Владимир Александрович Кухаришин (kibalchish75) wrote,
Владимир Александрович Кухаришин
kibalchish75

Category:

Маргулиес о белых. Часть XIV (последняя)

Из книги белогвардейского деятеля Мануила Сергеевича Маргулиеса "Год интервенции".

1920 год
13 октября
Группа близких к «сферам» требует серьезных поправок во Врангелевском режиме: требуют прекращения антисемит­ской пропаганды и приближения к демократическому укладу. Струве заявляет, что никаких поправок не надо — все де обстоит благополучно. Маклаков в интервью уклончив: как будто и не скверно у Врангеля, но все же прямо не говорит, что хорошо...
Что же касается Струве — он все от­рицает: и антисемитизма нет и демократия в полном цвету.
[Читать далее]
25 октября
Русские заграницей. Профессор Г. Л. Тираспольский рассказал: прочитал он в «Последних Новостях» публика­цию (много раз повторялась) о русском академическом союзе. Пошел туда записываться; на улице перед домом кучка рус­ских рабочих; спрашивает их: «здесь ли русские учрежде­ния?»
— А вы куда идете? — ухмыляется рабочий.
— А что?
— Увидите.
Тираспольский заходит, спрашивает привратника — здесь академический союз?
— Нет такого, а впрочем спрошу секретаря Земского и Городского Союза, который здесь.
Выходит секретарь и объявляет: «здесь почтовый адрес академического союза, другого адреса у них нет».
Тираспольский на дверях видит карточку А. А. Титова: «принимает от 10 до 12». На другой двери: «Н. Четвериков принимает от 10 до 12». Было 11 часов. Тираспольский спрашивает Титова: «Уже ушел».
— А Четвериков?
— Еще не пришел.
Выходит Тираспольский на улицу.
— Ну, что нашли, кого надо? — смеются рабочие, — а мы вот уже сколько дней ходим, — никого никогда не бывает.
31 октября
Познакомился с генералом Юзефовичем — представи­телем Врангеля. …рассказывает, что покойный Николай II внимательно читал всеподданнейшие прошения и отмечал пропущенные запя­тые и грамматические ошибки…
Видел Н. В. Чайковского. Савинков ему рассказал, что некоторое время тому назад все было организовано в Москве для убийства Ленина, причем главный материал для слежки дала близкая ему особа. Однако в решительный момент лицо это отказалось указать, где Ленин. Участвовало в этом заговоре 20 офицеров; когда же пытались организовать убийство Троцкого         , ни одного офицера не нашлось для этого дела.
4 ноября
Мильеран на прошлой неделе у себя за столом… заявил: «досадно, что у Врангеля появился конкурент». Очевидно, речь идет о Савинкове с Балаховичем. О Булак-Балаховиче в «Свободных Мыслях» ряд разобла­чительных статей. Философов захлебывается за себя и за Савинкова: «детские глаза Балаховича внушают к нему пол­ное доверие»; Е. Кодрин сообщает разбойные его подвиги, а Теффи печатает собственные признания Балаховича.
5 ноября
Врангель популярен среди военных; среди рабочих нет. Городское население (торгово-промышленное) и кресть­янство к нему равнодушны…
Крестьяне в общем земельной реформой довольны, но доверия в прочности закрепления земли нет никакого. Нет, не только потому, что видели приход и уход гене­ралов, а Врангель для них только генерал и больше ничего, но еще и по двум другим причинам: а) правительство сна­чала обещало дать купчие на землю, но потом заявило, что даст пока удостоверения, а купчие лишь после пятилетнего исполнения крестьянами обязательств передачи помещику 1/5 урожая; крестьяне и говорят, — значит, пока что земля не наша, а будет нашей только через 5 лет, и б) крестьяне готовы были бы платить правительству 1/5 часть, но поме­щику не хотят. «Как, говорят, платить этому помещику, сын которого офицер приходил в прошлом году с добровольцами и кого вешал в деревне, кого сек, а мы будем эту сволочь содержать?»
