Обличение Германии как главного виновника и инициатора Первой мировой войны и финансирование ею лидеров большевиков в их подрывной деятельности против России — основная тема «документов российской контрразведки». Но они, имея «благородную» цель — скомпрометировать Германию и ее «приспешников — большевиков», содержат грубые «проколы», свидетельствующие о том, что «документы» создавались ретроспективным методом, значительно позднее тех событий, о которых в них шла речь. Циркуляр Генерального штаба Германии от 9 июня 1914 г., адресованный «военным агентам в государствах, смежных с Россией, Францией, Италией и Норвегией», извещал их о том, что «во всех отделениях германских банков в Швеции, Норвегии, Швейцарии и в С.А.С. Штатах открыты специальные военные кредиты на вспомогательные нужды войны» и предлагал «пользоваться в неограниченном размере этим кредитом для уничтожения неприятельских фабрик, заводов и важнейших военных и гражданских сооружений». Но, спрашивается, как в июне 1914 г., до начала войны, можно было в точности знать, какие именно страны останутся нейтральными? Как объяснить тот странный факт, что в составе антигерманской коалиции значится и Италия, в то время как в июне 1914 г. она была членом Тройственного союза и, следовательно, союзницей Германии? Объяснение может состоять только в том, что этот «циркуляр» составлялся позднее, когда Италия уже присоединилась к Антанте и стала союзницей России. Такой же ретроспективный характер носит и циркуляр Имперского банка представителям «Ниа-Банкен» и агентам «Дисконто-Гезельшафт» и «Дейч-Банк» от 2 ноября 1914 г. В нем сообщалось, что «в настоящее время закончены переговоры между полномочными агентами Имперского банка и русскими революционерами гг. Зиновьевым и Луначарским. Оба названных лица обратились к некоторым финансовым деятелям, которые, в свою очередь, обратились к нашим представителям. Мы согласны поддержать проектируемую ими агитацию и пропаганду в России, при одном непременном условии, чтобы агитация и пропаганда, намеченная вышеупомянутыми гг. Зиновьевым и Луначарским, коснулась армий, действующих на фронте. Если агенты Имперского банка обратятся к вашим банкам, просим открыть им необходимый кредит, покрытие коего будет совершено по первому вашему требованию в Берлине». Опять же объяснить появление в «циркуляре» в одной связке Зиновьева и Луначарского можно только исходя из ситуации после 25 октября 1917 г., поскольку в 1914 г. Зиновьев вместе с Лениным жил в Швейцарии, а Луначарский во Франции сотрудничал с Троцким и Мартовым против Ленина и Зиновьева, вел фракционную борьбу в составе так называемых «отзовистов». Но этого не мог знать автор «циркуляра», далекий от внутрипартийной склоки между российскими социал-демократами, но после 25 октября Зиновьев и Луначарский оказались вместе у власти. Примечание к этому «циркуляру» также выдает неосведомленность его автора в деталях жизни российских социал-демократов в эмиграции и их возвращения в Россию после Февральской революции. «Продав свои услуги Германскому Имперскому банку, — говорилось в этом примечании, — гг. Луначарский и Зиновьев-Апфельбаум совместно с другими большевиками тотчас же по приезде в Россию в «запломбированном» вагоне после революции стали исполнять свой контракт с Германским банком. С этой целью они начали проповедовать братанье с немцами, чем в корне разрушили мощь русской армии... ». Какие титаны — вдвоем разрушили мощь русской армии! Если иметь в виду, что в начале апреля 1917 г. в «запломбированном» вагоне из Швейцарии через Германию вернулся только Зиновьев, а Луначарский добрался до Петрограда спустя полтора месяца через Англию и Скандинавию вполне легально, то можно только удивляться, как им так быстро удалось сговориться и разрушить мощь русской армии.
