Антисемитская агитация в украинских губерниях началась почти немедленно вслед за февральской революцией. В ряде городов замечается уже в марте-апреле 1917 года погромное настроение, появляются даже отдельные попытки эксцессов, обостряется злобное отношение к еврейскому населению. Это были всходы семени, брошенного в русскую обывательщину минувшим режимом, пережившие революцию. На почве обостряющейся анархии — продовольственных затруднений, острого товарного голода, быстро растущей дороговизны, общей политической нервозности — сбитое с толку городское мещанство стало, по-старому, искать виновника всех бед в еврее. В еврее-торговце, в еврее-спекулянте, в еврее - революционном деятеле, в еврее, который стал занимать посты в городском самоуправления или милиции, министерствах и комиссариатах. Вообще — в еврее, который, по мнению христианского обывателя, больше всех выиграл от революции и получил все права, всю власть и владеет всеми запасами товаров и продовольствия. Активную роль в этой агитации первое время играли еще старые черносотенные элементы, потерявшие почву под ногами и смотревшие со злобой на новые порядки.
[Читать далее]Первые сведения об антисемитских выступлениях после революции пришли из Киевской и Полтавской губерний. В начале марта на страницах «Известий Полтавского Совета рабочих и солдатских депутатов» (№ 7, 1917 г.) появилось первое известие о погромной агитации черносотенных элементов в Полтаве... В начале мая в глухой провинции Киевской губернии… крестьяне пустили слух, что одна из местных евреек «источила кровь» с ритуальными целями у христианской девочки. В самом Киеве очень рано началась погромная агитация, которая приняла усиленный характер к июню. В конце июня еврейское население, особенно на Подоле, пережило здесь несколько тревожных дней, в виду готовившегося погрома; толпа напала на евреев, возивших товары, некоторых сильно избила, избив при этом также заступившихся милиционеров-евреев…
Слухи о возможном погроме очень рано возникли в другом центре давней черносотенной агитации — в Одессе... В Тирасполе была раскрыта попытка к устройству погрома: на чердаке одного дома было инсценировано ритуальное убийство, по городу были расклеены листки, призывающие к погрому. О сильной черносотенной агитации на почве дороговизны и продовольственных затруднений сообщалось из ряда мест: из Житомиpa, где толпа женщин производила обыски продовольствия в еврейских домах; из Елисаветграда, где толпа разрыла несколько десятков еврейских могил, ища продуктов; из Александровска Екатеринославской губ., где толпа напала на еврейские лавки и начала их громить. К событиям этого рода следует отнести и погромную вспышку в м. Катербурге Волынской губ., происшедшую 2-го июня... «В Кременецком уезде в последнее время велась агитация против торговцев- евреев…». В результате были разграблены товары в нескольких еврейских магазинах...
Все эти бесчинства, грабежи и вспышки антисемитизма еще не внушали тогда тревожной мысли о нарождении массового погромного движения. Вся Россия была охвачена конвульсиями злобы и общей анархии. Разваливалась армия. Солдаты самовольно бросали фронт и демобилизовались. Бродившие по стране дезертиры грабили города и особенно местечки. В деревне стихийно поднималось крестьянство и стало громить помещичьи имения, а часто и соседние города. В городах свирепствовали обывательские «самосуды». В политической атмосфере необычайно накалялись страсти. В стране начиналась острая гражданская война, и в этом клубке взаимной злобы и общероссийской анархии терялась погромно-антисемитская нить. Но именно на Украине эта нить скоро выбилась из общего клубка, и над еврейским населением был завязан узел погромов.
Общие политические неурядицы, господствовавшие в России, на Украине обострялись особыми причинами: тяжелым процессом национального самоопределения, «собирания украинской земли» и проистекающими отсюда конфликтами... Революция складывалась здесь совершенно иначе, чем в остальной части России. На арену политической борьбы неожиданно выступила сила, оказавшаяся очень стойкой и актуальной, национальный украинский элемент, и этим новым фактором определился весь ход революционных событий в крае...
