декабрь 1919 г.)".
Белая армия в Сибири не была однородной: она включала казачьи части, остатки “Народной армии” Комуча и мобилизованных сибирских крестьян. Как раз последние в силу своего социального положения и ставили колчаковскую армию в неустойчивое положение. Однако удовлетворительного решения этой проблемы не было. Вместо этого омская кадетская газета призывала мобилизовать городское население. В газете разъяснялось:
– Необходимость дополнительных призывов очевидна. Очевидна также необходимость общих призывов. Очевидно, что тяжесть общих призывов для сельского населения должна быть смягчена, так как рабочих рук в сельском хозяйстве хлебородной Сибири немного, а производство хлеба в предстоящий период сельскохозяйственных работ должно быть сколько возможно обеспечено. От Сибири голодное население России, в частности её городов, ждёт спасения не только войсками, но и подачею хлеба. Из этих затруднений, которые создаёт сама жизнь, – вывод единственный – что городское население на предстоящее лето, пока деревня не управится со своими работами, должно потесниться. Оно должно принять на себя тяжесть более глубокой мобилизации, которая позволила бы потребовать у деревни примерно не два призывных года, а один.
Подобные призывы, естественно, не находили отклика в городской, а особенно в рабочей среде…
[Читать далее]3 апреля командующий войсками генерал Матковский издал следующий приказ:
– Приказываю разослать и объявить в газетах следующий мой приказ: ввиду обнаружения случаев уклонения от призыва в войска под теми или иными предлогами согласно ст. 13 положения о призыве увеличиваю наказание за таковые преступления до смертной казни включительно. Объявляю начальникам гарнизонов, что по отношению к изменникам родине стесняться преступно и требую принятия немедленных и решительных мер.
В этот же день у В.Н.Пепеляева был военный министр, с которым они обсуждали дополнительный призыв интеллигенции. Пепеляев убедил Колчака сделать поездку по стране под лозунгом осмотра новобранцев Омского и Иркутского военного округов.
Это были лишь внешние метания режима из одной крайности в другую. По-прежнему основным пополнением белой армии оставались крестьяне, что и привело эту армию в итоге к катастрофе. Под впечатлением побед на фронте мелкобуржуазные круги вновь стали поднимать проблему созыва законодательного учреждения. Омская газета “Заря” призывала:
– За фронт мы спокойны, но у нас нет такого же спокойствия по отношению к тылу <…> Опыт прошлого нам показал, что слабость тыла отражается на фронте. А поэтому нам надлежит приложить все усилия к закреплению положения в тылу. Здесь, прежде всего, необходимо скорейшее введение законности и правопорядка, ибо в них лежит основание всего дальнейшего устроения нашей жизни во всех её разветвлениях. В этой работе должны принять участие и все граждане, стоящие на государственной точке зрения, оказывая всяческое содействие и поддержку правительственным мероприятиям, направленным к этому.
Однако когда бюро блока общественных организаций, в которое входили А.А.Балакшин, Н.А.Филашев, В.В.Куликов и А.К.Клафтон, посетило 22 марта адмирала А.В.Колчака, он разъяснил им:
– Основная задача власти сейчас – полное уничтожение военной живой силы большевиков и по отношению к таковой основной задаче всё остальное должно получить характер служебный. Поэтому правительство считает себя призванным к органической законодательной работе лишь постольку, поскольку это необходимо для достижения намеченной цели уничтожения большевизма…
В конце апреля уже и кадеты стали предлагать создать неважно законодательное или законосовещательное собрание, чтобы придать колчаковскому режиму “демократический” декор. 28 апреля омский комитет кадетской партии принял следующую резолюцию:
– ПНС считает в настоящий момент целесообразным создание в системе нашей государственной власти какого-либо нового учреждения, безразлично будет ли такое учреждение законодательным, законосовещательным или законоподготовительным. Вместе с тем в интересах более тесного общения правительства с общественностью партия считает возможным образование особого совета при верховном правителе путём его указа из лиц, им назначенных.
В конце концов, 29 апреля Совет министров колчаковского правительства утвердил положение о подготовительной комиссии по разработке вопросов о Всероссийском представительном собрании учредительного характера и областных представительных учреждениях.
Апрель и май в колчаковском правительстве продолжались отставки и перестановки…
Кадетская газета комментировала смысл перемен в колчаковском правительстве:
– Отсутствие в составе правительства новых людей ничуть не умаляет значения происшедших изменений. Правительство, несколько сократившись в своём составе, приобрело несравнимую с прежней внутреннюю сосредоточенность, выдвинуло на первое место элементы воли, государственной мысли и способности к программной работе в ущерб элементам провинциализма, вялости и склонности жить изо дня в день.
Средства на содержание колчаковской армии текли тощим ручейком. В марте при Всероссийском съезде торговцев и промышленников был образован фонд на нужды армии. Ишимские торговопромышленники внесли в него 100 тыс. руб., а разные омские фирмы через члена Совета съездов С.П.Рысева – 200 тыс. руб. Енисейские золотопромышленники внесли 25 тыс. руб., Екатеринбургские торгово-промышленники лично передали А.В.Колчаку во время визита в город свыше 1 млн руб., а Ленские золотопромышленники – 40 тыс. руб.
15 апреля П.В.Вологодский в дневнике записал о приёме еврейской делегации, когда он находился на отдыхе. Он отметил: “Эта же делегация поручила мне передать собранные среди еврейского населения 100 тыс. руб. на нужды армии в распоряжение верховного правителя”.
Естественно, что наполнить казну этими средствами было невозможно. Для поиска какого-либо выхода в мае было созвано Государственное экономическое совещание. Первое заседание этого совещания 1 мая открыл его председатель Г.К.Гинс. Он предложил обсудить Положение о совещании. Согласно задумке составителей Положения, Государственное экономическое совещание должно было содействовать правительству в восстановлении и развитии хозяйственно-экономической жизни страны. Совещанию предоставлялось право делать правительству представления о необходимых мероприятиях в области финансовой, торгово-промышленной, сельского хозяйства, труда, транспорта и по всем другим проблемам экономической жизни страны, а также обсуждать снабжение армии и обеспечение её продовольствием, рассматривать роспись государственных доходов и расходов и обсуждать с соответствующими ведомствами законопроекты, касающиеся экономических проблем.
Естественно, ни о каких контрольных функциях в Положении речь не шла. На следующий день Совет министров утвердил Положение о Государственном экономическом совещании. В его состав должны были входить председатель, министры военный, морской, торговли и промышленности, финансов, снабжения и продовольствия, путей сообщения, труда, земледелия, внутренних дел, иностранных дел; государственный контролёр, начальник штаба верховного главнокомандующего; пять человек, избираемых Всероссийским советом съездов торговли и промышленности; пять человек, избираемых Советом всесибирских кооперативных съездов, в том числе не менее трёх человек от центральных кооперативных объединений; два представителя центрального союза профессиональных организаций, в том числе одного – от железнодорожных служащих; не свыше 20 представителей земских и городских самоуправлений; два представителя Совета частных банков; представитель Московского народного банка; два представителя от сельскохозяйственного общества; два представителя от Общества сибирских инженеров: по одному от томского и иркутского его отделений; представитель Центрального военно-промышленного комитета; четверо – от Оренбургского, Уральского, Сибирского и Забайкальского казачьих войсковых правительств; представители науки и другие лица, назначенные верховным правителем по представлению председателя экономического совещания. Председатель совещания по должности входил в Состав министров.
Совершенно очевидно, что подобное громоздкое учреждение не могло не только эффективно действовать, но даже собираться в полном составе. Поэтому особой активности совещание не проявляло, и лишь через 3 недели приняли решение, касающееся упорядочения перевозки грузов. Оно предполагало следующие мероприятия: 1) уполномочить представителя ставки и представителя министерства торговли и промышленности дискретно решать вопросы о реквизиции или освобождении от неё грузов; 2) поручить этим лицам направлять в первую очередь грузы, необходимые для армии, как добровольно сданные, так и реквизированные; 3) предоставить им право делать распоряжения о продвижении грузов во внеочередном порядке; 4) образовать в Новониколаевске оценочную и распределительную комиссию и 5) признать желательным, чтобы контрольная комиссия не прикреплялись к одному определённому месту.
Это – характерный образчик никого и ни к чему не обязывающего решения. Омская правительственная и кадетская пресса в июне и июле широко освещала созыв и деятельность Государственного экономического совещания. 15 июня омская кадетская газета разъясняла:
– В силу положения своего, одобренного Советом министров и утверждённого верховным правителем, экономическое совещание впредь становится как бы руководителем экономической жизни государства. Значительно пополнен состав членов совещания представителями земств, городов, кооперативных групп и промышленности. Значительно расширены права его. Помимо обычных обсуждений различных экономических законопроектов министерств совещанию предоставлена известная инициатива в возбуждении тех или иных вопросов перед верховной властью, направленных к улучшению экономического положения России.
Торжественное открытие совещания было намечено на 19 июня…
На открытии совещания с вступительной речью выступил А.В.Колчак. Он объявил о том, что по его инициативе в состав совещания были привлечены представители земств и городов, казачества, кооперации, торговых и промышленных кругов, вузов, правительства, Совета министров. Далее он разъяснил собравшимся, что им предстоит делать: найти источники, чтобы обеспечить вооружением, обмундированием и продовольствием действующую армию; наполнить бюджет, а, кроме того, разобраться с оплатой труда, предложить решение земельного вопроса. В заключение верховный правитель выразил уверенность, что “Государственное экономическое совещание, усиленное представителями общественности, поможет правительству в его тяжком труде по управлению государством и по созданию и укреплению государственности на родине нашей, и его работа будет протекать дружно, в полной связи и солидарности с правительством”.
Следом выступили Г.К.Гинс и П.В.Вологодский. Первый объявил, что их задача чисто техническая, а вовсе не обсуждение правильности или неправильности того или иного направления экономической политики, которую проводит правительство. Он разъяснил:
– В созыве совещания есть факт высокой политической важности. Но в самой работе совещания исключительно деловой, со стороны быть может скучной, – волнующей политики будет немного. Совсем не будет в работе совещания партийного духа. Переживаемая эпоха, переходный период, напряжённая борьба требуют отрешения от партийности. В такое время сильны только национальные лозунги, способные объединить всё общество, понятные всему народу. Беспартийна власть, беспартийно и Государственное экономическое совещание. В нём будет предлагаться и приниматься только то, что отвечает интересам всего государства.
Вологодский же, предупреждая возможные упрёки в том, что совещание вовсе не является парламентом, пояснил:
– Установленный положением Государственного экономического совещания порядок избрания и назначения членов его от земств и городов не вызван мотивами недоверия нашего к земским людям. Правительству необходимо было в условиях современной государственной работы, напряжённой, лихорадочной и спешной, создать деловой аппарат, работоспособный, быстродействующий, не громоздкий. Допустив прямые выборы, мы имели бы учреждение многолюдное, и работа не могла бы носить характера той спешности, какие требуются задачами современного государственного строительства.
Все эти заверения и уверения были лишь некоторым выражением внешнего приличия. Истинное отношение правящих кругов к этому учреждению отразил В.Н.Пепеляев. В дневнике 19 июня он записал:
– Открытие Государственного экономического совещания. Непродуманность, с одной стороны, и никчемность, с другой.
Тем не менее совещание приступило к своей деятельности и выявило все те противоречия, которые существовали внутри правящей группировки. Вот 23 июня выступает с длинной и малоконкретной речью министр земледелия Петров и признаёт, что “невозможность осуществления свободной конкуренции русских товаров с дешёвыми заграничными товарами вынуждает правительство держаться и впредь покровительства таможенной системы по ввозу продуктов потребления и всеми мерами содействовать ввозу средств производства”. А в итоге он предлагает следующее: “Быстрое восстановление хозяйственной мощи в настоящее время возможно лишь при условии активной финансовой помощи союзников <…> В области торговли настоятельной потребностью является возможное раскрепощение внутреннего товарообмена и урегулирование внешнего”.
С резкой критикой этого доклада выступил бывший управляющий министерством торговли и промышленности Н.Н.Щукин:
– Если правительство пойдёт по пути промышленности, оно найдёт спасение. Это единственный верный путь к разрешению злосчастного экономического вопроса. Было бы странно и страшно идти правительству по земельному пути, а не по пути промышленности, особенно здесь, на территории Сибири <…> Доклад министра Петрова совершенно не даёт ничего конкретного. Доклад его нельзя ни отвергать, ни одобрить, его нужно просто изменить.
Министр труда Шумиловский попытался привлечь внимание к проблемам материального обеспечения рабочих, поднятия производительности труда, заработного минимума, изменения системы оплаты труда, восстановления профессиональных союзов, и даже к поднятию “психической самодеятельности рабочих”. Как он разъяснил:
– Государство может физически сломить активное сопротивление, но оно не может справиться с пассивным сопротивлением, оно бессильно против недоверия и отказа от активной поддержки его…
Потоком лились нескончаемые речи. А задачи, ради которых было созвано Государственное экономическое совещание, так и не решались. Единственным конкретным решением за две недели непрерывных заседаний можно признать лишь разрешение чехословакам, “непосредственно принимавшим участие в борьбе с большевизмом”, приобретать земельные участки в Сибири и на Дальнем Востоке.
Прошёл месяц. Прошло ещё две недели. И вот, в конце июля делегация от экономического совещания отправилась к верховному правителю. Делегация передала Колчаку не то докладную записку, не то челобитную, в которой просила верховную власть объявить о том, что своей конечной целью та видит созыв Учредительного собрания, что Совет министров должен быть “построен как орган внутренне солидарный с определённой демократической программой”, а в управлении “должна соблюдаться закономерность”. Что касается Государственного экономического совещания, то его следует преобразовать в орган, “ведущий всю законодательную работу, с правами контроля, запроса министрам, законодательной инициативы и обязательным прохождением через него законодательных предположений”, при этом выработку положения о нём делегация просила поручить самому экономическому совещанию. Колчак успокоил пришедших, что “насаждение законности и порядка в морально разложившейся среде одними силами только что создаваемого правительственного аппарата есть дело чрезвычайной трудности, и здесь само общество должно прийти на помощь усилиями воссоздания закономерности в своей среде” и разъяснил, что всякую помощь общественности правительство примет с удовлетворением… Далее он заверил, что проблемой создания общественно-представительного, содействующего законодательной работе органа, он, верховный правитель, занят уже давно и только события на фронте отвлекли его внимание от этой области, и как только обстоятельства военные это позволят, он вернётся к указанной задаче.
Но ничего конкретного он не пообещал и не предложил. Так и прекратило свою деятельность Государственное экономическое совещание, ничего фактически не сделав. Вернёмся к событиям начала мая. 6 мая около полуночи Колчак “отбыл на фронт”, как сообщил омский правительственный официоз, “для общего руководства военными операциями”.
Прибыв в Екатеринбург, он отправился на съезд фабрично-заводской промышленности. Вместе с ним прибыл генерал Будберг, который в своей иронической манере описал происходившие там события. Предоставим слово мемуаристу, сократив авторские сентенции:
– 8 мая. Утром прибыли в Екатеринбург; на вокзале встречены командующим Сибирской армией генералом Гайдой; почётный караул от ударного, имени Гайды, полка с его вензелями на погонах, бессмертными нашивками и прочей бутафорией; тут же стоял конвой Гайды в форме прежнего императорского конвоя <…> В штабе армии сделан оперативный доклад и прочитаны сводки о ходе действий в Западной армии <…> За оперативной сводкой последовал совершенно абсурдный доклад о развитии наступления безостановочным движением на Москву, куда генерал Пепеляев обещается и обязуется вступить не позже, чем через полтора месяца <…> Было обидно, что адмирал всему этому верил и радостно улыбался, когда ему повествовали, как Пепеляев под гром колоколов будет вступать в Москву.
В своём выступлении на съезде А.В.Колчак, согласно газетному отчёту “очень определённо и ясно наметил программу деятельности съезда, подчёркивая, что заводы должны быть использованы прежде всего для выполнения заказов военных и железнодрожных, так как последние по своему значению должны быть приравнены к военным”. А.В.Колчак отмечал, что в области положения рабочих должны быть приняты меры экономического характера в смысле улучшения материального снабжения рабочего класса…
К числу основных пожеланий секций съезда относились решение проблемы снабжения рабочих продовольствием, устранение разрухи железнодорожного транспорта и использования водных путей, выдачи “возможно более широкого кредита” заводам, получающим казённые заказы.
Однако надежд на скорое решение проблем не было. Как отмечали современники – генерал А.П.Будберг и Г.К.Гинс, заказы распределялись среди мошенников и спекулянтов, а большие заводы их не получили; миллионные авансы были пущены в спекулятивную торговлю, а об исполнении заказов не думал почти никто.
…вернувшись в Омск, адмирал Колчак приступил к реформе военного управления...
А.П.Будберг записал 23 мая в дневнике:
– Ставка и военное министерство пребывают уже два дня в состоянии полного хаоса. Смелые реформаторы, начав свою перекройку, залезли в такие безысходные практические трущобы и встретились с такими неожиданностями, что совершенно растерялись <…> Их легкомыслие дошло до того, что решили выполнить все реформы в три дня, после чего сразу зажить по-новому…
Особая междуведомственная комиссия разработала и представила в министерство юстиции проект, который предполагал упростить расследование преступлений, “совершённых в целях осуществления большевистского бунта”. При этом расследование возлагалось на уполномоченного министерства внутренних дел и особые следственные комиссии, а вынесение приговоров с правом применения наказаний – “особым присутствиям” из трёх лиц: одного штаб-офицера по назначению начальника гарнизона, одного лица, занимающего должность V или VI класса по ведомству министерства внутренних дел, по назначению управляющего губернией и председателя присутствия – одного из членов окружной следственной комиссии. Такое “особое присутствие” могло назначать наказания до каторжных работ без срока включительно. Таким образом, дела “о большевистских бунтах” и в стадии следствия и в стадии разрешения изымались из ведения судебных учреждений.
Естественно, что и без этого проекта колчаковский режим расправлялся с “большевиками” самым суровым и беспощадным образом, однако появление подобного проекта означало, что даже внешний декор “законности” отбрасывался как ненужный и устаревший хлам.
Следом В.Н.Пепеляевым был представлен на утверждение законопроект об административной ссылке политически неблагонадёжных лиц. В пояснительной записке к законопроекту указывалось, что “слагающаяся обстановка государственного строительства требует безусловной изоляции опасных для государства лиц”, а практиковавшийся до сего времени “способ изоляции размещением таких лиц в местах заключения, по мнению министерства, является крайне недостаточным, так как большое скопление в местах заключения враждебно настроенных государству лиц, в особенности в прифронтовой полосе и на освобождённой от большевиков территории представляет серьёзную опасность, в случае возникновения беспорядков в прилегающих к тюрьмам крупных городах и селениях”.
Таким образом, колчаковское правительство всё явственнее брало курс на ужесточение репрессий против своих противников.
…важным направлением деятельности колчаковского правительства в этот период стала показная активность вокруг созыва “Всероссийского представительного собрания”. 16 мая А.В.Колчак подписал указ, которым требовал от комиссии по разработке положения о Всероссийском представительном собрании приступить к работе с 18 мая…
Председатель комиссии А.С.Белоруссов-Белевский в интервью омским газетам разъяснял:
– Создаваемое представительное собрание учредительного характера будет и по силе вещей не может быть ничем иным как полномочным учредительным собранием с неограниченной компетенцией по вопросам политическим и социально-экономическим. Оно будет призвано установить государственный и социальный порядок новой России, ввести обновлённое государство российское в мировую семью народов в качестве равноправного члена и обеспечить ей там достойное место <…> По своему составу оно будет организованным представительством всей нации как культурно-исторического образования, не давая преимуществ ни одной национальности, ни одному общественному классу или одной общественной группе лиц, но и не исключая ни одной из них.
Верил ли он в то, о чём говорил, судить трудно. Однако в той же статье он всё же признал, что “это учредительное собрание должно быть национальным <…> оно будет чуждо интернационалистическим, а тем более классово-интернационалистическим тенденциям”.
Замысел колчаковского правительства не сразу стал понятен не только “широким массам”, но даже и правящим кругам. Так, омская газета “Друг армии и народа” отразила надежды и иллюзии части демократично настроенного офицерства, написав о работе этой комиссии. В газете сообщалось:
– Начало подготовительных работ по созыву представительного собрания должно положить конец и всякого рода толкам со стороны некоторых кругов о реакционности настоящей власти, о её стремлении повернуть колесо истории назад <…> Нельзя не приветствовать такую истинно демократическую постановку дела. Ещё раз пожелаем успеха в начинаемой работе и выразим уверенность, что предпринятые меры к открытию Учредительного собрания ещё более ускорят окончание нашей борьбы с большевизмом.
Однако омская кадетская газета тут же разъяснила, что ни о каком Учредительном собрании не следует даже и мечтать. Вот что писала газета:
– Опять начинается старая волынка о четырёххвостке, как будто дующие в эту волынку действительно всё позабыли и ничему не научились. Ну, пусть будет так, пусть жизнь не внесёт нужных поправок в устройство учредительного органа, и что же мы получим. Съедутся опять куда-нибудь всеобщие, прямые, равные и тайные депутаты, будут хлопать и шикать, а работать будет всё равно лишь небольшая их часть. Как ни вертись, а придётся прийти к комиссионному или единоличному устройству государственной жизни.
К началу июня положение на фронте ухудшилось: западный фронт белой армии стал сдвигаться назад на восток. Пытаясь закамуфлировать события на фронте, колчаковская армейская газета писала:
– Положение на фронтах советских войск явно безнадёжно…
Гайда, которого Колчак отправился отстранять от командования, всё же удержался и продолжил командовать Сибирской армией. Однако положение было таково, что он приказал генералу А.Н.Пепеляеву отойти на левом фланге. “Положение на фронте весьма тяжёлое, частичная деморализация” – записал в дневнике В.Н.Пепеляев. 18 июня командование Сибирской и Западной армиями было передано генерал-лейтенанту М.К.Дитерихсу.
М.К.Дитерихс сразу же направил письмо А.В.Колчаку, в котором сообщил о “глубоком моральном разложении”, “временно охватившим Сибирскую армию”: солдаты требовали созыва Учредительного собрания. Передавая это письмо А.Н.Пепеляеву, Колчак напомнил ему, что подобное разложение армии было при Керенском, и разъяснил, что созыв Учредительного собрания будет гибелен для страны, это будет “победа эсеровщины”, которая при Керенском довела страну до большевизма. Колчак заверял его, что собирается твёрдо вести страну по пути, по которому он и Деникин её ведут, а другого выхода нет.
20 июня В.Н.Пепеляев записал в дневнике:
– Мы по всему фронту отходим на север без давления противника.
…начавшаяся мобилизация в Пермской и Уфимской губерниях ещё больше ослабила белую армию, влив в неё тот элемент, который не желал воевать против красных, впрочем, не желавший воевать вовсе. В ближайшем к фронту тылу настроение также было не в пользу колчаковского режима. Вот что 23 июня доносили информаторы о настроениях омичей:
– Карьеристы, политиканы, политически “бесцветные” маленькие чиновники (почтальоны, прислуга государственных учреждений и т.д.) симпатизируют зачастую большевикам. Чиновники в общей массе послушны по отношению к правительству адмирала Колчака, правительственным распоряжениям, к “курсу” политики вообще… Нарекают на дороговизну, виновниками коей считают союзников и спекулянтов.
Железнодорожники недовольны… Они агрессивно-враждебно настроены против правительства и решили стараться всеми силами (поскольку это возможно) свергнуть существующий государственный строй; в настоящее время, как сами сознают они, – обезоружены правительственными властями, но надеются <…> что придёт час, когда они, быть может, используют временную оплошность правительства и тогда рабочие возьмут вообще власть в свои руки, или же успеют хотя бы только отомстить правительству за гонения.
