Из книги Александра Павловича Родзянко "Воспоминания о Северо-Западной Армии".Развал нашего тыла не поддавался никакому описанию…
Одновременно с приездом ген. Юденича приехал в Гатчину и Генерал-Губернатор ген. Глазенап со штабом, в котором было более шестидесяти офицеров. Колоссальный Штаб этот никакой пользы общему делу не принес, а существование его под таким громким и несвоевременным названием («Штаб Генерала-Губернатора и Командующего Войсками на театре военных действий») было только смешно, тем более что было совершенно неясно, какими именно войсками должен был командовать ген. Глазенап, т. к. все войска были подчинены командирам корпусов, а командиры корпусов — ранее мне, а после назначения меня Помощником Главнокомандующего, — непосредственно Главнокомандующему. Я полагаю, что пресловутый штаб этот принес бы гораздо больше пользы, если бы чины его были направлены на пополнение полков, где нужда в офицерах была острая. Как пример того, насколько штаб Главнокомандующего не был осведомлен о положении на фронте, могу привести следующий факт: через несколько дней после взятия Гатчины, когда уже было видно, что противник успел подвести большие резервы, инициатива стала постоянно переходить в его руки, была получена от Главнокомандующего телеграмма с приказанием: «Генералу Родзянко с 3-ей дивизией взять Петрограде. При всем желании точно исполнять приказания высшего начальства, мы с гр. Пален, прочитав эту телеграмму, только посмеялись…
[Читать далее]В Ямбурге я нашел полную неурядицу и неразбериху… Рапортом на имя Главнокомандующего я просил назначить следствие по делу о неисполнении ген. Ветренко моих боевых приказов. Главнокомандующий согласился, но следствие так и не было назначено, а впоследствии выяснилось, что все мои приказы исчезли из дел Штаба 3-ей дивизии. На мой доклад и предложение Главнокомандующий не дал решительно никакого ответа. Поняв это как нежелание с его стороны разговаривать и считаться со мною, я решил, что ничего более для армии сделать не могу и, еще раз предупредив Главнокомандующего о надвигающейся катастрофе, остался впредь до дальнейших распоряжений в Нарве. В штабе Главнокомандующего начальник штаба ген. Вандам и генерал-квартирмейстер ген. Малявин рассказали мне, что никаких точных указаний и распоряжений от ген. Юденича добиться им не удается. В результате в штабе царили полная растерянность и недоумение. Случайные, разноречивые приказания штаба армии, не связанные никакой общей идеей и планом, еще ухудшали безвыходное положение нашей бедной армии…
К сожалению, ген. Юденич совершенно не понимал гражданской войны и ни в какой мере не обладал качеством, являющимся прямо необходимым, для начальника, ее ведущего, т. е. решительностью и энергией. Не имея никакого общего плана и не получая никаких указаний, части армии отступали на Ямбург, совершенно не представляя себе, что они будут делать дальше…
Отношение к нам эстонцев, предвидевших близкий конец Северо-Западной армии, стало прямо невозможным: они грабили наши обозы, грабили беженцев, не пропускали никого через проволоку на левый берег Наровы и т. д.
…невозможно описать весь ужас того положения, в которое попала Северо-Западная армия. Бесчеловечное отношение эстонцев переходило все границы. Начальник 1-ой Эстонской дивизии ген. Теннисон, с которым раньше у меня были самые хорошие отношения, позволял себе определенные издевательства: на вопрос, как и где обогреть людей, он ответил «стройте землянки», когда не было ни топоров, ни лопат, стоял мороз около 20°, а в Нарве можно было найти кое-какие помещения…
По возвращении ген. Юденича я… просил его избавить меня от громкого названия Помощника Главнокомандующего... На это Главнокомандующий сказал: «Я вас посылаю в Лондон». Я спросил: «Когда прикажете ехать» ответ был «возможно скорей»…
Вскоре действительно оказалось, как я и предполагал, что посылка моя в Лондон была только предлогом для удаления меня из Армии, и ген. Юденич, продержав меня целый месяц в Ревеле, откомандировал меня в армию адм. Колчака или же ген. Деникина…
Тем временем в Юрьеве продолжались переговоры, между большевиками и эстонцами, которые очевидно должны были закончиться перемирием…
Через несколько дней перемирие было заключено, и армия должна была подвергнуться позорному разоружению. От голода и холода в армии развился тиф и унес много жертв из рядов достойных борцов за русское дело. И все-таки переход к большевикам начался только тогда, когда припертая с одной стороны противником, с другой эстонцами, армия действительно не знала куда ей деваться. Уходя к красным, многие солдаты оставляли записки, с просьбой не думать, что они сделались большевиками и с объяснением, что они уходят только для того, чтобы отомстить эстонцам. Вообще против эстонцев солдаты были чрезвычайно озлоблены.
Закончив воспоминания свои о Северо-Западной армии, не могу не сказать хотя бы несколько слов о причинах, приведших эту малую, но геройскую армии к гибели…
Главнейшие причины эти следующие: 1) отношение глубокого тыла и Парижского Совещания к нашей армии, слабость Северо-Западного правительства в сравнении с Советской властью, разрозненность русских общественных сил и увлечение их партийностью, что еще более ослабляло армию и ее и без того слабый тыл; 2) недружелюбное отношение к нам эстонцев, 3) отсутствие настоящей поддержки со стороны представителей Англии и 4) допущенные высшим командованием крупные стратегические ошибки.
Попробую более подробно осветить эти причины.
1. Парижское Совещание, в руках которого, казалось, находились тогда все нити спасения родины, совершенно не знало истории возникновения и обстановки деятельности Северо-Западной армии, которая формировалась и вела борьбу под знаменем «Против большевиков и за Учредительное Собрание». Как я уже говорил выше, приезд штаба Главнокомандующего в Нарву не оправдал надежд армии: штаб этот не пожелал ознакомиться с нуждами фронта, а тыл армии, как был до приезда его не налажен, из-за полной невозможности найти подходящих работников, так и остался не налаженным. Что такое представляло собой Парижское Совещание, каковы были его цели и задачи, какие пути намечало оно для спасения родины — ни мне, ни армии совершенно не было известно. Не имея ни копейки денег, мы не могли даже послать в Париж курьера для связи. Штаб генерала Юденича, до июля месяца находившийся в Гельсингфорсе, сведения давал нам самые скудные. Не улучшилось наше положение и после переезда его на южный берег Финского залива, и мы по-прежнему продолжали находиться в полном неведении того, что делалось в Европе. Единственное, что мы знали, было то, что лозунг «Великая, Единая, Неделимая» окончательно отшатнул от нас эстонцев, на которых мы волей-неволей должны были опираться, и лишил этим армию твердой базы. Политическое Совещание при генерале Юдениче, подобно его штабу, тоже не пожелало ознакомиться с положением армии и совершенно игнорировало командующего этой армией. Что касается общественных деятелей, то они старались играть крупные роли, пытались дать понять, что они являются создателями и вдохновителями Армии, перебивали друг у друга министерские портфели… и только вносили рознь в армии. В несчастьи, случившемся с Северо-Западной армией, мы, русские, должны прежде всего обвинить самих себя: вместо того, чтобы дружно сплотиться для борьбы с большевизмом, представители интеллигенции и буржуазии, способные работать и приносить пользу, разбились на группы и занялись партийными спорами, желая восстановить родину именно по своей программе, и тем только ослабляя общие, необходимые для борьбы, силы. Совершенно необъяснимо было нежелание главнокомандующего и его штаба допустить в армию некоторых офицеров, желавших работать для освобождения родины, причем как мотив выдвигалось обвинение их в немецкой ориентации, а это лишало армию весьма ценного элемента. Большинство бежавших из-под большевистского ига думали только об устройстве своего личного благосостояния и яростными партийными выступлениями за границей думали оправдать свое нежелание принять участие в непосредственной борьбе с большевиками, охотно предоставляя эту честь горсти смелых и действительно любящих свою родину людей. Партийные споры результатов никаких не дали, а честных борцов на фронте погибло из-за них немало. Читающему эти строки я поставлю один вопрос: что важнее родина или партия?
2. Отношение к армии эстонцев... Я уже говорил о стремлении эстонцев создать рознь в рядах Северо-Западной армии. …большевистски настроенные элементы являлись злейшими нашими врагами. Зависимость наша от них была велика, так как тыл наш был в Эстонии... Характерна та быстрота, с которой Эстонская армия переменила свое отношение к нам, как только начала сказываться наша неудача: те же полки, которые только что сражались бок о бок с нами под Красной Горкой, стали грабить наши обозы и разоружать отходящие части...
3. Отношение представителей Англии... Письмо генерала Гофа к генералу Юденичу произвело на армию самое тяжелое впечатление и окончательно подорвало в ней авторитет представителей Англии. Поспешное создание генералом Марчем Северо-Западного правительства, не имевшего территории, произвело своеобразное впечатление…
/От себя: как мило автор проговаривается о том, кто был их хозяином./
4. Допущенные стратегические ошибки. …население Псковской и Новгородской губерний… принесло бы армии больше пользы, чем рабочие и потерявшие человеческий облик интеллигенты Петрограда. Конечно, в Пскове нужно было организовать твердый и прислушивающейся к нуждам Армии тыл. … желание же отдельных генералов возможно скорее достичь Петрограда привело к тому, что почти вся армия была сосредоточена в районе Гатчины, и правый фланг ее оказался оголенным, что позволило большевикам почти беспрепятственно вывалиться ей в тыл... Когда же армии пришлось отступать, главнокомандование совершенно потеряло голову, тем более, что письменного договора с эстонцами, который мог бы гарантировать ей спокойный отход, не существовало. Договор этот был заключен генералом Неф и истек в мае 1919 г. Я… подготовил к подписи новый договор… но генерал Юденич по причинам, для меня не ясным, отказался от его подписания. Генерал Юденич, по-видимому, совершенно не сознавал, что Армия гибнет и думал, что назначением неизвестного ей и неспособного к этой роли генерала Глазенапа можно спасти положение, Генерал Глазенап принял на себя непосильную задачу, что объясняется его честолюбием и желанием быть командующим армией. Многие части стойко держались до последней минуты и были брошены неожиданно уехавшими Главнокомандующим и новым командующим на произвол судьбы.
Огромная ответственность за гибель армии лежит на самом генерале Юдениче, человеке безвольном и упрямом, которому были совершенно чужды стремления и желания борцов за правое дело. Этот дряхлый старик не имел права брать на себя столь ответственную роль; большими преступниками перед погибшими борцами являются те русские общественные деятели, которые выдвинули эту мумию на столь ответственный пост.
…
Из доклада генерала Родзянко адмиралу Синклеру:
Поводом к созданию русских военных сил на севере послужил один из пунктов Брест-Литовского договора, по которому германцы должны были эвакуировать район Пскова, охрану порядка в котором немцы хотели передать русской армии…
Формирование армии происходило при очень тяжелых условиях. Средства и вооружение, обещанные немцами, были даны ими лишь в очень небольшом количестве…
Они не дали армии никакой власти в Пскове, как военной, так и гражданской, и не согласились на мобилизацию.
Неудачна была сама идея Германского командования выбрать Псков местом формирования новой армии. Русские офицеры указывали на опасность формирования этой армии в такой непосредственной близости к большевикам.
Между тем политические события в Германии имели гибельное влияние на ее войска. Солдаты начали своевольно оставлять позиции и возвращаться домой. Большевики использовали этот момент и сконцентрировали большие силы в районе Торошино-Карамышево-Себеж и начали 25 ноября наступление на Псков. Немецкие войска, которые должны были держать левый фланг и сохранить порядок в городе, начали отступать по направлению к Изборску, не сражаясь и даже не известив об этом русских. Добровольческий корпус в Пскове, несмотря, на слабость и недостаток средств, выполнил с честью свою задачу и успел предпринять атаку с правого фланга большевиков... К этому времени было замечено, что позиции левого фланга были очищены немцами. В городе большевики устроили восстание, будучи хорошо снабжены оружием и амуницией, благодаря немецким солдатам, которые в предшествовавшие дни продавали населению все, что могли…
Штаб корпуса… должен был переплыть реку на лодках и один продолжать отступление. Крестьяне были очень враждебно настроены и стреляли по отступающему штабу. Несколько офицеров было поймано и убито населением... Полк. Неф отправился в Ревель и заключил договор с правительством Эстонской республики о совместных действиях против большевиков. Среди населения Эстляндии очень много большевиков и они смотрят на Северную армию не только с недоверием но с ненавистью. Офицеров задерживали на железнодорожных станциях и выселяли за пределы Эстонской республики. Корпус должен был искать выход или к северу на Ревель или же к югу на Ригу и Митаву, чтобы как-нибудь войти в сношения с ожидаемыми английскими войсками. В этот момент полк. Неф был вызван в Гельсингфорс на совещание с английскими властями.
Латыши также относились с недоверием к Северной армии, отчасти из боязни за дальнейшее существование своей республики, — несмотря на то, что Северная армия никогда не вмешивается в вопросы внутренней политики, — отчасти боясь неоплачиваемых реквизиций...
То, что необходимо в данный момент, может быть выражено в нескольких словах:
1) Немедленное получение средств.
2) Сконцентрирование всех военных организаций на Балтийском фронте под одним общим командованием.
3) Прикомандирование английского представителя союзных держав к Северной армии.
4) Поддержка армии союзными войсками, высадка которых ожидается в Балтийских портах, или, по крайней мере, оккупация этих портов.
5) Мобилизация всех русских офицеров в стране.
6) Усиленный прием волонтеров.
Вопрос средств поставлен здесь на первом месте, потому что он является самым срочным. Немцы не заинтересованы более в том, чтоб давать нам средства. Местные банки и учреждения не имеют свободных денег в данный момент.
/От себя: то есть белые, утверждая, будто причиной развязывания ими гражданской войны явилось заключение большевиками предательского Брестского мира, формируют свою армию под патронажем немцев и на их средства, воюют в союзе с немцами против большевиков. Затем белые просят англичан не только о материальной помощи, но и об оккупации своей родины. Но они – патриоты, а большевики – иностранные агенты./
…
Из секретного донесения, полученного генералом Родзянко из Пскова:
По инициативе г. Афанасьева, Батька выписал Тешнера, который приготовил клише для 40-руб. керенок…
В гостинице «Лондон» в № 1 была открыта экспедиция... Оттуда экспедиция была переведена под непосредственную охрану районного коменданта Куражева, где она и процветала, пока там были Куражев и Афанасьев. Все это велось под непосредственным руководством Стоякина, который повесил одного из писарей (казнь была произведена в Крестах) за слишком хорошее знакомство с делами экспедиции. В Вознесенский полк поступило из Штаба Балаховича и было передано заведующему хозяйством пор. Ецкому 10000 рублей фальшивыми керенками.
На благотворительном вечере в Стругах Белых кассирша обнаружила 4000 рублей фальшивыми керенками, полученные от ротмистра Балаховича — брата батьки.
В псковском городском саду Стоякин сделал попытку расплатиться за ужин керенками своего изготовления: попытка не удалась, но породила в городе массу толков на эту тему. Печатание денег производилось в доме Коммерческого Банка (в Пскове) под помещением районной комендатуры. В помещение экспедиции допускались только полк. Якобс, полк. Стоякин и корн. Якобсон.
Печатал мастер Богоприимцев. По этому делу Стоякин хотел расстрелять пор. Андреева.