Идеи «самостийности» и разрыва первоначально почти не имели приверженцев в руководящих украинских кругах. Так, на конференции украинской социал-демократической партии, в апреле 1917г., вопрос о самостийности вызвал почти единодушное отрицательное отношение. Единственная партия, стоявшая с самого начала на точке зрения разрыва с Россией и совершенно самостоятельной государственности, — так называемая партия «социалистов-самостийников» — была очень малочисленна и не пользовалась никаким влиянием... В официальных актах и речах идея самостийности Украины почти отсутствовала. В первом Универсале определенно говорилось, что украинский народ имеет право на своей земле сам устраивать свои порядки, «не оддиляючись вид ycиэи Pocии, не розриваючи з державою росийською». Яснее это было подчеркнуто во втором Универсале…: «Мы, Центральная Рада, всегда за то, чтобы не отделять Украину от России»...
…
Политическая тяжба, а затем вооруженная борьба между Киевом и Петроградом усилили анархию на местах и повели к двоевластию, а чаще всего к полному безвластью. Отсутствие же власти было тем бульоном, в котором развился погромный микроб. Когда в ноябре 1917 г. в Каневе Киевской губ., произошел погром, и прокурор окружного суда решил произвести судебное расследование, он в недоумении остановился перед отсутствием власти на местах...
Рисуя картину анархии в тот период в тылу и на фронте, В. Винниченко так характеризует силы, способствовавшие этой анархии: «Крестьянство, измученное войной, взволнованное революцией, убогое в духовной жизни, бедное развлечениями, кинулось в алкоголизм, ища в нем забытья и развлечения. Во всех селах расплодились в колоссальном количестве самодельные водочные заводы, которые курили водку — «самогонку»… Село напивалось, дурело, отравлялось, изводилось и спасалось этой «самогонкой». Сельская (да и городская) милиция была плохо организована, никто ее не уважал, не боялся ее... Суд не функционировал. Народ искал выхода и справедливости в себе самом. Пошла эпидемия самосудов». И наконец: «С фронта целыми массами двинулись дезертиры. Измученные и обозленные своими страданиями в аду побоищ, они страшной темной силой пошли по краю, забивали все железные дороги, увеличивали беспорядок и часто изливали на невинных свою злобу и свое отчаяние». На съезде губернских и уездных комиссаров автономной Украины, происходившем в начале сентября 1917 г. в Киеве, всеми представителями губерний была дана картина полной анархии в крае. «По губернии идут самосуды», сообщил комиссар Полтавской губернии. «По губернии идут крупные беспорядки и погромы, чинимые солдатами, а также массовое нарушение права на почве земельных и лесных отношений», сообщил комиссар Волыни. О насилиях, чинимых солдатами отступающей с фронта русской армии, сообщал также и комиссар Подолии...
Несмотря на активное участие солдат в этих эксцессах, это не были чисто военные погромы, — того, например, типа, какими прославилась русская армия с конца 1914 г. в Польше и Галиции, и в июле—октябре 1915 г. в Гродненской, Ковенской, Виленской, Минской и Волынской губ., т. е. по всей прифронтовой полосе. Теперь наряду с солдатом выступает другой участник погрома, едва ли не самый активный, — крестьянин. Солдат, главным образом русский солдат, был элементом посторонним в крае, пришлецом, он действовал налетами, покуда длился период русско-немецкого фронта и демобилизации. Крестьянин же был элементом местным, стародавним, это был крестьянин украинский, и его вовлечение в погромный круг оказалось более постоянным и значительно более угрожающим. Острое брожение, охватившее деревню после революции и имевшее глубокие социальные основания, вылилось в форму разрушительного бунта больше всего на Украине. Захват помещичьих земель, разорение и поджог имений и убийства владельцев, злоба к городу, который «прячет товары» и ничего не дает деревне, — явления более характерные для украинской деревни, чем для всякой другой. Стихия социального бунта, разжигаемая гражданской войной, начинает вырождаться в стихию антиеврейского погрома.
…в Киеве найдены были антисемитские прокламации, по которым ясно было видно, что монархисты готовятся к погрому: «Проснись, русский народ, — говорилось в прокламациях.— Недавно светило солнышко, в Киев приезжал русский царь, а теперь всюду жиды. Сбросим это ярмо, мы не можем этого терпеть. Они доведут родину до гибели. Долой жидов! Соединись, русский народ. Дайте нам царя!»…
В некоторых пунктах погромные эксцессы того периода приняли довольно серьезные формы насилий, сопровождавшихся даже человеческими жертвами. В Остроге Волынской губ. погром, происшедший 30 сентября, был учинен расквартированным там 266 полком. Все еврейские дома и лавки были разграблены, некоторые сожжены, несколько еврейских жителей было при этом убито, несколько ранено; разгрому подвергся город вообще. Серьезные для того времени события произошли и в Ямполе Подольской губ., где толпа солдат и крестьян, под предводительством матроса, подожгла 6-го ноября еврейские дома, разграбила их и убила 4 евреев... Серьезный характер носили также эксцессы в м. Рашкове Подольской губ. 30 декабря сюда прибыла на отдых сотня казаков 4-ой армии. «К вечеру, — пишут в своем донесении жители местечка, — часть этих казаков, вооруженных винтовками, появилась на главных улицах местечка и открыла стрельбу по беззащитным обывателям, наводя панику на все местечко. В это время другая часть оцепила патрулями боковые улицы и переулки, отрезав бежавшим из своих домов жителям путь в более безопасные места. Убив двух евреев насмерть, они принялись громить магазины и частные квартиры, разграбили все товары, уничтожили мебель, взломали двери и окна домов и опустошили все на своем пути. Темная масса крестьян, присоединившись к ним, способствовала грабежу». В Овруче Волынской губ. погром произошел 16 декабря «на старый русский манер со всеми атрибутами», как пишет очевидец. Солдаты всю ночь стреляли и грабили лавки; утром оказалось, что свыше 60 еврейских лавок разграблены. «Когда мы бросились в штаб расквартированного у нас 265 полка и в караульную команду, то оказалось, что все эти стражи были заняты у лавок, иные из них грабили, а другие стояли и защищали громил, стреляя в воздух и не давая посторонним остановить их... Товары были вывезены крестьянами, съехавшимися на санях из окрестных деревень». Один из еврейских жителей, пытавшийся помешать грабежу, был убит. Попытки разгрома были сделаны и в соседних местечках... В Жабокриче Волынской губ. толпа крестьян напала 22 октября на евреев, стала их избивать, многих ранила и ограбила местечко. В Сквире Киевской губ. толпа солдат учинила во время ярмарки 23 октября погром. В Сквиру выезжала после этого из Киева специальная следственная комиссия… с участием представителя еврейского вице-секретариата. Последний в своем отчете дал следующую картину событий: «Толпа, состоявшая из солдат и мещан, хладнокровно грабила еврейские лавки и частные дома и зверски избивала евреев. В толпе находились милиционеры и военный патруль, которые спокойно смотрели на все происходившее, а некоторые из них даже принимали участие в погроме... Распространился слух, что евреи стреляют в толпу, и тогда была открыта стрельба по еврейским домам. В результате разграблено большое число еврейских лавок и квартир, 6 евреев получили тяжелые поранения, а 4 — легкие»… Погром с человеческими жертвами был учинен солдатами также в Монастырище Киевской губ., где 19 ноября было убито 3 еврея. Серьезные для того времени эксцессы произошли и в Единце Подольской губ., где с конца ноября в течение недели солдаты вместе с местными «кацапами» разгромили все еврейские лавки, сожгли много еврейских домов и нескольких человек ранили.
…целый ряд погромных выступлений, с одной стороны, и погромных страхов — с другой связаны с днем ярмарки, или с базарными днями, когда съезжаются толпы окрестных крестьян, скопляются солдаты, и стихия разгула и злобы разражается еврейским погромом. Связь между крестьянской ярмаркой, иногда в соединении с храмовым праздником, и еврейским погромом — явление старое, свойственное исторической Украине еще со времен погромных взрывов при Хмельницком и гайдамаках...
«6-го ноября, в день ярмарки, в местечко Каменку из окрестных сел стала прибывать масса народу, среди которых было много солдат и лиц подозрительных», сообщает начальник милиции губернскому комиссару. Толпа осадила присутствовавшую милицию и стала приступать к разгрому лавок... Еврейские представители доносят из м. Котельни Волынской губ., что «крестьянское население открыто говорит, что не только имущество может и должно быть у евреев отобрано, но сами евреи находятся вне закона и с ними можно сделать, что угодно», и что погрома ждут в день ярмарки. Предводитель дворянства Острога обращается телеграфно в министерство по еврейским делам с просьбой ходатайствовать об удалении погромнонастроенных солдат из м. Ляховцы Волынской губ., «иначе, — пишет он, — грозит гибель местечку, где 15-го января предстоит ярмарка». «Население живет все время в панике, особенно в ярмарочное время», доносит председатель местечковой управы м. Ильинцы Киевской губ., 11-го ноября. В Мястковке, Подольской губ., 30-го октября произошел погром, во время которого свыше 50 еврейских лавок и 30 домов были разграблены, добро забрано или уничтожено: «каждую неделю, в день базара, мы ждем погрома, и жизнь невтерпеж», пишут жители местечка. В м. Тальном, Киевской губ., в день ярмарки, 12 декабря, были разгромлены почти все еврейские лавки, причем участие в погроме принял и местный гарнизон. Евреи-солдаты сорганизовались и хотели помешать погрому, но гарнизон отказал в выдаче им оружия. Аналогичные сообщения об ожидаемых или происшедших эксцессах в ярмарочные дни были получены из целого ряда других мест… Характерна в этом смысле коротенькая телеграмма из трех слов, присланная Коростышевской общиной в министерство по еврейским делам: «Ярмарка прошла благополучно»; это означало: погром местечко миновал.
Явно выраженный солдатский характер, как всегда с участием крестьян, погромы носили как в прифронтовой полосе, так и в тылу. Из Овручского уезда сообщают, что солдаты и крестьяне, разбив винные склады, четыре дня громили еврейское население. «В 5 прифронтовых уездах оперируют вооруженные банды, банды угрожают захватить всю Волынь», пишет корреспондент из тех мест. «В нашем местечке, — сообщают представители м. Деражни Подольской губ. от 1-го декабря 1917 г., — происходило в последние дни избиение мирных жителей, погром и поджог еврейских лавок. Главное участие принимали расположенные в местечке и его районе 267 запасный пехотный полк, 288 Пермская дружина и проходящие части 34 корпуса... Сейчас опасаются общей резни со стороны тех же войсковых частей. Жизнь в местечке замерла. Гражданские и военные власти бездействуют». «Свыше двух месяцев, — пишет корреспондент из м. Полонное, Волынской губ., — как город охвачен погромным змеем». Еще в конце сентября солдатами, разбившими винные склады, были здесь произведены беспорядки и грабежи; 17 октября снова произошли бесчинства солдат; под погромным страхом жило местечко и в последующее месяцы. В ноябре в течение одной недели дважды произошел погром в Рыбнице Подольской губ., участие в коем принял 284 запасный полк. «Если не прибудут верные воинские части, то местечко превратится в прах», пишет корреспондент. 23 октября в Гайсине солдаты, находящиеся на излечении в 180 и 15 венерических госпиталях, разграбили город. Серьезные для того времени эксцессы произошли 26 ноября в Умани. Начальник уманьского гарнизона в телеграмме к генеральному секретариату по войсковым делам пишет: «Солдаты разграбили оружейные магазины. Дома горят. Солдаты грабят город. В городе стрельба. Из окрестностей прибывают крестьяне и принимают участие в разграблении лавок. Положение трагическое».
…
Картина столкновений между большевистскими и украинскими частями, в связи с погромом, дается… в донесении жителей мест. Макарова Киевской губ. В местечке господствовало сильное антисемитское настроение и ждали погрома. 23-го ноября несколько еврейских обывателей отправились в Киев и обратились за помощью в Киевский Совет рабочих депутатов. Последний дал им 22 красногвардейца, которые прибыли в Макаров. «Надо сознаться, что благодаря им не произошли бесчинства в воскресенье, во время базара; между тем, все симптомы погрома были уже налицо; крестьяне уже готовились». Но попав в местечко как раз в день выборов в учредительное собрание (очевидно — украинское), красногвардейцы воспользовались этим и повели агитацию за большевистский список; это привело их к столкновению с украинцами. Через несколько дней прибыла рота украинцев и арестовала красногвардейцев. «Немедленно настроение среди крестьян изменилось; они открыто говорили: «теперь только мы возьмемся за жидов». К этому прибавилась сильная агитация со стороны украинских солдат... Между крестьянами пошли слухи, что евреи прячут пулеметы и что они против украинцев».
Последний мотив является более характерным для того типа погромных эксцессов, которые разыгрались позже, в 1918 г., в связи с растущим антисемитизмом в рядах украинской армии. Для эксцессов 1917 г. обычным предлогом явились совсем другие мотивы: что «евреи прячут товары», что «они виноваты в дороговизне», что «у них все есть», а чаще всего погромы проходили без всяких лозунгов: просто собирались солдаты русских частей, разбивали еврейские лавки, брали товар, бесчинствовали, и им в этом деятельно помогали украинские окрестные крестьяне, никогда не забывавши приехать в еврейское местечко на ярмарку или на базар с пустым мешком, куда можно уложить награбленное еврейское добро…
Волна эксцессов не остановилась и в 1918 году. Весь январь происходят насилия над евреями такого же характера... 2-го января солдаты-пулеметчики начали бесчинствовать в м. Лугины и разграбили все еврейские лавки... Солдатами местного гарнизона и чернью был учинен тогда же грабеж в Ляховцах. …в м. Ново-Прилуки Бердичевского уезда вспыхнули 10 января бесчинства, окончившиеся несколькими еврейскими жертвами. В м. Каменка 5 января, под видом поиска «пулеметов и бомб», происходят повальные обыски у евреев, с конфискацией товаров в лавках и отнятием продуктов в домах; обыски эти предприняты были солдатской секцией местного Совета рабочих и солдатских депутатов, окрестными крестьянами и «вольными казаками». Когда евреи пришли жаловаться в волость, им ответили, что собрание солдат окружных деревень вынесло постановление об этой реквизиции; взятые у евреев товары будут распределены по кооперативам этих деревень. В Кагарлыке крестьяне произвели нападение на еврейское кладбище и совершенно его разрушили. В Подольской губернии известны погромные эксцессы, произведенные в Тульчине в январе Кубанским полком: еврейские лавки были разграблены, дома подожжены, несколько евреев ранено. Тем же Кубанским полком учинены вслед за этим эксцессы и в Брацлаве.
…
Вопрос об отделении от России был заранее решен в рядах украинских деятелей, и еврейским представителям пришлось считаться с ним, как с фактом…
Отношение еврейских партий к новому курсу вызвало в рядах украинских деятелей, а особенно среди рядовых украинцев, необычайное озлобление. Их раздражала независимость политики еврейских партий в вопросах строительства Украины. На заседании Малой Рады 6 января 1918 г., когда обсуждался вопрос о наступлении большевиков и об украинской мирной делегации, демонстративно сказалось это настроение. Когда выступал представитель «Бунда» М. Рафес, ему с хор кричали «в синагогу!» и не давали говорить... Еще более шовинистическая атмосфера царила в Раде, когда голосовался четвертый Универсал. Во время речи оратора «Бунда», М. Либера, среди украинской публики слышались свистки и ругань. Выступление даже воздержавшихся от голосования еврейских представителей было встречено злобными выкриками.
…
Несомненно, что в обострении этих настроений свою роль сыграли мирные переговоры в Бресте и конфликт, возникший между большевистской и украинской мирными делегациями. Сепаратные переговоры с немцами, которые вела делегация от Рады, и заключенный ею сепаратный мир спутали все планы большевиков и значительно ухудшили их позицию. Глава большевистской делегации, Л. Троцкий, вынужден был, с одной стороны, признать в Бресте независимость Украинской Республики и ее право на переговоры, а с другой стороны — он всеми мерами пытался помешать украинской делегации заключать отдельно мир; когда же мир с Радой был все таки заключен (9 февраля 1918 г., по нов. ст.), он выразил официально резкий протест. Еще до этого, на заседании конференции 1 февраля, произошло, на глазах у представителей центральных держав, бурное столкновение между Троцким и украинской делегацией. Троцкий старался всеми мерами дискредитировать правительство Центральной Рады в глазах членов конференции, отрицая за ним право говорить от имени Украины...
Мирный договор, заключенный украинцами в «тылу у большевиков», явился ударом для последних и вынудил их идти на более тяжкие условия. Дальнейшие события оказались для них еще более угрожающими: с приходом немцев на Украину и в Крым, и особенно с их продвижением на Дон, большевики увидели перед собой опасный немецкий фронт, охвативший их с трех сторон — с запада до Ростова. …немало способствовала дальнейшему озлоблению украинских национальных деятелей антиукраинская позиция большевистской делегации в Бресте, которая возглавлялась двумя евреями — Л. Троцким и А. Иоффе.
…
С продвижением большевиков ближе к Киеву усиливается влияние на украинскую политику военной партии. Комендантом города, объявленного на осадном положении, назначается начальник киевского «вольного казачества», М. Ковенко, фигура очень видная и активная в шовинистски настроенных военных кругах, игравших роковую роль в погромном движении этого и последующих периодов. М. Зильберфарб… пишет: «В Киеве господствовала тогда военная власть, которая никогда не была свободна от антисемитизма. Раньше, когда в городе было объявлено военное положение, военная власть издала приказ, по которому из Киева высылаются все жители, которые поселились после 1-го января 1915 г. Этот приказ явился особенным ударом для еврейского населения, получившего легальную возможность поселиться в городе лишь после закона о равноправии 22-го марта 1917 года. Почти 3/4 киевского еврейского населения попали под угрозу выселения. Еврейскому министру удалось, однако, этот приказ приостановить. Но позже стало еще хуже». Когда было объявлено осадное положение и всю власть получили военные круги, начались гонения; все не-украинцы, а евреи в особенности, были взяты под подозрение. Без суда и следствия расстреливались десятки лиц. «Еще доныне не установлено действительное число погибших в те дни; неизвестно куда их трупы девались. Отдельные, очень частые нападения происходили и на евреев. Было немало импровизированных, а то и организованных, погромных выступлений на улицах Киева...
Антисемитская агитация в Киеве была так сильна, что на заседании Рады 20-го января сионистская фракция внесла об этом запрос, предлагая Раде обратиться к населению со специальным воззванием о недопустимости национальной травли. Характерно то обстоятельство, что один из вождей украинской с.-д., Б. Мартос, высказался против такого воззвания, упрекнув «национальные меньшинства» в том, что они недостаточно энергично поддерживали Раду в ее борьбе с большевиками... В те дни озлобления и паники, когда город находился под непрерывным обстрелом большевистских пушек… погромное настроение сильно обострилось; были сделаны даже попытки разгрома еврейских лавок. К этому времени относятся первые погромные выступления «вильних казаков» Ковенко. Происходит организованное нападение на помещение Союза евреев-воинов и разгром Союза. Явившийся для объяснения председатель исполнительного комитета Союза, Иона Гоголь, был в стенах комендатуры зверски убит (20 января)…
Антисемитская агитация и погромное настроение, постепенно нарастая не только на юге, но и в целом ряде мест России, приняли такой угрожающий характер, что обратили на себя внимание революционных органов власти. Юдофобская агитация шла также среди солдат, сопутствуя развалу армии и нарастающей деморализации. Эта агитация приняла в некоторых местах такие серьезные размеры, что, например, областной фронтовой съезд в Одессе, в июне 1917 года, постановил, «ввиду опасности антисемитской агитации для русской революции», просить Временное Правительство «принять меры защиты против угнетения евреев»... Позже, к октябрю, когда погромное настроение еще более усилилось, Центральный Исполнительных Комитет Советов принял, после доклада представителя «Бунда», Р. Абрамовича, решительную резолюцию о борьбе с погромным движением. «В различных местностях России, — гласила резолюция, — толпы озлобленных, темных, а часто и отуманенных спиртом людей... громят, грабят, совершают бесчинства, насилия и убийства»… Погромные события обратили на себя внимание также и Временного Правительства. 27-го сентября оно обсудило этот вопрос и решило принять экстренные меры. «В целом ряде городов, — гласит его постановление, — происходят крупные беспорядки и погромы на почве преимущественно продовольственной неурядицы, принимающие часто, особенно на юге, антиеврейский характер»…
Но в центральной России, несмотря на сильное антисемитское настроение, антиеврейское движение не приняло активного характера погромов... Между тем на юге, на Украине, в это время начиналось уже, как мы видели, довольно широкое погромное движение, захватившее вскоре много десятков пунктов…
В ответ на вторичный запрос в Малой Раде о погромах В. Винниченко сказал: «…если придут на Украину большевики, то случится всеобщей погром. Этим и объясняется невозможность принятия решительных мер…» ...представитель сионистской фракции, Н. Сыркин… писал: «Прежде при первых сведениях о погроме или даже только об опасности погрома Генеральный Секретариат бывало живо реагирует... Теперь же он выслушивает донесение о погромах и просьбы о помощи, как приевшуюся песенку... и никакие практические меры не принимаются». На том самом заседании Рады, где Винниченко назвал Украину «оазисом порядка», представитель «Бунда» внес предложение о принятии правительством энергичных мер для подавления анархии в крае и ликвидации погромного движения. Когда в Тараще Киевской губ. начался погром, еврейские общественные деятели в Киеве обратились 17 декабря к губернскому комиссару Саликовскому за помощью; тот ответил, что «ежедневно получает массу телеграмм о погромах, но помочь не может, так как у него нет необходимой воинской силы». То же самое ответил и начальник украинской части, генерал Богуславский, к которому еврейские представители тогда обратились.
Бессилие власти и недостаточность правительственных мер привели часть еврейских деятелей к мысли о вооруженной самообороне… С. Петлюра в своем ответе высказался в принципе за еврейские дружины, обещая кроме того в наиболее угрожаемых местах размещать свои «надежные воинские части». Однако против предложения сионистов выступили тут же в Раде лидеры еврейских социалистических партий. Представитель «Бунда», М. Рафес нашел, что особые еврейские воинские части будут только способствовать погромам, а М. Шац-Анин от имени «Объединенных» заявил, что такие особые части «против интересов и воли народа». В том же смысле высказался даже представитель более умеренной «Volkspartei»... Когда в декабре был внесен второй запрос о погромах, В. Винниченко сообщил, что «Генеральный Секретариат принимает все меры к выделению воинских частей для прекращения погромов». Но обещания эти ни к чему не привели. Присланные украинские отряды часто сами становились в ряды громил. Особенно непрочной гарантией оказались образованные тогда на местах охранные отряды так наз. «Вольного казачества»…
Отношение органов местной власти к обращениям еврейского министерства было не всегда одинаковое, чаще всего были случаи полного игнорирования. Когда евр. министерство (секретариат) обратилось к киевскому губернскому инспектору милиции с просьбой сместить начальника милиции в Макарове, поддерживающего в местечке погромную агитацию, то получило от инспектора милиции короткий отказ: «Не вижу законных оснований…»
Отношение провинциального еврейства, захваченного эксцессами, к еврейскому министерству было, в общем, доверчивое. Иногда доходило до курьезов. Так, например, жители м. Макарова, жалуясь на своего начальника милиции, пишут, что «он донимает местечко поборами; раньше для него и 10 рублей были монетой, теперь подавай ему 100 руб., и этого ему мало». «Великий господин, — обращаются они к еврейскому министру, — светоч Израиля, убери его из нашего местечка и пришли нам хотя бы более дешевого»...