[Читать далее]Еще менее правдоподобным, даже фантастическим представляется так называемый «Приказ 2 марта 1917 г. представителям германских банков в Швеции». Редко кто из пишущих на тему о германском золоте большевиков отказывает себе в удовольствии процитировать и прокомментировать этот «убийственный» для лидеров большевиков «документ». Не откажем себе в этом и мы: «Настоящим доводим до сведения, что из России через Финляндию будут поступать требования на отпуск денег на цели пропаганды в России. Требования эти будут поступать от следующих лиц: Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, Суменсон, Козловского, Коллонтай, Сиверса и Перкальна, счет которым был открыт в согласии с нашим предписанием за № 2754 в агентствах частных германских кредитных учреждений Швеции, Норвегии и Швейцарии. Все эти требования должны быть скреплены одной из двух подписей: Диркау или Молькенберг. При наличии этих удостоверительных подписей требования вышепоименованных деятелей из России считать правильными и подлежащими немедленному исполнению». Содержательная часть этого документа вне всякой критики. Начать с того, что набор лиц, которым немцы платили «за пропаганду мира» в марте 1917 г., производил впечатление более чем странной комбинацией имен, к тому же они находились в то время в разных концах Европы и даже в Америке и оказались вместе только после прихода к власти большевиков. Неувязка и с датой об открытии счета — 2 марта 1917 г. по новому стилю: «документ» исходил от германской стороны. Получается, что распоряжение появилось за 10 дней до Февральской революции, успело попасть из Германии в Петроград, где было перехвачено Охранкой. Остается только гадать, как мог уцелеть именно этот «документ», когда весь архив Охранного отделения был разграблен и сожжен в дни Февральской революции? Но даже если поверить в его чудесное спасение, то почему российская контрразведка, располагая таким убийственным документом, не арестовала этих лиц в июле 1917 г., ведь улики в этом «документе» против них были самые прямые. Единственное объяснение, по моему мнению, состоит в том, что этот «документ» был изготовлен в качестве компромата на уже пришедших к власти большевиков. Судя по тому, что этот «приказ Имперского банка» отсутствует в «Сводке документов российской контрразведки», хранящейся в Российской национальной библиотеке, он появился позднее других «документов», чтобы стать ударным документом, проданным позднее американскому разведчику Сиссону.
Проведенный здесь даже выборочный анализ «документов российской контрразведки» 1914-1917 гг. дает основание полагать, что они, выражаясь научным языком, являются апокрифом, или, попросту говоря, подделкой на потребу политического момента. Лица, получившие возможность с ними ознакомиться в «секретном» фонде Ленина в бывшем Центральном партийном архиве и профессионально не подготовленные к их критическому анализу, стали жертвами архивного фетишизма. В связи с этим нельзя не согласиться с высказанным мнением известного петербургского историка члена-корреспондента РАН Р. Ш. Ганелина, который определяет понятие архивного фетишизма как «расхожее представление, согласно которому само обстоятельство, что документ попал в архив, удостоверяет истинность его содержания, а уж если он был или стал секретным, сомнений в ней не может и быть». Между тем известно немало примеров того, что архивный источник содержал заведомо недостоверную информацию. В случае с «документами российской контрразведки» жертвами архивного фетишизма стали не только поверившие в их подлинность, но и действующие в них лица.
Только с появлением в 1958 г. английской публикации «Германия и революция в России 1915—1918», основанной на документах МИД Германии, попавших к союзникам в конце Второй мировой войны, стало возможным начать серьезное изучение окутанной тайной и запутанной стремившимися в нее проникнуть проблемы взаимоотношений правящих кругов Германии с русскими революционерами. Правда, эти документы носят фрагментарный характер и не столь впечатляют, как «Документы Сиссона» и «Документы российской контрразведки». Неудивительно поэтому, что современные искатели «германского золота» большевиков по-прежнему предпочитают вдохновляться источниками, отвергнутыми западными исследователями. Теперь, когда опубликованные документы МИД Германии находятся не в спецхране, а доступны всем желающим с ними познакомиться — они напечатаны в переводе на русском языке, — появилась возможность получить конкретное представление о планах и действиях Германии в отношении русских революционеров как в эмиграции, так и в самой России.
Знакомство с опубликованными документами германского МИД показывает, что главной фигурой в отношениях между представителями Германии и русскими революционерами с самого начала был Парвус (А. И. Гельфанд), ставший тайным немецким агентом еще до Первой мировой войны. Впервые здесь опубликованный «Меморандум д-ра Гельфанда» содержит подробный план организации массовой политической забастовки в России весной 1916 г. с ее центром в Петрограде. Главная цель этой акции состояла в достижении сепаратного мира России с Германией, для чего Парвус среди прочих мер предлагал оказать «финансовую поддержку для группы большевиков в русской социал-демократической партии, которая борется против царизма», а также тем авторитетным русским социал-демократам и социал-революционерам в Швейцарии, Италии, Копенгагене и Стокгольме, которые выступают «за немедленные активные действия против царизма». Как видно из документов, Германия положительно откликнулась на эти предложения. Показательно, что в документах МИД Германии не содержится сколько-нибудь убедительных сведений о стремлении лидеров большевиков и прежде всего Ленина к сотрудничеству с германскими представителями в Швейцарии. Активное содействие дипломатических и военных кругов Германии возвращению в Россию Ленина и его сторонников стало их первой реальной помощью, имеющей документальное подтверждение. Наиболее полная подборка документов об этом содержится в книге В. Хальвега «Возвращение Ленина. Документы», появившейся еще за год до выхода английской публикации. В 1990 г. эта книга вышла на русском языке.
Проделанный отечественным исследователем А. В. Ткачевым анализ книги В. Хальвега избавляет от необходимости на ней останавливаться. Как показывают документы МИД Германии, после Февральской революции германские правящие круги сделали ставку на «экстремистов», с которыми они в первую очередь ассоциировали большевиков во главе с Лениным. Однако вопрос о финансовой помощи большевикам до их прихода к власти из этих документов не столь очевиден, как это представляется некоторым историкам. Другое дело — после 25 октября 1917 г., когда Германия, крайне заинтересованная в заключении сепаратного мира с Россией, стала сразу же оказывать финансовую помощь большевистскому правительству, дабы оно удержалось у власти. Эта помощь особенно усилилась после установления дипломатических отношений Советской России с Германией и прибытия в апреле 1918 г. в Москву германского посла графа Мирбаха…
В 90-е годы, когда цензура ушла в прошлое, на страницах отечественных журналов и газет появилась масса сенсационных «документов» все из того же старого арсенала. На этом фоне осталась почти незамеченной ценная публикация документов «Дело Ганецкого и Козловского», подготовленная известными архивистами Ю. Н. Амиантовым и Р. А. Ермолаевой. Как видно из этой публикации, возникшее летом 1917 г. персональное дело Я. С. Ганецкого в связи с появившимися в печати обвинениями в адрес В. И. Ленина и других руководителей большевиков «в преступных сношениях с Германией» было предметом неоднократного обсуждения в ЦК РСДРП (б). Однако в опубликованных протоколах ЦК РСДРП (б) за 1917 г. пункты, относившиеся к персональному делу Ганецкого, были опущены как в первом издании (1929), так и во втором (1958). Хотя составители и мотивировали эти купюры недостаточно полным и ясным освещением этих вопросов в тексте протоколов, главная причина состояла в том, что все связанное с обвинением Ленина и большевиков в связях с Германским генеральным штабом, не могло появиться в советской печати (партийная тайна!). Ценность публикации Амиантова и Ермолаевой состоит во введении в научный оборот не только полностью восстановленных протоколов ЦК большевиков, но и материалов различных комиссий, создававшихся для рассмотрения дела Ганецкого. В связи с этим особый интерес представляет впервые публикуемое письмо К. Радека В. И. Ленину от 28 июня 1917 г. Отвергая выдвинутые против Ганецкого обвинения в спекуляции и контрабанде, Радек писал: «Раз считаем допустимым, чтобы члены партии занимались торговлей, то единственным ограничением можно считать только соблюдение общих правил юридического и морального характера. Если бы следователь, рассматривая коммерческие книги Ганецкого, нашел малейшее доказательство того, что он занимается нечестной спекуляцией или контрабандой, то Ганецкий был бы отдан под суд. Понятно, что на нашу точку зрения влияет тоже глубокая уверенность, что Ганецкий занимался вообще торговлей не для личной наживы, а для того, чтобы помогать материально партии. Последние два года Ганецкий не одну тысячу дал нашей организации, несмотря на то, что все рассказы о его богатстве пустая сплетня...». Можно только удивляться, как искатели компромата на большевиков прошли мимо такого документа.
Осталось незамеченным и основанное на документах французской разведки блестящее исследование С. С. Поповой. Она убедительно доказала, что французская разведка сыграла определяющую роль в сборе компромата на большевиков. