут рады узнать истину, что они стоят тех жертв, которые я приносил для них. Но теперь я понял, что это не так.
− Но даже если вы больше не верите в необходимость работать в защиту социализма, зачем вы выступаете против него? Вы вправе не жертвовать собой ради блага других, но зачем вы причиняете зло людям? Если вы не хотите помогать установлению лучшего строя, то не помогайте хотя бы господствующей системе.
Человек со шрамом рассмеялся горьким смехом.
− О, для этого есть довольно веская причина.
− Боюсь, вы не сможете привести мне причину, которую я счел бы веской.
Человек со шрамом снова расхохотался неприятным, безрадостным смехом, сунул руку в карман брюк и вытащил горсть серебряных монет, среди которых поблескивали одна или две золотых.
− Вот моя причина. Когда я посвящал свою жизнь и все свои способности моим товарищам рабочим, когда я пытался научить их, как разбить цепи, объяснить им, как спасти детей от нищеты и позорного рабства, я не хотел за это платы. Я делал это из любви к людям. А они отплатили мне ненавистью и побоями. Но, с тех пор как я помогаю их хозяевам обкрадывать их, они относятся ко мне с уважением.
Баррингтон ничего не ответил, а человек сунул деньги в карман и небрежным жестом указал в сторону толпы.
− Поглядите на них! − продолжал он с презрительным смехом. − Поглядите! На людей, из которых вы хотите сделать идеалистов! Поглядите на них! Одни ревут и воют, как дикие звери, или хохочут, как идиоты, или стоят с тупым видом без проблеска мысли на лице, слушая ораторов, чьи слова ничего не дают их никчемным мозгам, глаза же других горят от дикой ненависти к их же товарищам, они рады любой возможности спровоцировать драку, чтобы утолить звериные свойства своей натуры, они жаждут крови. Неужели вы не видите, что эти люди, которым вы хотите объяснить свой план возрождения мира и учение о новейшем братстве и любви, большей частью стоят на уровне готтентотов? На самом деле их интересуют только пиво, футбол, тотализатор, ну и, конечно, еще одно занятие. Самое большое их желание − чтобы им разрешили работать. И ничего лучшего они не хотят и для своих детей!
Никогда в своей жизни они не мыслили самостоятельно. Вот они, эти люди, которых вы надеетесь воодушевить высокими идеалами! С таким же успехом из кучи дерьма можно сделать золотую брошь. Попробуйте образумить их, поднять и научить их высоким истинам. Посвятите всю свою жизнь и свой ум улучшению условий их жизни − и вы обнаружите, что они-то и есть ваши главные противники, с ними-то вам и приходится сражаться. Они возненавидят вас и при случае могут разорвать вас на части. Но если вы разумный человек, вы употребите свои таланты и ум для собственной выгоды. Не думайте о социализме или каком-нибудь другом «изме». Используйте свои способности для добывания денег − каким способом, не важно, тут все средства хороши. Не можете добыть их честным путем, обманывайте, крадите, но добывайте! Деньги − единственная реальная ценность. Делайте, как я, − обкрадывайте их, эксплуатируйте, и тогда они вас станут уважать.
− В чем-то вы правы, − сказал Баррингтон после долгой паузы, − но все же есть ценности повыше. На нас давят, нас создали определенные обстоятельства, но остаются дети, и они стоят того, чтобы за них бороться.
− Это сейчас вы так думаете, − ответил его собеседник, − но придет день, когда вы встанете на мою точку зрения. Ну а дети... что ж, если родителям не больно смотреть, как их дети вырастают полуголодными рабами, я не вижу, почему нам с вами следует волноваться по этому поводу. Если хотите, − продолжал он после паузы, − я могу предложить вам кое-что существеннее вашего социализма.
− Что именно?
− Послушайте: вы социалист, ну, что ж, я тоже социалист, у меня хватает ума, чтобы понимать, что социализм осуществим, неизбежен и правилен; он победит, когда большая часть населения будет настолько просвещенной, что потребует его установления, но вам никогда не удастся просветить этих людей в спорах с ними или путем убеждения, потому что они просто неспособны воспринимать абстрактные суждения, − теория для них недоступна. Вы ведь знаете, что сказал покойный лорд Солсбери, когда кто-то предлагал создать для них бесплатные библиотеки; он сказал: «Они не хотят библиотек, дайте им цирк». Как видите, либералы и тори понимают, с кем они имеют дело, они понимают, что, хотя по виду это взрослые люди, разума у них как у малых детей. Вот почему можно так долго обманывать их, запугивать и обкрадывать. Но ваша партия упорно относится к ним как к разумным существам. В этом и состоит ваша ошибка, вы просто зря тратите время.
Их можно учить только на примерах из практики, и количество таких примеров с каждым днем прибавляется. Трестирование промышленности − практический урок, демонстрирующий возможность коллективной собственности, − со временем даже они поймут это, поймут из горького опыта, а не из теоретических разговоров, что они должны либо стать хозяевами трестов, либо погибнуть, и тогда, только тогда они дорастут до социализма. А пока мы занимаемся выборами. Неужели вы думаете, что есть какая-нибудь существенная разница − кто из этих двух людей победит?
− Нет, конечно.
− Ну так вот, поскольку вы не выставили своего кандидата, один из этих двух кандидатов неизбежно будет избран, − так почему бы вам не отхватить несколько фунтов, работая на того или другого? Ведь многие избиратели просто не могут сделать выбора между ними, и не нам с вами осуждать их за это. Слово от вашей партии поможет им решиться на что-то. Раз у вас нет своего кандидата, вы не причините вреда социализму, а для себя кое-что выгадаете. Если хотите, пойдемте, я представлю вас доверенному лицу Светера − об этом никто ничего не узнает.
Он взял Баррингтона под руку, но тот высвободился.
− Поступайте как вам угодно, − сказал человек со шрамом, делая вид, что не обижен. − Вы лучше знаете, что вам нужно. Вы можете, если вам нравится, стать хоть святым, но, что касается меня, с меня довольно. Впредь я намерен заботиться только о себе. А эти люди − они голосуют за кого хотят, получают то, за что голосовали, и, клянусь богом, ничего лучшего не заслуживают! Их хлещут теми бичами, которые они сами себе выбирают, и, будь моя воля, я бы живого места на них не оставил. Ведь нынешняя Система для них − это безрадостный рабский труд, полуголодное существование, отрепья и преждевременная смерть. Но они голосуют за нее, они ее поддерживают. Так пусть они получат то, за что голосуют, пусть гнут спину, как рабы, пусть голодают!
Человек со шрамом на лице умолк, и Баррингтон не сразу ответил ему.
− Наверное, ваши чувства можно понять, − задумчиво произнес наконец Баррингтон, − но мне кажется, вы многое упускаете из виду. Ведь им с детства внушали священники и родители, чтобы они относились к себе и ко всему рабочему люду с презрением, как к животным, и к богатым − с благоговением, как к существам высшего порядка. Мысль о том, что они сами люди, равные во всех отношениях представителям высших классов, что отличает их от людей так называемых высших кругов только недостаток образования, культуры и средств на получение этих благ, к подобной мысли их с детства учили относиться как к вредной ереси, и вы знаете об этом не хуже меня.
Псевдохристианские священники, которые, издеваясь в глубине души над ними, твердили им, что бог − их отец и все люди братья, сумели убедить большинство этих «братьев», что их долг смириться с собственным вырождением и почтительно слушаться хозяев. Ваше возмущение должно быть обращено против тех, кто обманывает, а не против обманутых.
Человек снова рассмеялся.
− Ну что ж, попробуйте, − сказал он, направляясь к трибуне, куда его позвали его коллеги. − Попробуйте внушить им, что бог создал мир и все его изобилие для блага всех своих детей. Попробуйте объяснить им, что они бедны телом и духом, что живут они в невыносимых условиях не потому, что они от природы люди второго сорта, а потому, что у них украли их наследство. Пойдите и научите их, как отобрать это наследство для себя и для своих детей, − и увидите, как они отблагодарят вас.
…
Первое сообщение о результатах выборов должно было появиться на освещенном табло ратуши в одиннадцать часов вечера. Задолго до этого часа на близлежащих улицах собралась огромная толпа. Около десяти часов начался дождь, но толпа не расходилась, она продолжала расти. Без четверти одиннадцать дождь перешел в ливень, но люди не расходились, ожидая результатов − чей герой победил. Пробило одиннадцать, и воцарилось мертвое молчание, все глаза были устремлены на окно, в котором должно было появиться сообщение. Судя по необычайной заинтересованности этих людей, можно было подумать, что, в зависимости от результатов выборов, их ждет какой-то огромный выигрыш или, наоборот, проигрыш, хотя, конечно, большинство собравшихся прекрасно понимали, что, каков бы ни был результат, никаких серьезных перемен не наступит, как и после всех предыдущих выборов.
…
Смятение чувств, которое испытал Баррингтон во время выборов, еще усилилось благодаря их результатам. Это слепое, бездумное, восторженное обожание тех, кто эксплуатирует тебя и грабит; это поразительное равнодушие к своим собственным интересам; эта покорность, с которой филантропы переносят страдания; эта рабская готовность жить в нищете среди богатств, которые сами же они создают; черствое безразличие к судьбе своих детей и дикая ненависть к каждому, кто осмелится предложить им попытаться жить лучше; тупая уверенность, что надежды эти невозможно осуществить.
