…борьба сочинских крестьян с властями и карательными отрядами Добрармии принимала все более и более ожесточенный характер. К лету 1919 г. добровольцы одержали крупные успехи над большевиками, и территория, занятая ими, охватывала весь юг и юго-восток России. С приближением армии к Москве оставшиеся в ее тылу военные и гражданские чиновники становились все более развязными и, поощряемые крайними реакционными элементами, говорившими (слова генерала Кутепова), что восстановить Россию возможно лишь при помощи кнута и виселицы, всячески старались применять эти способы воссоздания «Единой, Великой и Неделимой России» на вверенной им правительством Деникина территории. Способы эти испытало на себе население Сочинского округа.
Проводя такие суровые меры, власти говорили, что они направлены против большевиков. Но на самом деле большевики, притаившиеся в подполье и действовавшие по присылаемым им из Москвы директивам, страдали от них гораздо меньше, чем ничего общего не имевшее с коммунистами население. Коммунисты, под видом мелких агентов контрразведки, государственной стражи и поставщиков интендантства, проникли во все штабы и знали все секреты Добрармии, информируя своих московских товарищей о всем происходящем в тылу и прифронтовой полосе. В этом я имел возможность убедиться летом 1920 года, во время моего кратковременного пребывания в занятом большевиками Сочи, где один из таких агентов, смеясь, рассказывал мне, как он служил в добровольческой контрразведке, благодаря чему имел возможность подробно сообщать Красной армии о составе, численности и расположении деникинских войск. При этом большевики пользовались случаем для уничтожения своих политических противников, и очень часто добровольческие власти, сами того не подозревая, арестовывали, предавали военно-полевому суду и вешали тех людей, смерть которых была нужна коммунистам.
[Читать далее]Усилившаяся с приближением Добрармии к Москве реакция способствовала увеличению числа недовольных и оппозиционно настроенных к власти элементов, а в крестьянском населении Сочинского округа вызвала чуть ли не поголовную тягу в «зеленые»...
Местные власти зорко следили за тем, чтобы не допустить каких-либо съездов или частных совещаний крестьян. Начальникам участков, старшинам и стражникам было предписано присутствовать на каждом сходе, которые разрешалось собирать также лишь с ведома и согласия начальства. Поэтому крестьяне неоднократно делали попытки устраивать тайные совещания в горах и лесах.
После первых удавшихся попыток избранный на одном из тайных совещаний временный организационный комитет решил созвать окружной делегатский съезд в расположенном далеко от шоссе, в горах, селении Воронцовка. Съезд этот был назначен на 14 августа.
Во всех деревнях и селениях приступили к избранию делегатов, но, к несчастью, один из таких делегатов, бывший под подозрением у начальника поста государственной стражи, был арестован и под угрозой расстрела выдал начальнику сочинской контрразведки день и место назначенного съезда.
Начальник округа выслал в Воронцовку сильный отряд, который на рассвете 14 августа окружил со всех сторон селение и приступил к повальному обыску. Часть прибывших на съезд делегатов успела скрыться, но другая часть, с двумя членами организационного комитета, была арестована, причем в руки карательного отряда попали все бумаги и переписка организационного комитета.
Добровольцы торжествовали, так как среди арестованных оказался давно разыскиваемый ими председатель организационного крестьянского комитета эсер Ефим Борисович Спивак. Он был тут же на месте, без всякого суда, расстрелян по приказанию начальника отряда, а другие арестованные — уведены в Сочи...
Местные сочувствовавшие крестьянам интеллигенты все находились под наблюдением добровольческой контрразведки, и сношения с ними могли провалить все дело. Поэтому комитет решил пригласить для работы других людей, которые были бы неизвестны чинам местной контрразведки. С этой целью я начал вести переговоры с прибывшими в Грузию бежавшими от Колчака членами Учредительного собрания. Двое из них — В. Н. Филипповский (бывший председатель Самарского правительства) и Ф. Д. Сорокин — согласились принять деятельное участие в работах организационного комитета и выехали в Черноморье.
Ф. Д. Сорокин, бывший матрос императорской яхты «Штандарт», происходивший из крестьян Тамбовской губернии, свободно проник под фамилией Ковалева в Сочинский округ, стал собирать тайные сходки и провел выборы делегатов почти во всех селениях округа. Через некоторое время чины контрразведки узнали про Ковалева, и власти отдали приказ в случае его поимки расстрелять его на месте...
Местом съезда организационный комитет выбрал «нейтральную зону», находившуюся между грузинскими и добровольческими позициями, установленную по требованию англичан. В нейтральной зоне находилось четыре селения, жители которых признали единственной властью организационный комитет и не подчинялись ни грузинам, ни добровольцам.
Делегатский съезд крестьян Черноморской губернии собрался 18 ноября 1919 года. Съезд этот собрался при неимоверно трудных условиях: добровольческая контрразведка тщательно наблюдала за всеми дорогами, делегатам пришлось пробираться по труднопроходимым, занесенным снегом тропинкам, и многие из них пришли на съезд с отмороженными руками и ногами. Один делегат Новороссийского и два делегата Сочинского округов были арестованы чинами контрразведки и подвергались жестокой порке шомполами, так как отказывались выдать имена организаторов съезда и назвать деревню, в которой он был назначен...
Съезд начался с докладов с мест, причем представители всех районов Новороссийского, Туапсинского и Сочинского округов единодушно констатировали крайне тяжелое положение, в котором находится крестьянское население губернии под властью добровольцев. Рассказывая о самодурстве правительственных чиновников, об обременительных для деревни реквизициях и о жестоких репрессиях, которым они подвергаются со стороны карательных отрядов, делегаты утверждали, что если при большевиках крестьянам приходилось туго, то при добровольцах тяжелее.
К этому времени Добровольческая армия начала терпеть поражения, и большевики стали быстро приближаться к Кавказу. Слухи об этом проникли в деревни, и крестьяне, радовавшиеся, с одной стороны, поражению ненавистных «кадет», вместе с тем беспокоились за свою дальнейшую судьбу, ибо, испытав на себе прелести большевистского режима, знали, что коммунистическая Власть столь же неприемлема и враждебна крестьянам, как и владычество добровольческих генералов. Поэтому делегаты настаивали на скорейшем всеобщем организованном восстании против Добрармии, чтобы успеть до прихода большевиков твердо укрепиться на Черноморье и установить свою собственную крестьянскую власть.
— Большевики разобьют «кадет», — говорили делегаты, — и не так большевики одолеют их, как сам народ и крестьянство, которому житья нет от «кадюков». А за «кадетами» явятся большевики и снова начнут ездить на нашей шее. Мы не хотим «коммунии», а желаем сами быть у себя хозяевами. А для этого нам нужно сначала выгнать добровольцев, а потом не допустить к себе «коммунию». Когда крестьяне в других губерниях узнают, что существует в одном месте крестьянская власть, то захотят иметь у себя такую же крестьянскую власть. Тут и придет конец большевикам: небось, красноармейцы-то тоже все крестьяне и против своих братьев-крестъян не пойдут, это не то, что с «кадетами» воевать.
После таких речей, отражавших психологию и будущие планы крестьян, была принята следующая декларация:
«В октябре 1917 года было разрушено единство Великой Российской революции. Революционная демократия раскололась на враждующие лагери. Рабочие были брошены на борьбу против крестьян, города — против деревень. На арене революции появилась новая сила — реакция, которая использовала раскол в единых дотоле рядах, выросла в грозную силу, которая грозит отнять у народа добытые ею кровью и страданиями революционные завоевания. С тех пор вот уже два года как льется народная кровь. Сыны единой трудовой семьи, гонимые насильственными мобилизациями, истребляют друг друга во имя чуждых и даже враждебных им идеалов. Ни одна из двух борющихся сил не черпает своих идеалов в революционном сознании и воле широких кругов народа и не защищает его реальных интересов. Большевистская диктатура, во имя светлых идеалов социализма, насиловала народную волю и тем лишила себя поддержки широких масс трудового народа.
Народный стихийный протест против нового рабства создал и питал старого своего врага — диктатуру царизма...
От имени народа говорят все, — лишь не слышно голоса самого народа. Ему, как и в Старое время царизма, дозволено лишь быть рабом и молча умирать. Доведенный до отчаяния бесконечной и чуждой ему гражданской войной, народ стихийно восстает по ту и по другую сторону гражданского фронта, чем затягивает народную бойню, углубляет анархию и хозяйственную разруху и еще более приближает торжество реакции.
Большевизм объективно осужден на поражение, грядущая реакция несет с собой старое рабство народу.
Для выхода из этого трагического тупика необходимо втянуть в борьбу с реакцией сам народ за близкие и понятные ему идеалы. И главную роль в этом грядущем периоде революции предстоит сыграть крестьянству...
Деревня фактически никем не покорена — она никого не признает. Крестьянство не раздавлено, не деморализовано и не хочет идти ни за черными, ни за коммунистическими знаменами...
И мы, черноморское крестьянство, пережившее господство большевиков и с оружием в руках защищающее свою свободу от насилия и рабства Добрармии, в эту тяжелую для родины годину решили возвысить свой голос.
Мы вступили в борьбу с реакцией, как самостоятельная третья сила — демократическая.
Мы не сложим оружия до полной победы демократии. Мы отвергаем всякую диктатуру меньшинства над большинством, от кого бы эта диктатура не исходила и какими бы конечными лозунгами она ни прикрывалась... Всякая диктатура меньшинства есть насилие над народом и борьба с ним. Одновременно бороться с народом и звать его на борьбу преступно и бесполезно.
И мы, делегатский съезд черноморского крестьянства, для того чтобы придать нашей борьбе с реакцией организованные формы и общероссийское, значение, впредь до воссоединения с Всероссийской федерацией, постановляем:
…а) Организовать планомерную вооруженную борьбу с реакцией до полного изгнания добровольцев из пределов губернии, б) Немедленно приступить к переговорам с Кубанской радой на предмет вхождения Черноморья, как автономной единицы, в состав Кубани, но при непременном условии полного разрыва Кубани с Добрармией и пополнения Рады свободно выбранными представителями граждан Черноморской губ. в) Обратиться ко всей трудовой демократии, как к третьей силе, с призывом сорганизоваться, выявить свою волю и биться с реакцией под своими знаменами, г) Обратиться к Совету народных комиссаров и партии коммунистов с предложением отказа от партийной диктатуры и требованием образования коалиционного социалистического правительства, д) Обратиться к трудовой демократии Европы и Америки с протестом против помощи, оказываемой ими правительствам российской реакции…»
…я уверен, что если бы не колеблющаяся и двусмысленная политика наших ближайших соседей — руководителей кубанского казачества и не усиливавшие большевиков авантюры жаждавших власти генералов, на Северном Кавказе было бы положено начало могущественной крестьянской республики...
К нашему большому несчастью все рекомендованные мне тифлисскими партийными организациями офицеры, за исключением одного, оказались не только плохими специалистами, но и крайне непорядочными людьми, благодаря которым крестьянскому ополчению пришлось пережить впоследствии немало невзгод.
Прежде чем вступить в решительный бой с Добровольческой армией, Комитет освобождения попытался в третий и последний раз обратить внимание находившихся на Кавказе иностранных миссий на ненормальное положение в Черноморской губернии и на те методы управления, к которым прибегали назначенные Деникиным гражданские и военные власти.
…Комитет освобождения перечислял обстоятельства, вынудившие крестьян взяться за оружие, указывал на то, что оружие, выдаваемое союзниками Деникину для борьбы с большевиками, обращается им против защищающих свои законные права крестьян, и заявлял, что оставление без всякого внимания троекратного обращения к союзникам будет сочтено черноморским крестьянством за полную солидарность иностранцев с политикой и методами управления, применяемыми командованием Добровольческой армии.
Но союзники, считавшие черноморских крестьян ничтожной величиной, не представляющей никакой опасности для Деникина, оставили и это обращение без внимания, и только тогда, когда, дружины крестьянского ополчения одержали полную победу над добровольческими полками, верховный комиссар Великобритании лично явился в Сочи и предложил крестьянам помириться с Деникиным…
В первых числах января 1920 года добровольческие власти объявили очередную мобилизацию в Сочинском округе, назначив последним днем явки мобилизуемых 26 (13) января.
Принятые делегатским съездом решения быстро дошли до самых глухих деревушек, и крестьяне с нетерпением ожидали сигнала к всеобщему выступлению против «кадетской власти». Но Комитет освобождения и главный штаб… оттягивали день выступления...
Когда крестьянам стал известен приказ о новой мобилизации, они стали требовать немедленного выступления, говоря, что в противном случае в селения вновь явятся карательные добровольческие отряды, и каждому селению придется самостоятельно вступать в бой с этими отрядами...
За несколько дней до выступления ко мне явились несколько сочинских грузин, заявивших, что они не могут оставаться безучастными зрителями предстоящего боя и просят разрешить сформировать особый грузинский отряд, который и поступит в полное мое распоряжение… Я с радостью согласился...
Ночью в штаб, находившийся близ Ермоловска, стали со всех сторон стекаться крестьяне ближайших деревень. Ни у кого из них оружия не было... Но оставшиеся без оружия хотели так или иначе участвовать в наступлении, почему и явились в штаб за распоряжениями...
Часть крестьян явилась с подводами, предоставив их для нужд обоза. Одновременно с мужчинами пришли и бабы, принесшие с собой целые груды хлеба, сала, пирогов и яиц — для угощения ополченцев.
Все они пришли точно на праздник, весело разговаривая и смеясь между собой, несмотря на то, что у большинства из них мужья и сыновья находились в дружинах и через несколько часов должны были вступить в бой.
— Неужели вам не страшно самим и вы не боитесь за своих мужей, — спросил я одну из наших маркитанок.
— Мы уже привычные, — отвечала баба, — сколько раз за лето под пулями «кадетскими» побывали. А сейчас все решится сразу, как ваши «кадетов» погонят. Вот, даст бог, и конец нашим страданиям придет... А уж коль после этого «кадеты» вновь явятся, то и мы все, бабы, в отряд пойдем... Помрем, а не пустим их к нам!
…мы одержали блестящую победу, захватив около 600 пленных, 4 пушки, 12 пулеметов и около 1000 винтовок…
В первый же день после занятия Сочи пришлось начать борьбу с многочисленными пленными солдатами Добрармии, которые разбрелись по окрестностям и принялись за грабежи. Воспитанные на постоянно применявшихся добровольческими властями реквизициях, пленные эти врывались в дома и дачи и, под видом обысков, забирали ценные вещи…
…
— Понимает ли кто-нибудь из вас по-английски или по-французски, — спросил поднявшийся на пристань майор.
Я подошел к нему и ответил, что говорю по-французски.
— По приказанию верховного комиссара Великобритании, — заявил англичанин, — я должен выяснить, кем занят город Сочи.
— Сочи заняты Черноморским крестьянским ополчением, находящимся в состоянии войны с армией генерала Деникина...
— Откуда крестьяне достали столько оружия, чтобы решиться на открытие военных действий против добровольцев?
— Вначале у нас имелось всего 300 винтовок и немного патронов, но после первого столкновения с добровольцами мы захватили столько оружия, что имели возможность вооружить все крестьянское население округа.
Англичанин покраснел, промолчал несколько минут и снова заговорил.
— Если вы в состоянии создать в Сочинском округе твердую власть и поддержать полное спокойствие, мы готовы признать совершившийся политический переворот, но требуем от новой власти гарантий в том, что жизни и имуществу военнопленных и иностранцев не будет угрожать никакой опасности.
— Мы не следуем примеру генерала Деникина и не расстреливаем пленных.
…
На каждом сходе принимались резолюции — продолжать борьбу с деникинцами и одновременно с этой борьбой приступить к переговорам с Кубанской радой на предмет образования Кубано-Черноморской крестьянско-казачьей республики.
К сожалению, попытки такого соглашения с Радой остались безрезультатными. С одной стороны, кубанские политики не решались открыто выступить против правительства Деникина и, как всегда, колебались в своих ориентациях.
— Еще неизвестно, чья возьмет, — говорили представители кубанского казачества: вот англичане заявляют, что будут помогать только Деникину. Может быть, с помощью англичан Деникину удастся снова разбить большевиков...
С другой стороны, наши черноморские «министры» были уверены, что, заняв Кубань, Красная армия не двинется дальше в пределы Черноморья, и что большевики никогда не решатся вступить в борьбу с крестьянской властью. Поэтому они не были склонны к каким-то переговорам с колеблющимися кубанскими политиками.
…
В Гаграх автора пожелал видеть английский верховный комиссар ген. Кийз. Между ними произошел разговор, во время которого Кийз старался склонить автора, как предводителя «зеленых», к примирению с Деникиным.
— Вы ведь понимаете, — сказал Кийз, — что поражение Деникина явится торжеством большевиков. Неужели вам желательно, чтобы большевики заняли ваше Черноморье?
— Занятие большевиками Черноморья нам совсем не улыбается, — ответил я Кийзу, — и поэтому-то мы и торопимся очистить нашу территорию от добровольцев, чтобы не дать Красной армии возможности, на плечах разгромленных остатков деникинских полков, вступить в Черноморье.
— Но армия Деникина совершенно не разгромлена и с нашей помощью будет еще долгое время успешно сдерживать натиск красных. Генералу Деникину важно лишь, чтобы его не тревожили с тылу. Он согласится передать Комитету освобождения управление Сочинским округом, если вы прекратите ваше дальнейшее наступление на Туапсе.
Я заявил генералу, что после всех безобразий и насилий над крестьянами, произведенных деникинскимии властями в Черноморской губернии, никаких разговоров о мире между нами и Деникиным быть не может…
— Я усматриваю из ваших слов, что вы согласны на мирные переговоры с Кубанской радой?— спросил Кийз.
— Хотя мы никогда не объявляли войны Кубани и боремся исключительно с Добровольческой армией, но благодаря тому, что в подчинении Деникина находятся казаки, мы, к нашему глубочайшему сожалению, несколько раз имели столкновение с кубанскими частями. Наши крестьяне хотят находиться в добрососедских отношениях с кубанцами, а поэтому Комитет освобождения предложил Раде начать такие переговоры.
— В таком случае, не согласитесь ли вы отправиться вместе со мной в Екатеринодар для немедленного заключения соглашения с Радой?..
— Я согласен...
На следующий день утром Кийз… поехал к Лукомскому, но вернулся весьма расстроенным и обозленным.
— В самом деле, окружающие генерала Деникина люди абсолютно неспособны разбираться в политических вопросах, — с раздражением проговорил он, входя в свой кабинет. Я один поеду в Екатеринодар и постараюсь привезти с собой кого-нибудь из членов Рады, а вы подождете меня здесь...
Я сначала не понял поведения Кийза и только после его отъезда узнал от секретаря, что генерал Лукомский потребовал моей немедленной выдачи для предания военно-полевому суду. На заявление Кийза, что я приехал для переговоров с Радой, Лукомский ответил, что главное командование не допустит никаких переговоров предводителя мятежников с не пользующимся доверием правительства кубанским парламентом...
После отъезда Кийза я в сопровождении двух английских офицеров, назначенных моими телохранителями, отправился в город, в котором мог увидеть охватившую добровольцев панику. Все ростовские и часть екатеринодарских учреждений были уже эвакуированы в Новороссийск, и разговоры многочисленных чиновников, губернаторов, оставшихся без губерний, и штабных офицеров, вертелись все вокруг одной и той же темы: где купить иностранной валюты и как достать билет на какой-нибудь отходящий за границу пароход?
На следующий день вернулся из Екатеринодара генерал Кийз. Он был смущен и совершенно расстроен.
— Деникин не разрешает вам вести переговоров с Радой. Он также требует вашего безусловного подчинения главному командоваяию Добровольческой армии, и только когда ваши «зеленые» сложат оружие, возможно будет добиться назначения расследования о произведенных в Сочинском округе незаконных действиях военных и гражданских властей. Я вам советую подчиниться приказу генерала Деникина, тем более, что за время вашего отсутствия положение в Черноморье изменилось.
С этими словами генерал передал мне последнее официальное сообщение штаба главнокомандующего, в котором говорилось, что туапсинский отряд Добровольческой армии нанес полное поражение «зеленым бандам» на реке Лоо (в 20 верстах к северу от Сочи). «Зеленые» в панике отступают, а победоносные отряды добровольцев приближаются к Сочи.
Меня несколько смутило это известие, которое оказалось впоследствии сплошным вымыслом: никакого боя у Лoo не было, а туапсинский отряд Добрармии находился в это время в Головинке (в 70 верстах от Сочи).