Крестьяне не верят ни большевикам, ни Врангелю. Большевиков называют: «энти», а солдат Врангеля: «кадети» (первые добровольцы была молодежь из кадетских кор­пусов), — и те и другие берут насильственно крестьянскую молодежь в строй, отбирают лошадей, скот, тачанки… Крестьяне во всей этой войне — tertius, плачущий и платящий. Объясняя диспозиции, всегда говорят: «вон там стояли «энти», а здесь вот «кадети», а «наши» посередке». Доверия к успеху Врангеля — никакого. Помочь ему боятся: «опять энти придут, — беда будет».
О монархических чувствах и помину нет. Николая II называют «Николашка», о Михаиле ничего не знают. Вран­геля и офицеров считают приверженцами старого режима: «почему они погоны носят?» Молодежь в деревнях распро­пагандирована погромной литературой и службой в боль­шевистских рядах. Ненависть к большевикам очень сильна, но свободная критика старого и ненависть к нему у крестьян­ской молодежи тоже очень большая.
В тылу Врангеля есть уже зеленые. Бродят по го­рам и грабят. Не хотят служить ни большевикам, ни Вран­гелю.
Солдаты легко переходят от Врангеля к большеви­кам и наоборот, особенно, если при этом приближаются к родной деревне.
Разбойники на больших дорогах почти уничтожены. Вешали их беспощадно. Характерно, что среди разбойников почти не было солдат; в шайке из 5 человек — 3 офицера и 2 вольноопределяющихся. Офицеров в Крыму делят на «офицеров», «офицерье» и «Миколаевичей».
В феврале до прихода Врангеля, когда Слащев спа­сал на Перекопе Крым от нашествия большевиков, он по­слал в Севастополь на ялике офицера Орлова, навести по­рядок в тылу, раскассировать все тыловое дно, пьянствовав­шее и грабившее — остатки деникинской эпопеи. Генерал Покровский согнал Ялтинских обывателей, роздал им ружья и заявив, что Орлов идет с большевиками, заставил идти ему навстречу. При встрече парламентеры Орлова заверили, что они не большевики, а посланцы Слащева и идут на­водить порядок среди тыловой сволочи. Боя не произошло. Покровского арестовали, как и много других тыловых офи­церов и кое какой порядок навели. А потом офицеры, окру­жавшие Орлова, разлакомившись наживой, заставили Орлова идти второй раз, чтобы грабить. Это не удалось, Орлов был разбит под Алуштой и с тех пор о нем ничего не слышно.
Слащев смещен за неисполнение важных военных стратегических распоряжений, — а ослушался он потому, что пьяница и морфинист.
Когда после десанта в Феодосии, Деникин выяснил, что ему показываться среди офицеров нельзя, — убьют, — то он предложил генералитету собраться и выбрать ему за­местителя. Генералы собрались, дошли до того, что бро­сали друг другу в голову стулья и никого не выбрали, заявив Деникину, что выборного начала они в армии не признают, пусть де сам назначит себе преемника. Деникин не успел их еще уведомить о своем выборе, как пришло радио из Константинополя, что англичане сговорились с Врангелем и что английский броненосец везет его в Сева­стополь. После этого Деникин и передал ему командование. (В публике усердно распространяли слухи, что Врангеля выбрали генералы и Деникин его «самостоятельно» указал).
9 ноября
Условия жизни в Крыму ужасны — голод, холодно и нет элементарных удобств. На совещание съехались черные... Доклад Бернацкого — пустое место... Жизни в Крыму никакой.
11 ноября
X..., — крупная фигура из Крыма, наблюдательный, образованный, с большим государственным опытом, — го­ворил мне сегодня:
Врангель энергичен, жесток, крайне честолюбив; умственное развитие — инженера, остановленное жизнью ка­валериста; скоро соображает, но понимает буквально и грубо. Очень быстро принимает решения, требует немедленного и быстрого исполнения, расправляется скоро и беспощадно. Не понимает, почему нельзя казнить публично: «готов сам тянуть повешенного за ноги». Приемлет все, что целесо­образно; без предрассудков; готов назначить кого угодно на какой угодно пост, если подходящий человек. О госу­дарственном управлении имеет смутное представление; пуб­ликует приказы министру торговли в газете, не обратившись к нему с предварительным предложением или запросом. Смел и осторожен. Резюме: «несомненно талантлив, но чтобы вы­путаться из этой каши, нужен гений, а Врангель не гений».
Кривошеин цепок, гибок, в совершенстве обладает старыми приемами управления. Грубо льстит, извивается, ухаживает за духовенством, за черной сотней. Если Вран­гель и желал бы отделаться от него, это было бы не легко. Кривошеин сам уйдет, как только почувствует, что в Крыму неладно. Отъезд Кривошеина из Крыма нужно считать предвестником падения Крыма.
Поповская антисемитская пропаганда и распущен­ность черносотенной прессы — дело рук Кривошеина…
Струве витает в облаках; мыслит спутанно; в прак­тической жизни беспомощен.
Глинка, министр земледелия и землеустройства, много вредит Врангелю своей крайней непопулярностью и хищни­ческой публикой, представляющей его на ответственных по­стах.
Кривошеин умышленно не созывает земств и городов, ибо губернское земство, а за ним и другие, немедленно потребовали бы возвращения к власти бывшего правитель­ства С. С. Крыма...
В волостное земство умышленно не включили без­земельной интеллигенции; допущены только земельные соб­ственники.
Раздача земли в Крыму не имеет того важного для крестьян значения, которое ей приписывают здесь в Париже; в шести уездах Крыма раздавать почти что некому, так как там очень мало безземельных и малоземельных крестьян; а в 3-х уездах Таврии, где иное положение, реформу хотя и начали проводить, но сейчас это ни к чему, так как там большевики. Первая редакция закона 25-го мая была очень неудачна, так как помещику отдавалась 1/5 среднего урожая, а не одна пятая «действительного полученного», а так как засеивалось не более одной трети, то выходило, что почти две трети урожая приходилось бы отдавать; эта ошибка, исправленная в июле, сразу дискредитировала закон.
Гурко расхваливал в своем докладе левизну «Кресть­янского Союза» в Крыму и газеты «Крестьянский Путь», призванных пропагандировать земельную реформу и, по словам Гурко, ушедших далеко влево. На самом же деле союз и газета создание министра земледелия Глинки, юдофобское и реакционное…
Жизнь материальная ужасна в Крыму, так что армия, офицерство особенно, может развратиться за время зимовки в тылу.
Врангель уволил Слащева в отставку за то, что тот в июле ослушался его приказа при нападении больше­виков на Перекоп; он не призвал во время на помощь ге­нерала Кутепова, как ему было приказано, и хотя и отра­зил большевиков, но не поймал их в западню и сам потерял несколько тысяч человек. При Деникине Слащев на его приказы отвечал: «исполню, сообразуясь с местными обстоятельствами», и делал, что хотел. Врангель этого не позво­лил и удалил Слащева.
Генерал Коновалов своей левизной не нравится большинству генералов Врангеля, и Врангелю трудно при­мирить с ним офицерство.
При походе Врангеля на Кубань кубанские ата­маны, сидящие в Крыму, убедили Врангеля, что Кубань не­медленно подымется. Оказалось — ничего подобного. Правда, генералы Врангеля привели с собой несколько тысяч каза­ков, но все это рвань, что получше — осталось дома в станицах. Потери Врангеля, особенно юнкерами, были очень велики, главное потому, что два генерала, командовавшие отрядами, действовали в разрез, не помогая друг другу и спеша перегнать друг друга по дороге в Екатерннодар...
Рассказана мне сегодня любопытная история продажи первого парохода с ячменем из Крыма. Пароход этот не­давно пришел во Францию. Перед уходом его из Крыма Воробьев, приехавший в Крым на экономическую конферен­цию, совершил по поводу этого ячменя какую то сделку с Крымским правительством... Про­дажа ячменя во Франции была поручена С. С. Крыму... В Алжире, куда С. Крым отвел пароход с ячменем, разгрузка происходила шаландами… Губернатор предупредил Крыма, что нельзя подпускать шаланд к пароходу без установки строгого наблюдения, так как много украдут. Пока Крым был на берегу у губернатора, шаланды уже стали разгружать пароход и, в окончательном результате, оказалась недохватка 1250 мешков с 80 тоннами ячменя. С. С. Крым немедленно потребовал от портовых властей расследования; обратились к местным адвокатам; французы сперва заявили, что недо­хватка следствие утруски 2%, а когда Крым запротесто­вал: 2% не могут утрястись при перевозке в несколько са­жень, французы заявили «разница в весе потому, что при переводе пудов в килограммы произошла ошибка». Когда им объяснили, что как бы не переводить, все же это не объясняет недохватки в 1240 мешков (а общее число меш­ков было запротоколировано при нагрузке в Севастополе под наблюдением офицеров), французы сдались и правитель­ство обязалось уплатить украденное полностью. Несмотря на тщательное наблюдение за погрузкой в Севастополе, нагрузили около ста тонн с долгоносиками…
12 ноября
В министерстве иностранных дел уже несколько дней назад сотруднику «Последних Новостей» сообщили, что по­ложение отчаянное и что французы ищут сближения с с.-р. (читать, очевидно, нужно — с Савинковым?).
