Крестьянские восстания, их усмирения и их значение
Невыносимость положения крестьян порою чувствовалась даже отдельными дворянами. В царствование Екатерины II один из них, А. Н. Радищев, пишет: «Звери алчные, пьявицы ненасытные, что мы крестьянину оставляем? То, чего отнять не можем — воздух. Да, один воздух. Отнимаем у него нередко не только дар земли — хлеб и воду, но и самый свет. Закон воспрещает отнять у него жизнь, но разве мгновенно. Сколько способов отнять у него постепенно! С одной стороны, почти всесилие, с другой — немощь беззащитная. Ибо помещик в отношении крестьянина есть законодатель, судья, исполнитель своего решения, и по желанию своему — истец, против которого ответчик ничего сказать не может». Эти слова попали не в бровь, а прямо в глаз крепостникам. Можно себе представить, как они ополчились на Радищева, на этого изменника дворянским интересам! Екатерина, всегда жившая одной душой с дворянами, посадила его в тюрьму, а потом сослала в Сибирь, хотя Радищев и дал быстро отбой, называя свою книгу «мерзительной» и «гнусной».
[Читать далее]Если вопль Радищева мог вырваться у него от одного лишь сознания угнетенности и беззащитности всей массы крепостных, то что должны были чувствовать люди, на своей шкуре испытывающие весь ужас крепостного права! Куда и как могли они спастись от нищеты и бесправия? Правда, иногда помещик отпускал на волю, но чаще всего эту милость он оказывал старым, потерявшим свою трудоспособность крепостным, чтобы избавиться от необходимости их содержать. Очевидно, что на милость и добрую волю помещиков нельзя было рассчитывать. Оставалась лишь возможность борьбы, и крестьяне поддерживают всякое движение, направленное против помещиков и сулящее им изменение их положения. При втором Романове, царе Алексее Михайловиче, крестьяне оказывали поддержку Стеньке Разину; при Екатерине II крестьяне так же сочувственно отнеслись к Емельяну Пугачеву. На этих народных восстаниях мы здесь останавливаться не будем. Оба были с большим трудом подавлены правительственными войсками, и их стихийная сила произвела такое впечатление, что в дальнейшем власти всегда держались начеку. Всякое волнение среди крестьян, всякий общий протест против чего бы то ни было сейчас же объявлялся мятежом; немедленно принимались самые решительные меры к его подавлению, и крестьяне приводились к сознанию полной своей беспомощности.
Что только не называли крестьянским бунтом! Волнение, вызванное распоряжением о посеве картофеля, просьба к помещику обратить внимание на злоупотребления его управляющего, протест против жестокого обращения самого барина — все это было в глазах правительства бунтом, мятежом. Тем более опасались власти, когда причиной волнения была общая всем крестьянам надежда на получение воли. Постоянно то тут, то там возникали неопределенные слухи о какой-то грамоте, несущей эту желанную волю, и о том, что чиновники, подкупленные помещиками, присвоили ее себе.
Достаточно было помещику заявить, что подчиненные ему крепостные неспокойны, бунтуют, и на помощь дворянину приходили правительственные власти и войска и помогали усмирять непокорных, даже не интересуясь, чем же вызвано волнение, нет ли тут просто недоразумения.
Вот пример того, как помещики умели приструнить своих крестьян и изобразить их справедливый протест против чрезмерных требований барина, как мятеж:
Крестьяне Танкачеева пользовались одной десятиной на тягло. Тем не менее Танкачеев перевел их на оброк по 50 р. с тягла и, кроме того, требовал еще мяса, рябчиков, лык, бревен, ягод, орехов, холстов и т. д. Зимою же его крестьяне должны были отправляться в извоз с барской поклажей, но на своих лошадях и на свой счет.
Однажды, выполняя эту повинность, извозчики отправились в путь, имея при себе рубля по 2 денег на харчи. Барину как раз в это время понадобились деньги, он велел остановить отъехавших уже крестьян, и все деньги, имевшиеся при них, были отобраны.
Извозчики пожаловались в земский суд и в то же время одного односельчанина послали в Петербург с прошением на высочайшее имя. Барину они заявили, что будут платить по 10 руб. с тягла и стали ждать решения суда.
