
1919 год
13 августа
В 12 часов опять у генерала Марша; он созвал нас для подписания в шести экземплярах того же, что вчера подписывали у него, — как будто нельзя было предоставить нам подписать у себя и послать ему...
В 3 часа к нам в совет министров пришел генерал Родзянко… заговорил… о фальшивых деньгах, которые печатают в Псковской армии у Балаховича…
Генерал Вандам требовал заключения с англичанами «договора» о поставке нам всего нужного и об обязанности их и впредь поставлять всю зиму, если бы к осени Питера не взяли. Сколько я ему не объяснял, что наше положение не таково, чтобы заключать «договоры», — англичане не контрагенты, — ничего не хотел понять. Ушли. Хороша первая встреча с «армией»!..
Н. Иванов приходил к Лианозову, — жалуется, что портфеля ему не дают. Лианозов объяснил, что этого не хочет генерал Юденич, ибо он, Иванов, один из виновников развала армии на фронте, взаимной вражды отдельных ее частей…
[ Читать далее]14 августа
Эйшинский рассказал обстоятельства, предшествовавшие приглашению нас Маршем. Неделю назад Марш был в Пскове и созвал там совещание в составе генерала Арсеньева, эстонского капитана Партца, эстонского полковника Пускара, эстонского консула Пиндинга, латышского полковника Озоля и полковника Стоякина. и объявил им, что поражение Колчака и отдаленность Деникина создает необходимость приступить к восстановлению России без них, и не централистическим путем, а путем создания областных правительств; что нужно немедленно создать Северо-Западное Областное правительство, которое признает самостийность Эстии и Латвии. Все, кроме генерала Арсеньева, согласились и на следующий день представили Маршу подписанными 6 пунктов, в которых были изложены эти идеи. В тот же день в вагон Марша, остановленный на обратном пути Марша в Ревель, вошли ночью Балахович и Н. Иванов и представили тоже подписанное с эстонцами и латышами взаимное признание.
…
В 8 часов обед у полковника Пири-Гордона. Обед обильный — закуски, водки, коктейль, вина, шампанское, кофе, ликеры. …большинство упилось. …Лианозов предлагает Юденичу устроить Георгиевскую Думу и наградить в первую голову Балаховича офицерским Георгием, чтобы успокоить его бы хотя на время... Далее Пири предполагает дней через десять повезти Лианозова, окруженного всеми военными союзническими атташе, на фронт для создания престижа нашему правительству на фронте…
Генерал Юденич боится Балаховича — просил Горна переговорить с ним.
15 августа
Был у Пири, просил его разузнать у англичан, разрешают ли они покупать у немцев военное снаряжение…
16 августа
У солдат нет ни пищи в достаточном количестве, ни денег, ни одежды. Если англичане запретят иметь сношения с немцами для скорого приобретения всего нужного, сядем на мель.
Правительство существует уже неделю, а у нас — ни копейки денег.
18 августа
Вчера утвердили проект декларации... Юденич дремал, пробовал что-то заявлять, но тотчас же с возражающим соглашался.
…
Приходил семеновский офицер... Показывал курьезный список начальствующих лиц в армии Юденича: начальник тыла — генерал фон-Крузенштиерн, начальник отдела внешних сношений — полковник фон-Крузенштиерн; начальник снабжения — генерал барон Зейдлиц; начальник разведки — Гассельблат; начальник морского управления — фон-Кнюпфер; начальник контрразведки — барон Фиттингоф I; начальник лесного отдела — барон Ферзен; начальник отдела лесоустройства — барон Фиттингоф II.
…
Крузенштиерн просил повлиять на англичан в том смысле, чтобы услать Балаховича с его дивизией из Пскова, давши ей отдельное назначение, скажем, идти на Новгород. Дивизия на город пойдет охотно, так как можно будет грабить, а Балаховичу можно будет обещать генерал-лейтенанта и Георгия. Тем временем можно будет занять Псков войсками Гатчинской группы.
…
Мне доставили три номера «Вестника Штаба Северо-Западной армии» за июль — там помещено воззвание штаба к красным — наполнено «жидами»-Бронштейнами, жидами-предателями и т. д.
19 августа
Два часа бился с представителями Русского Совета в Ревеле. Все требуют министерских портфелей. Отнимают часы, чувствительны, как институтки, претенциозны.
Приехал И. Т. Евсеев (член IV Государственной Думы), разумен, корректен, медлителен.…составил хорошее вступление к нашей программе; советует не закреплять за крестьянами присвоенной земли…
…
Балахович… сообщил:
…он повесил за 10 месяцев «только 122 человека»…
20 августа
Завтракали с генералом Балаховичем…
…говорит без конца о себе в приемлемо хвастливом тоне; болтает, перескакивая с темы на тему…
…он в присутствии англичан заставил полк стать на колени и присягнуть ему на верность.
Рассказывает, какую тяжелую ошибку он сделал на днях; послал молодого солдата повести в соседний отряд диспозицию и получить от него сведения. Солдат не вернулся в тот день. На следующий день Балахович выезжает с кавалерийским отрядом и встречает посланного солдата, который сообщает, что отряда, к которому его послали, он не нашел в указанном месте, а дальше идти искать не нашел нужным, поэтому остался ночевать в деревне; теперь возвращается в свою часть; телефонировать о прошедшем не догадался; солдат молодой, неопытный. Балахович приказал в наказание выпороть его шомполами тут же. Высеченный встал и, отойдя от отряда шагов на сто, вынул из кармана револьвер и застрелился. Оказывается, солдат — доброволец, реалист, сын землевладельца; когда же сопровождавшие Балаховича спросили, можно ли отвезти его тело, чтобы похоронить, как следует, Балахович сказал: «не надо,
Юденич требовал предания суду офицера, печатавшего фальшивые керенки. Балахович ответил: «предавайте меня суду, я приказал печатать; мне нужно было что-нибудь дать тем моим партизанам, которых я посылал в тыл большевикам»…
«Я женился, чтобы создать себе положение (женился на немецкой баронессе)…»
«Генерал Юденич все мне пакостит, вот, к Гофу приглашает на завтрак и вместо вторника говорит среда, если б я в среду приехал, то Гофа уже не застал бы».
«Пришел я в Гдов; ко мне является раввин, благодарит за освобождение от большевиков, а я ему говорю: все это хорошо, мои войска нуждаются в деньгах, тащите их завтра же, если не принесете, — напомню вам о себе (рассказывая, копирует еврейский акцент; спохватывается, видя серьезные наши лица); принесли 35 тысяч вместо ста; а вот в Пскове триста тысяч собрали»…
«Монахи под Псковом в монастыре записались в коммунисты. Мы в монастыре забрали два пуда серебра и пуд золота, — все передал архиепископу».
23 августа
Положение тяжелое: Псков под угрозой эвакуации, деньги не приходят, одежда и сапоги для солдат тоже, а эстонские комары от накопившейся в микроскопических политиканах злобы, жалят и жалят. Сегодня говорил с Поской о желательности получить для членов правительства свободный выезд в Финляндию и въезд оттуда в Эстию.
Поска: Не могу сделать без разрешения правительства.
Я: При чем тут правительство? Вы ведь имеете власть сделать это сами.
Поска: Есть правила. Я не могу их нарушить.
Я: Да вы не успели еще сочинить таких правил, а если вы их заимствовали из старой России, то это вам чести не делает.
Поска: Но у нас военное положение.
Я: Осмелитесь ли вы так ответить англичанину?
Поска: Я недавно отказал англичанину.
Я: Хотел бы видеть этот отказ собственными глазами. Одно скажу вам, — когда вы придете в Петроград, мы вам этих гадостей не будем делать. Эти мелочи — показатели слабости. Кстати, почему вы до сих пор не прислали нам, новому правительству, приветствия, о котором говорил генерал Марш?
Поска: Канцелярская волокита; уже больше недели, как это решено в совете министров, но канцелярия Штрандмана не удосужилась еще выполнить.
Я: Вот как вы отвечаете за признание вашей независимости. Спасибо за урок, постараемся его не забыть.
И все же вынуждены его приглашать и сближаться с эстонским правительством, скрежеща зубами, проклиная судьбу.
…
Приходил раненый офицер, рассказал об ужасном положении русских солдат и офицеров в лазарете в Ревеле; никто их не навещает, никто ничего не присылает, денег раненые не имеют, выходят из лазарета после тяжелых ран, как пришли, — босые и полуголые., А полки на фронте имеют средства: с убитых или взятых в плен большевиков снимают тысячи (половина добычи полку, половина — добытчикам).
…
Арсеньев, по решению офицерского съезда в Нарве, арестовал Балаховича и его штаб. Днем Крузенштиерн говорил Лианозову, что собираются это сделать, но он, Крузенштиерн, не верит, так как три дня тому назад у него был Юденич и говорил о Балаховиче: «с военной точки зрения он преступник, но все же молодец; полезен в теперешней обстановке».
24 августа
В 1 час завтракаем с Поской, опять просим свободного права выезда из Эстии министрам и разрешения для 25 человек псковичей въезда в Эстляндию... Заговаривает опять о том, где правительство будет находиться, в Ревеле де это неудобно; отвечаем: сперва ответьте нам на признание вашей самостийности признанием нас, потом будем говорить о том, где нам жить. Юлит, фальшивит. (Вспоминаю рассказ эстонца X..., что в царское время Поска не пропускал ни одного царского дня, — стоял на клиросе в русском соборе). Поска признает поправение страны, подтверждает чистку города от большевиков…
В 6 часов обед у англичан... Среди моряков, — несколько мальчиков - морских офицеров, участников Кронштадского набега. Они скромны, милы, потеряли убитыми несколько товарищей. Вся эта английская история с набегом на Кронштадт очень мне не нравится: пахнет просто истреблением нашего флота на предмет удаления на всякий случай будущего соперника…
Пири много острит насчет эстонцев, к которым не проявляет никакого уважения. Чувствую, что между мною и Пири устанавливаются добрые отношения…
Балахович не стратег; он лишь хорошо знает своих солдат... Его популярность среди эстонцев построена на непопулярности кадрового командования. Эстонские офицеры совершенно разочарованы в способности русского командования к организации. Солдаты и эстонские и русские больше всего довольны режимом Керенского: сражаться не надо, делать ничего не надо,— митинговать и есть вдоволь. Правительство забрало землю у немецких баронов, а куда девать ее, — не знает; бароны все бросились к русским; эстонские солдаты и говорят: «что же это мы немецких баронов обезвредили, а теперь будем помогать России устроить этих баронов у себя»? Положение в Пскове скверное, большевики нажимают с Запада, где войск было мало, а теперь еще эта ссора генералов между собою. Балахович не был арестован, а заметив, что за ними погоня, бросился в 5-ый эстонский полк (в штаб), и просил защитить его. Меня спрашивают по прямому проводу, как быть; я говорю: «раз просит защиты, дайте ему ее». Тогда говорят: «а если наши солдаты начнут арестовывать других генералов — Юденича, Арсеньева, как быть»? — Говорю: «Начальников не трогайте».
25 августа
События, связанные с арестом Балаховича, генерал Янов… передал так. Генерал Юденич был вызван Родзянко в Нарву, где начальники частей обсуждали вопрос о требовании англичан удалить ген. Арсеньева. Там, с ведома и согласия Юденича, решено было арестовать Балаховича и некоторых из его офицеров и предать их уголовному суду. Поехали в Псков с хорошим полком, раньше послали еще три. По-видимому, Балахович пронюхал заговор, бросился с женою в Валк к своему другу Пускара и засел там в бест. Офицеров же его штаба арестовали и предали суду по обвинениям в выделке фальшивых денег, грабежах и других деяниях уголовного характера. Балахович прислал правительству телеграмму, где говорит, что командование сводной дивизией передает своему брату; дальше много декламирует о своей преданности народу, о готовности умереть за него.
Пири-Гордон заходил в 7 часов ко мне и говорит, что все улажено, что Балахович выпущен, что он сохранит командование дивизией…
По словам Крузенштиерна, большевики прорвали позиции наши в 10 верстах от Пскова, благодаря уходу с позиции нескольких эстонских частей, отошедших с пением революционных песен и прикреплением красных розеток к рубахам…
По рукам у офицеров ходит письмо Гофа к Юденичу, где Гоф пишет: «передайте вашим дуракам-генералам и бездельникам-офицерам...» Возмущение англичанами растет.
…
Сегодня днем А. Д. Зиновьев получил предписание выехать из пределов Эстляндии в 24 часа, причем время считается не со дня предъявления ему предписания, а со дня подписания его. Административная высылка подписана министром внутренних дел Геллатом. Причина — дикая. 14 июля А. Д. Зиновьев был в гостях у французского командования, праздновавшего французский национальный праздник; возвращаясь от них поздно, забыл захватить свой ночной пропуск. Его задержала полиция, препроводила в участок и лишь в пять часов утра, установив личность, выпустила. Через несколько дней, он получил требование явиться в полицию, где ему объявили, что за ночное хождение без пропуска в пьяном виде («шлялся» сказано в объявлении) и за дерзости по адресу эстонцев, он штрафуется в 1000 марок (в случае неплатежа — месяц тюрьмы). Зиновьев пошел к начальнику милиции. Начальник милиции смягчает решение и говорит: «зачеркиваю нуль, пусть платит сто марок». Зиновьев отказывается по принципиальным соображениям, считая себя оскорбленным, и идет к Лайдонеру который приказывает дело превратить, несмотря на это, через несколько дней начальник милиции все же пытается его арестовать, но Лайдонер протестует и арест отменяется. Тогда Геллат высылает Зиновьева в административном порядке, против чего Лайдонер не может протестовать.
Л. А. Зиновьев просил генерала Марша заступиться за отца. Марш отказался... Судьба капризна, в бытность свою петроградским губернатором А. Д. Зиновьев, вероятно, не раз высылал в административном порядке разных лиц, не чувствуя точно, что сие означает.
26 августа
Вышел первый нумер нашей газеты «Свободная Россия». Фамилию зитц-редактора «Троицкий» набрали по ошибке — «Троцкий», и первый нумер нашей газеты волею судеб вышел под редакцией Троцкого.
В час с полов. за завтраком приходит Крузенштиерн и сообщает, что Псков нашими сдан. Эх, и проклятые! Не могли генералы сводить своих счетов не под самым носом у большевиков. Что теперь делать нам без территории, — заедят эстонцы. Начинается истинная каторга. Хватило бы только сил. Как будто песня Северо-Западной армии и правительства спета.
А через четверть часа после этой убийственной вести приходит X.., член Русского Совета в Ревеле, и заявляет, что если не пристроим в правительство еще двух членов Совета и редактора «Новой России» кн. Мансырева, — то будут против нас скандальные статьи в эстонских газетах; Z... сверх того и во французской прессе подымет травлю против нас. Я в отчаянии кричу: «да знаете ли вы, что Псков взят большевиками».
X… отвечает, что это действительно ужасно, но все же хорошо на всякий случай ввести в правительство еще двух членов Русского Совета в Ревеле!
27 августа
В 6 часов — заседание Совета. Обсуждаем телеграмму, присланную Н. Н. Ивановым, начинающуюся словами: «мне стыдно быть русским министром» и содержащую сетования на генеральскую схватку во Пскове, кончившуюся сдачею города большевикам. Решаем избавить Иванова от «стыда» быть русским министром и принимаем его телеграмму за заявление о выходе из состава правительства...
Затем спрашиваем Юденича, что собственно произошло. Рассказывает: Балаховича он не арестовывал, а послал к нему офицера с приказом оставаться дома, ожидая генерала. Балахович обещал офицеру, графу Шувалову, что будет ждать, но не вытерпел и бежал. Арестовать его Юденич не хотел, так как считал, что он сам по себе не скверен, но окружали его уголовные преступники. На квартире у Балаховича нашли фальшивые деньги. Арестовали девять его офицеров, Звягинцева и Стоякина в том числе. Стоякин пытался бежать из вагона и был застрелен. Против офицеров возбуждены уголовные обвинения в грабеже, вымогательстве, арестах с целью вымогательства, печатании фальшивых денег и убийстве писаря, донесшего обо всех подвигах этих офицеров. Ни солдаты Балаховича, ни эстонцы не заступались за него... Юденич хотел было отпустить Балаховича в Литву, но брат Балаховича (тоже офицер) сказал: «не отпускайте его, он вам поклянется, что бросит интриги и когда будет обещать, честно будет верить, что исполнит; а потом встретит кого-нибудь и тот повернет все верх ногами, — уж очень он безволен».
28 августа
Псков не должен был пасть, — если пал, то виновато отсутствие в русской армии стойкости и подготовки. Южный фронт был запущен из-за постоянных ссор между Арсеньевым и Балаховичем. Попытка устранить Балаховича в самый последний момент несомненно ускорила развязку, — без нее, быть может, удалось бы спасти Псков. Если же мы хотим получить доверие эстонской армии, нужно искоренить черносотенство в русском штабе, где и на наше правительство плюют не стесняясь, что совершенно открыто заявляют и эстонцам.
В З 1/2 часа у Пири-Гордона. Он скучен, натянут, зол. Возмущен тем, что Юденич сбросил Балаховича и восстановил Арсеньева. Видит в этом умаление английского престижа и провал политики Марша. Теперь уже охотно допускает, что англичане и денег не дадут нам и не гарантируют наших денег, да и вовсе не признают нашего правительства... Говорит, что нам, министрам, угрожает опасность и черная, и красная, и черно-красная. Первая — на фронте черная шайка, окружающая Юденича, она не прочь с нами разделаться. В Эстляндии красное восстание готовится на 30 или 31 августа, может быть, впрочем не красное, а белое в лице Лайдонера… А потом опасность немецкая из Митавы…
Лайдонер… жаловался на то, что русское командование вечно кляузничает англичанам на них и ищет поддержки и давления с их стороны на эстонцев. Это все справедливо, но я с ужасом спрашиваю себя, чтобы с нами проделали эстонцы, если бы не было англичан!..
Псков взят, армия дискредитирована… взятие Петрограда — покрыто туманом; армия два месяца не получала жалования и готова разбежаться; и вот при таких условиях, как превратить денежные бумажки в реальные деньги, хотя бы малой платежной способности?..
Карташев и Новицкий интригуют сильно против нас… они послали телеграмму Колчаку с предложением заменить Юденича другим генералом и уполномочить их на создание другого правительства. Телеграмма отправлена Пепеляеву — покровителю Новицкого…
Лианозов говорил Юденичу о необходимости расчистить черную сотню на фронте, иначе нам от эстонцев ничего не получить. Юденич слабо реагировал, ничего, по-видимому, не выйдет. Вечером Горн… и один из лидеров партии с.-д. сказал, что к нам относятся с большим недоверием, ибо мы опираемся на Родзянко и Балаховича, личностей несовместимых с демократией, и допустили Юденича в правительство; что пока мы не докажем, что мы с этими генералами боремся, никто нашей демократичности не поверит. Большинства наших имен не знают; газет, где указаны наши биографии, — не читают... Рабочие настроены большевистски…
Ужинали с А. И. Гучковым; рассказал, что в Митаве накопилось до 25.000 немецких солдат… В Германии их ждет раскассирование и безработица, а в Латвии немцам за борьбу с большевиками была обещана земля. Собрался митинг в Митаве и было решено объявить себя независимыми от Германии. Предполагается создать в Курляндии республику, вероятно, советского типа, занять Ригу. Своих войск в Латвии — тысяч 20, из них тысяч пять в большей или меньшей мере красные, тысяч семь —хороши, но стоят на антибольшевистском фронте, а тысяч семь — немецко-баронские войска, которые Латвийского правительства, вероятно, не поддержат... Говорят, их в Восточной Пруссии еще тысяч шестьдесят с огромным снаряжением. Куда эта масса ринется, — пока неизвестно. Если ее купить, пойдет на Москву и на Петроград…
Русское дело гибнет главным образом из-за русских представителей заграницей. Они ничтожны и бездеятельны…
Гучков смотрит безнадежно на северный фронт — он погиб… Колчак страшно растянулся, гоняясь и за Москвой и за соединением с Архангельском и Астраханью. Офицеров у него мало, генералы плохи, а солдаты шли через 2—3 недели от сохи в строй. У Деникина лучше, но для него опасна зимовка, ибо казаки грабят население, краснеющее в тылу у Деникина. Когда Н. И. Астров жаловался Деникину на поведение его войск, Деникин ответил: «я должен был бы давно повесить генерала Покровского за грабежи и насилия, а тронуть не смею, так как за ним стоит 14 казацких полков, таких же грабителей, как и он сам». Этот Покровский, по словам Гучкова, до большевистского переворота участвовал в черном заговоре, чтобы уничтожить керенщину; после октября был большевистским комендантом Зимнего Дворца, а теперь — казацкий герой.
Гучков о Юдениче: «лично храбрый, очень средний jпо боевым и прочим качествам генерал, ни на какое ответственное дело не годный». О Кондзеровском: «хуже начальника штаба нельзя избрать — он мертвит все и всех».