Опять ужасы вторжения Аттилы в Крым, еще один генерал на Парижских бульварах, еще одна судорожная попытка «патриотов» удержать остатки каких то сумм путем ставки на нового «героя», «преемника», «носителя всерос­сийской власти» и т. п., а потом узенький мостик к боль­шевикам, который будет становиться все шире и шире…
13 ноября
Встретил приехавшего с юга журналиста, бывшего офи­цера. Он видел в начале октября штабных Врангеля, ко­торые уже тогда не делали себе иллюзий о крайней опасно­сти положения. Врангель тоже после заключения мира с по­ляками понимал трудности, но считал нужным скрыть правду и от Европы и от созванного им в Крыму совещания.
Многими энтузиастами «белой» войны и многочисленными людьми двадцатого числа заранее приемлется Савинков, Балахович, черт, дьявол, кто угодно, лишь бы не стать лицом к лицу перед фактом, что с одной стороны большевики, а с другой — пустое место.
Забавный комментарий французского портного о Вран­геле: Мильерану нужно было оттянуть большевиков от по­ляков. Врангель согласился сыграть роль горчичника, но потребовал денежной поддержки.
21 ноября
В несколько дней от южной затеи ничего не осталось. Врангель мужественно уехал последним, по словам его восхвалителей из Севастополя, — уехал на русском крейсере, наблюдал за погрузкой солдат; а на берегу соверша­лись ужасы: дикая драка за очередь, самоубийства отча­явшихся.
А здесь в Париже Маклаков и кн. Львов ждут указаний от Кривошеина, упразднять ли и что упразднять, а пока что выпустили манифест уже давно несуществующей делегации (Колчака и Деникина), в котором заявили, что и дальше будут представлять Россию и будут бороться за свободу и «фе­дерацию»!
Предвидя несостоятельность предоставления дальнейшего представительства России этой делегации, ка-де усердно за­няты проектом «Национального Комитета», кокетничая с с.-р.-ами. При этом одни стоят вновь за создание юридиче­ского титула персонального характера (очередная персона — Савинков), другие, как Чайковский — настаивают на сохра­нении в дальнейшем делегации.
Пока что с.-р. упорствуют, требуя от ка-де открытого отказа от дальнейшей ставки на генералов. А Карташев вопит, цитируя Священное Писание: давайте действовать со­обща (!), покорите свою гордость, подчинитесь генералам, вне их нет спасения.
Кн. Львов в интервью на вопрос А. Пиленко: «говорят опять выдвигают Керенского?», ответил: «Керенский до Тарнополя приемлем для всех, но надеюсь он сам себя не вы­двинет». В публике это интервью производит сенсацию: луч­ше большевики, чем Керенский, — для большинства эми­грантов и до сих пор аксиома.
24 ноября
Колония в полной растерянности. Нужен титул для получения жалования лицами 20-го числа (их много сотен, а с семьями — и тысяч), нужен титул для ходатайств пе­ред Европой, нужен титул, чтобы не расплылись и в пыль­ном состоянии не были всосаны могучим пылесосом — боль­шевиками. А многие просто неспособны органически жить без начальства. Где его взять? Врангель продолжает издавать приказы: оставляет при себе начальника штаба, лиц для беженских, финансовых дел и иностранных сношений. Все учреждения русского Южного правительства упразд­няются, а в заключение в приказе Врангеля — перл: «Всем русским представителям оставаться на своих местах, сносясь по подлежащим вопросам с начальником штаба и заведую­щим иностранными сношениями». Есть отчего Аверченко и Теффп заплакать от зависти.