Но Танкачеев не ждал: он объявил, что его крестьяне не исполняют барских приказаний, бунтуют. Правительственная власть быстро пришла на помощь помещику и с помощью инвалидной команды навела порядок. При этом одна беременная женщина была так жестоко высечена, что выкинула младенца.
А суд, на который крестьяне возлагали все свои надежды, нашел, что крестьяне во всем виноваты и за «бунт» были примерно наказаны. Усмирение производилось способами, не указанными ни в каких законах, причем считалось похвальным засечь насмерть, отличиться в истязаниях.
В царствование Павла I крестьяне одной из вотчин Ярославский губ. подали жалобу на своих господ, которые их измучили невыносимыми податями и оброками. Господа, узнав об этом, назвали своих крестьян бунтовщиками и вызвали исправника с ротою солдат. В течение 10 дней тот сек крестьян плетьми, приговаривая: «не подавай государю прошение!».
Часто плети заменялись батогами. Были случаи, что усмиритель, не найдя никого из мужчин, приказывал в страх другим пересечь всех женщин и детей постарше, а потом сажал их в особую клеть.
Вот как один усмиритель сам описывает свои действия в Сызранском уезде Саратовской губ.: «Все дворы устланы связанными бунтовщиками. — Розог! давайте первого! — Выводят старика 70-ти лет. — «Повинуешься?» — Нет! — «Секи же его». Старик поднял голову и просит: «батюшка, вели поскорее забить». Неприятно, но делать нечего, первому прощать нельзя, можно погубить все дело; наконец, старик умер, я приказал на мертвого надеть кандалы. Один за другим 13 человек засечены до смерти и на всех кандалы. Четырнадцатый вышел и говорит: «я покоряюсь!» — «Ах ты, негодяй, почему же ты прежде не покорился? Покорились бы и те, которые теперь мертвы. Розог! Дать ему 300 розог». Это так подействовало, что все лежащие заговорили: мы все покоряемся, прости нас. — «Не могу, ребята, простить, вы все виноваты против бога и государя». — «Да ты накажи и помилуй». — Приказал солдатам разделить на несколько групп и дать всем бунтовщикам до 100 розог под надзором исправника».
Волнение крестьян Кофтырева было вызвано жестоким обращением управляющего. «До окончания суда крестьян секли розгами соразмерно с виною и летами каждого». Затем их секли по суду. Зачинщикам через палача было дано 40 ударов плетьми; остальным 45 ударов плетьми же, но без палача, просто полицейскими служителями, которые, как неспециалисты, очевидно, не могли тягаться с палачом и били менее жестоко.
У помещицы Денисьевой в Саратовской губ. вспыхнуло волнение, вызванное голодом. Явились власти. Часть крестьян сейчас же повинилась, но более 100 человек продолжали упорствовать, несмотря на все уговоры администрации. Их жестоко наказали и палками довели до сознания своей виновности. После их раскаяния им все же обрили головы и половину бороды. Главный зачинщик получил публично 25 ударов кнутом, был заклеймен и сослан в каторжные работы; других главарей прогнали через 500 шпицрутенов. При исполнении приговора присутствовали все бунтовавшие крестьяне, и мужчины, и женщины. Долго продолжалось это дело, так как на всех 13 приговоренных полагалось 6.500 ударов.
Кнут, которым пользовались для приведения в исполнение судебного приговора, состоял из толстой деревянной рукоятка в 1/2 арш. длиной. К ней прикреплялся упругий столбец из кожи 3 1/2 арш. К концу его, который иногда имел вид петли, привязывался хвост, длиною около 1/2 аршина, сделанный из широкого ремня сыромятной кожи; этот ремень был согнут вдоль, наподобие желобка, и так засушен. Иногда конец хвоста заостряли, он был твердый, как кость, при ударе рассекал кожу и вонзался в тело. Но от крови он скоро размягчался, поэтому, после нескольких ударов, кнут меняли. Иногда вместо одного ремня на конце привешивали 3. Под ударом кнута многие умирали: все зависело не столько от количества ударов, сколько от силы их.
Наказание кнутом требовало большой силы и напряжения от палача. Обыкновенно палач взмахивал кнутом обеими руками над головой и с громким криком быстро приближался, опуская кнут на спину наказуемого. Приговоренного чаще всего держал за руки на своей спине другой палач, вздергивая его так, чтобы он почти не касался земли и чтобы кожа на спине была сильно натянута. К телу по правилу должен был прикасаться только хвост кнута. Есть описание одного иностранца, видевшего, как производится это наказание: «Палач бьет так жестоко, что с каждым ударом обнажаются кости. Таким образом его растерзывают от плеча до пояса. Мясо и кожа висят клочьями. Если же наказание происходит зимой, то кровь в ранах тотчас же замерзает и становится твердой, как лед». В «час боевой» можно нанести не более 30—40 ударов кнутом. В промежутки между ударами палач сплошь и рядом подкрепляется водкой.
Шпицрутены — гибкие прутья, длиной около сажени и несколько меньше вершка в поперечнике. Наказание производилось так: расставляли два длинных ряда солдат а каждому давали в руки шпицрутен. Осужденному обнажали спину до пояса, привязывали его руки к ружью, повернутому к нему штыком, и за это ружье водили его по рядам. Удары сыпались справа и слева, бежать от них он не мог: острый штык заставлял его медленно шествовать. Во все время наказания трещал барабан, чтобы заглушить стоны и крик несчастного.
Истязания всегда производились публично, чтобы запугать народную массу. Все приведенные примеры усмирения показывают, что, не стесняясь в средствах, помещики при поддержке правительства всегда добивались своей цели и заставляли крепостных покорно склоняться перед их барской силой.
В такие промежутки затишья увеличивается число побегов и чаще становятся самоубийства среди крепостных.
Но проходит некоторое время, подрастает молодежь, которую еще не успели забить, и снова вспыхивает волнение, так как условия крестьянской жизни до самого освобождения от крепостной зависимости нисколько не улучшались. Чем дальше, тем чаще и чаще прорывается возмущение крестьян против невыносимости их положения и число отдельных покушений на убийство помещиков растет так же, как и распространяются все шире массовые восстания.
При Екатерине II за 5 лет в Московской губ. было убито 30 помещиков и сделано 5 неудачных покушений на убийство, а за несколько лет до реформы в десятилетний промежуток времени убиты уж 131 помещик, 21 управляющий и, кроме того, произведено 62 покушения на жизнь тех и других. Не считая убийств и покушений, случаев неповиновения крестьян законной власти (а мы уже знаем, что именно правительство называло бунтом) было по неполному подсчету министерства внутренних дел 547 за годы с 1828 по 1854.
Становилось очевидным, что одними мерами устрашения ничего нельзя сделать, и помещики, чтобы спасти свое господствующее положение, должны были пойти по пути, который предвидела еще Екатерина II. Она советовала осторожность в усмирении крестьянских волнений, чтобы «не ускорить и без того довольно грозящую беду». Беду она предвидела вот какую: «Если не согласимся на уменьшение жестокости и умерение человеческому роду нестерпимого наказания, то и против воли сами оную (свободу) возьмут рано или поздно». Ту же мысль повторил Александр II накануне освобождения, обращаясь к московскому дворянству: «Лучше отменить крепостное право сверху, чем дождаться того времени, когда оно само собой начнет отменяться снизу».
Происхождение и развитие крепостного права
Теперь остается только рассмотреть, как случилось, что огромная масса русского крестьянства очутилась в полном порабощении у сравнительно небольшой кучки дворян, во главе которых стоял сам царь, как первый помещик в своем государстве. Надо выяснить причины, почему все силы государства были направлены против коренных русских земледельцев и выжимали из них все соки в пользу живущего в свое удовольствие помещика.
Ведь было время, когда земля не считалась чьей-либо собственностью. Хлебопашец разрабатывал для себя любой участок. Когда плодородие почвы истощалось в одном месте, он переходил на другое, не заботясь о собственнике земли, и самого себя называл хозяином пашни лишь до того времени, пока продолжалась работа на избранном им участке. Но это было очень давно, и об этом времени точного ничего мы не знаем.
Более определенные сведения, которые у нас имеются, относятся уже к XI веку и говорят о земледельцах, как о людях, которые обязаны князю не только государственными повинностями, но находятся от него и в поземельной зависимости. К этому времени уже большую часть земель разобрали князья, их служилые люди и монастыри в частное владение...
В княжеской казне денег было немного, так как поборы с трудового населения своей земли князь делал натурой, получая баранов, сыр, пшено, топоры, мечи и пр. Поэтому свою вооруженную свиту князь награждал главным образом землей с деревнями. Таким путем и создавались будущие помещики и дворяне.
Князь и его бояре были военной силой и оружием поддерживали свое господствующее положение. Бесконечные войны, которые они затевали, вели к их непрерывному обогащению, между тем как земледельцев воина разоряла.
Нужда заставляла хлебопашца то и дело обращаться за помощью к богатым, чтобы получить взаймы лошадь или что-нибудь другое, без чего нельзя обойтись в крестьянском деле. Взятое на время задолжавший должен был вернуть с приплодом. Если же почему-либо он не мог расплатиться в назначенный срок, хозяин ростовщик бил его и даже продавал в неволю.
Таких рабов у князя и бояр было много. Назывались они холопами и состояли, главным образом, из пленников; но были среди них и неоплатные должники и продавшиеся в холопы по «добровольному соглашению» или по воле родителей. Конечно, такая «добрая воля» получалась тогда, когда люди были в конец разорены и другого выхода для них не было...
С этого времени, когда говорится о крестьянах, всегда ясно видно, что работают они не на своей, а на чужой земле, и в XV в. свободной земли уже совсем нет...
Накопление богатств в руках военной знати продолжается, и князья ведут торговлю. Приходят иностранные купцы, заводятся и свои собственные. Для торговли нужны деньги, и собственник земли уже не довольствуется сбором натурой для личных надобностей: ему надо иметь излишек для продажи. Поэтому оброк все растет и растет.
Кроме того, барин сам начинает заводить запашку, заставляя работать своих холопов; но холопов не хватает, и он всеми правдами и неправдами заставляет и крестьян обрабатывать свою землю. Раньше барину было довольно 8 дней в году, чтобы крестьяне его земли успели выполнить все нужные для барина работы; теперь он требует себе 2 рабочих дня в неделю, потом 3 и больше. Так рядом с оброком получается барщина.
Но крестьянин ХV в. все еще когда угодно может перейти на новое место к другому хозяину… Ясно, что когда требования помещика начали расти и жизнь земледельца с каждым годом ухудшалась, сельское население стало разбегаться. Массами покидали крестьяне насиженные места и двигались на юго-восток к Оке, к черноземным степям по Волге и Дону, которые как раз в это время присоединились к русским владениям.
Владельцы центральных областей заволновались: надо было им так или иначе задержать этот отлив рабочей силы от центра. Для этого землевладелец, заключая новый договор с желающим заняться крестьянством на его земле, вносит в порядную запись все новые, более стеснительные для крестьянина условия...
Эти порядные записи сохранились до наших дней. Первые из них относятся к половине XVI в. Сравнивая договорные условия разных времен, легко заметить, как землевладелец все более и более опутывает крестьянина затруднениями при уходе со своей земли.
Наиболее древние порядные кончались обыкновенно так: «Если, — говорит крестьянин, — я не буду жить на своем участке по своему приговору и если стану где на стороне рядиться в крестьяне, взять на мне за денежную и за хлебную подмогу и за льготы (столько-то) рублей по сей порядной записи».
Помещик к концу XVI в. увеличивает и ссуду и неустойку за уход, чтобы порядившийся крестьянин не был в состоянии уплатить такой долг. Уйти крестьянин имел право, но суд присудил бы его к расплате с прежним хозяином. А если он расплатиться не сможет, то по суду же его выдадут прежнему хозяину, как временного холопа, пока он не отработает свой долг.
Этого, однако, мало. Чем дальше, тем чаще и чаще в записи свободного человека во крестьяне попадаются договорные условия, все более для него тяжкие: «жить мне во крестьянах вечно и никуда не сбежать» или «вольно меня отовсюду к себе взятии», «а и впредь таки я на том участке крестьянин и жилец и тяглец».
Наоборот, права помещика в порядных все более расширяются. При перечислении обязанностей порядившегося, крестьянин заранее соглашается «всякую страду страдать и оброк платить, чем не изоброчит», жить «де государь не прикажет». Есть и такие договоры: «Вольно ему, государю моему, меня продать и заложить».
Таким образом, давая крестьянину участок земли и ссуду, помещик вынуждал его отказываться от права выхода. Иначе крестьянин не мог получить ни земли, ни ссуды. Подобными порядными крестьянин сам себя лишал права когда-либо рассчитаться с помещиком и попадал от него в крепостную зависимость. Слово «крепостной» значит, что у владельца имеется «крепость», т. е. какой-нибудь письменный документ на крестьянина.
Кроме того землевладельцы для того, чтобы иметь уверенность, что нужная им на их земле рабочая сила всегда будет при них, стараются обзавестись грамотой от великого князя, которая бы им позволяла крестьян от себя не отпускать и насильно водворять обратно. Первыми такие грамоты получили монастыри, затем их добывают и отдельные частные землевладельцы. Наконец, в 1597 г. при сыне Грозного вышел общий указ, по которому иск о сбежавшем был объявлен действительным на 5 лет. Это значит, что если землевладелец до окончания пяти лет найдет сбежавшего от него крестьянина, не выполнившего какого-нибудь условия порядной, он может его вернуть «с женой и с детьми и со всеми животы». Впоследствии срок розыска был увеличен до 10 и 15 лет, а при Алексее Михайловиче законом постановлено выдавать беглых без урочных лет.
Что же заставляло государственную власть помогать помещику в его желании удержать крестьянина на своей земле? Прежде всего не надо забывать, что князья, а потом цари были тоже собственниками земли и собственниками более крупными, чем любой помещик. Ведь помещики свои земли получали из рук царя во временное пользование или в постоянное владение. Земля была как бы платой за их военную службу государству. Кроме военных обязанностей, дворяне помещики других не имели. Все остальное население платило подати, и крестьяне были главными плательщиками прямых налогов.
До XVII века подати собирались с обрабатываемой земли и сокращение запашки вследствие отказа от крестьянства было прямым ущербом казне. Прикрепить тяглое, т. е. податное, население к данному месту было необходимо для поддержания исправной платы податей.
Вот почему правительству было нужно поддержать помещика в его стремлении прикрепить крестьянина к своей земле; вот почему издаются законы о возвращении беглых; вот почему с XVII века разрешается закрепощать и детей крестьянина с условием, чтобы они были записаны в тягло. С помещика требовалась ответственность за податную исправность его крестьян.
В XVII веке правительство перешло к подворному обложению. Таким способом хотели увеличить площадь обрабатываемой земли, так как, пока подать высчитывали по площади посева, крестьяне боялись увеличения подати и не расширяли посева. Но и подворное обложение не оправдало расчеты казны: в одном крестьянском дворе начало селиться до 40 душ.
Тогда в XVIII веке была установлена подушная подать. Чтобы подсчитать и закрепить на месте податные силы, была произведена общая перепись. Эта полицейская приписка сыграла на руку помещикам и затянула петлю крепостной зависимости на шее крестьян.
Дело в том, что по писцовым книгам происходило не только водворение бежавшего крестьянина к его барину, но, что еще важнее, при составлении их крестьянин и холоп оказались в одинаковом положении.
Холопы до этого времени рассматривались государством, как полная собственность их хозяина, и с них не бралась никакая подать. Но перепись 1678—79 года заносит в писцовые книги и тех холопов, которые посажены помещиком на обработку земли, а с 1695 г. их облагают податями наравне с крестьянами. Когда же в начале XVIII века и рекрутская повинность распространилась на холопов, стало ясно, что закон ставит холопа рядом с крестьянином потому, что жизнь уже раньше превратила крестьянина в бесправного холопа.
Действительно, к XVIII веку крепостное право достигает полного развития и крестьянин в это время не только крепок земле, но находится и в полной личной зависимости от землевладельца. Это — век, когда царский престол занимается ставленниками дворян, которые в эту пору ведут упорную борьбу с промышленным капитализмом. Промышленность стала заметно развиваться со времени Петра I-го, и дворяне стараются и ее прибрать к своим рукам. Тем же выходцам из иного класса, которые во главе промышленных предприятий тоже стремятся к господствующему положению, помещики объявляют жестокую войну.
И Елизавета Петровна, и Екатерина II насильственным путем сажаются на престол дворянскими войсками, царствуют благодаря поддержке дворян и всеми своими мероприятиями угождают их вкусам. Законодательство этого времени двумя путями идет навстречу дворянским интересам: с одной стороны, крестьяне приводятся ко все более бесправному положению; с другой — увеличиваются права и без того господствующего дворянства.
Вот как урезывается в своих правах крестьянин! В 1730 г. помещичьим крестьянам запрещается приобретать недвижимое имущество. В 1741 г. их устраняют от принесения присяги в верноподданстве. В 1761 г. им запрещают брать казенные подряды и обязываться векселями.
Наоборот, дворяне получают все новые и новые возможности распоряжаться личностью крестьянина: в 1747 г. им разрешается продавать крестьян кому хотят для отдачи в рекруты; в 1760 г. судебная власть помещика над его крепостными доходит до права ссылать их в Сибирь. Как бы для того, чтобы очевиднее было помещичье господство, решение барина нельзя было обжаловать. И в то же время, чтобы барин не понес ущерба в хозяйстве из-за своей расправы, сосланный зачитывался ему за рекрута.
С этих пор государственная власть вмешивается во внутреннюю жизнь помещичьего владения только если сам помещик ее призовет. В то же самое время для крестьянина весь мир кончается его барином: идти дальше за пределы барского имения он не смеет без разрешения своего владельца.
Наконец, в 1762 г. дворянство освобождается от несения обязательной служебной повинности. Если до этих пор дворяне были обязаны государству военной службой, а все остальное население несло податную тяжесть, то теперь первенствующее положение дворян стало ни чем не прикрытой эксплуатацией всего населения сравнительно небольшой группой землевладельцев.
После этого крепостное право могло расти только вширь, только увеличивать число крепостных. И такое расширение крепостного права происходило благодаря щедрости монархов, приносящих в дар своим любимцам казенные земли с их крестьянским населением. Екатерина II раздала 400.000 душ, в среднем по 11.700 душ в год. Ее сын Павел превзошел свою мать, раздавая в год по 60.000 душ, но за свое недолгое царствование успел раздарить только 265.000 душ.
Кроме того, очередные ревизии приписывали к крепостным всех гулящих, т. е. непристроенных людей: детей заштатных церковнослужителей, солдатских детей, нищих, незаконнорожденных и пр.
В первой большей половине XIX века ничто не изменилось в условиях жизни помещичьих крестьян: все так же давили его и барщина, и оброк, и произвол помещика.
Между тем условия хозяйственной жизни страны, которыми держалось крепостное право, давно уже изменились. В то время как помещики прожигали свою жизнь в столицах, выкачивая средства для этого из крепостного населения своих деревень, промышленный капитал продолжал расти и для дальнейшего развития ему необходимы были свободные рабочие руки. Это чувствовали и те помещики, которые завели свое производство.
Все же долго боролись помещики за свое исключительное право на бесплатный крепостной труд. В конце концов они должны были сделать уступку и освободить крестьян с землей...
Все дело освобождения от крепостной зависимости свелось к следующему: то, что делали помещики каждый врозь, со времени «великой реформы» делает само дворянское государство. До реформы крестьяне обслуживали и помещика, и казну, каждого в отдельности. После нее подати собирает только казна, но настолько их увеличивает, что львиная доля их снова расплывается по помещичьим карманам в виде жалованья и займов из дворянского банка, не говоря уже о выкупных платежах.
То немногое, что принесло крестьянам освобождение, помещики вынуждены были им дать из страха потерять больше...
Один иностранец давно уже указывал, что крепостное население можно сравнить с медведем, которого водить и тяжело и опасно. Он советовал взять пример с других государств Европы. Надо только отменить крепостное право и сделать кое-какие улучшения в жизни крестьян, чтобы медведя превратить в ласковую собачку, которую, однако, можно будет по-прежнему эксплуатировать. Именно так и поступило дворянство, проведя крестьянскую реформу.
В 1861 году последовал царский указ об освобождении крестьян. Указ этот… был дан сверху из опасения, что в противном случае освобождение крестьян последует снизу — путем крестьянских бунтов. При освобождении крестьян от крепостной зависимости соблюдены были не столько интересы крестьян, сколько помещиков. В 1861 году к крестьянам отошла только часть принадлежавшей им до того земли, а большая часть крестьянских земель отрезана была у них и объявлена была помещичьей землей. За ту землю, которая дана была крестьянам при их освобождении, им пришлось десятки лет выплачивать огромные выкупные платежи. Еще в 1905—1906 г. г. во время первой русской революции над крестьянством продолжали тяготеть недоимки и долги по выкупным платежам, установленным при освобождении крестьян в 1861 году.
Настоящее освобождение крестьян от всех пережитков крепостного строя, передача крестьянам в пользование помещичьей земли последовало лишь после великого переворота в октябре 1917 года.