Получается полный сумбур: фиговый лист демократи­ческого правительства отпал, остается диктатор с войском вне территории России и представителями (фактически весь посольский и консульский состав) — заграницей. Воистину страна неограниченных возможностей!
Правые в восторге; с.-р. смеются и пожимают плечами; ка-де стараются делать вид, что не замечают, что делается.
Переговоры от ка-де с с.-р-ами ведут Коновалов и Винавер; по-видимому, из «национального комитета» ничего не выйдет. С.-р. кадетам не верят: обманули де на Уфимской директории, помешались на диктатуре...
Вчера устроен был завтрак Маклакову с Гегечкори (по­сол от Грузии в Париже). Говорили о переброске Врангелевских войск на помощь Грузии, за что Грузия впослед­ствии будет федерироваться с Россией. Ни до чего не до­говорились.
29 ноября
Гучков с Гурко и другими почувствовал, что с лик­видацией Врангеля они тонут и что «Национальный Коми­тет» минет их, собирают все 4 Государственных Думы, Го­сударственный Совет по выборам и членов Учредительного Собрания в здании русского посольства для создания политического центра. Ясно, что существование двух политиче­ских центров погубит саму идею представительства.
1 декабря
Сегодня в «Эхо де Пари» статья генерала Половцева о Керенском в июльские дни. Половцев утверждает, что когда посланный им капитан Соколов явился ночью на квар­тиру Троцкого, чтобы арестовать его, он застал там Керен­ского, который тут же отменил приказ об аресте, а за три часа до этого он же провел в заседании Совета Министров приказ об аресте 24 большевиков, в том числе и Троцкого. Когда Половцев сказал ему, что лица, которым поручен арест, уже поехали исполнять приказание, Керенский в З 3/4 часа ночи быстро куда то уехал.
19 декабря
Врангель продолжает изображать «великорусскую власть», издает приказы-декларации на тему о «русских орлах», о «Великой России» (поразительный показатель отсутствия элементарного патриотизма в русских людях — просто, лю­бовно, как о матери, не умеют говорить о родине, непременно напыщенная пошлятина с поползновениями на «ста­ринный штиль». Особенно мастера на этот лубочный штиль казацкие атаманы). …продолжает гордиться блестяще подго­товленной и столь блестяще проведенной эвакуацией, при­чем чем больше он и присные восхищаются этой «правильно организованной эвакуацией», при которой вывезено 80.000 солдат и офицеров, тем более становится ясным, что Крым защищался слабо и был сдан без достаточного основания…
«Национальный Комитет» не клеится; идея его забро­шена — с нею конкурируют две организации. С. р. — вы­двигают Учредительное Собрание 1917 года, а более правые, с Гучковым во главе, — комитет Государственных Дум и Го­сударственного Совета по избранию. Те из депутатов, кто не попал в Учредительное Собрание, поддерживают, разумеется, вторую организацию; те, кто попал — стоят за первую. Парижский комитет ка-де… высказался против комитета Госу­дарственных Дум и постановил не входить туда, а отдель­ные члены партии ка-де, не состоящие членами Учредитель­ного Собрания, не только признают комитет Государственных Дум, но и вступили в руководящий им орган... С другой стороны парижский комитет ка-де признал возможным откликнуться на призыв членов Учредительного Собрания… и войти в комитет членов Учредитель­ного Собрания, а «Руль», издаваемый Гессеном, Набоковым и А. Каминной, — все трое члены Центрального Комитета партии ка-де, — в редакционной передовице от 14 декабря издевается над затеею с.-р.-ов с Учредительным Собранием, говоря не без основания, что кроме с.-р. никто в России не верит однодневной, разогнанной Учредилке и что ничего, кроме недоверия или полного равнодушия, затея с.-р. не встретит.
23 декабря
Разброд в русской колонии продолжается. Бурцев в «Общем Деле» вопит против всякого сближения с с.-р., особенно с Керенским. Зовет к общей работе с «твердой го­сударственной властью» в лице Врангеля. Попутно ругает правительство Врангеля, которого никто из русских, оказы­вается, не признал бы. Черная неблагодарность.
Комитет членов Законодательного совещания бездей­ствует. Работают только Титов и Кедрин; Гучков нереши­телен.
По словам Бернацкого, Врангель до сих пор не может понять, что его пресловутая эвакуация не геройский под­виг и не заслуга. Он думает, что сделал что-то огромное для России, вывезши более 100.000 воинов.
Отец Сергий справлял панихиду по умершему б. государе императоре, а сегодня заявил в газетах, что какое то высшее церковное управление (?) разрешает ему учинять разводы в Париже.
26 декабря
Основываясь на французском предложении создать «Де­ловой Комитет» из русской эмиграции для практической ра­боты по устроению беженцев, Кривошеин, Струве и Бернац­кий вошли в переговоры с финансово-промышленным союзом, Земско-Городским Комитетом и Красным Крестом. Третья организация для представительства и защиты русских инте­ресов. Организация эта, однако, не клеится из за происхо­дящей в среде промышленно-финансовой организации вну­тренней борьбы за власть.
Савинков не уступает Врангелю и не перестает посылать из Польши телеграммы о своих планах, политической про­грамме, будущих походах и т. д.
В русской эмиграционной буржуазной среде назревает тяга в Германию; мотив — дешевая валюта, подсознательный мотив — надежда на Германский штык, победивший у себя спартакизм и высовывающийся угрожающе то в Прус­сии, то в Баварии.
Видевшие А. В. Кривошеина рассказывают, что совсем скис, подался, не чувствует почвы под ногами. Ошибкою своею считает лишь то, что не, привлек социалистов в прави­тельство. Не понимает того, что с.-р. не пошли бы к нему; заявляет, что генерал Врангель не умен. Банк его лопнул, сидит без денег в дешевом пансионе. Всего боится. О крупном ка-де, лидерствующем, сказал: «если бы я имел такую голову, то носил бы ее в штанах»…
С. С. Крым записался на лекции виноградарства в Монпелье. Он был вчера на ферме в Garches у Н. И. Метальникова и гр. Игнатьева; они за­купили несколько десятков свиней на разводку, а теперь цены на них сильно падают, — не везет им. Бедняга стар­ший Метальников, профессор Сергей Иванович — работает в лаборатории Пастеровского Института в Гарш и получает 600 франков в месяц — должен на эти деньги жить с женой и четырьмя детьми. Не решается просить прибавки у профессора Ру, так как сам Ру живет на 400 франков. Отрадно отдох­нуть на таких фактах.
27 декабря
Из первоисточника: французы, по донесениям с места, думают, что большевики бросятся на поляков в феврале и неминуемо их раздавят. Посылают полякам опять несколько сот офицеров. Денег им не дают. Снаряжения дали им на этот год на 800 миллионов франков, а поляки отказались признать и подписать счета на том основании, что они де сражались, как авангард европейской культуры, за всю Ев­ропу, а не только за себя.
31 декабря
Длинный год прожит. Год ликвидации гордых попыток свергнуть большевистское засилье силою оружия «истинных сынов родины». На поле брани легли десятки тысяч русских людей, среди которых много прекрасных, честных, с экста­зом умиравших за родину, за идеалы. …не разглядели мы бездны, со­зданной элементарными вековыми, справедливыми вожделени­ями обездоленного народа и дикого разгула некультурной, но чрезмерно исстрадавшейся бедноты. Стоим перед пустым местом — исчезли горе-генералы, исчезли мишурные пред­ставители маргариновых правительств и мечется, как овечье стадо без пастыря, политическая и общественная эмигра­ция. Каждый, призывая противника кому-то уступить во имя блага родины, сам никому ничего не уступает. Не имея под собой твердой почвы, за собой никого и ничего, кроме опостылого прошлого — каждый старается урвать для своей партии, для себя, кусочек у «будущей власти» и будущего «руководительства» Россиею. А «там» что? Начинается ли процесс созидания нового? Или и там, как и здесь грубый, незамаскированный эгоизм, животная борьба немногих за право обладать всеми благами жизни в ущерб многим? А все же хочется верить в то, о чем кричит каждая фибра суще­ства, что подсказывает и сердце и разум: «Россия есть и будет».




Tags: Антисемитизм, Белые, Белый террор, Врангель, Гражданская война, Интервенция, Керенский, Крестьяне, Николай II, Офицеры, Польша и поляки, Слащёв, Учредительное собрание, Франция
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Comments allowed for friends only

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments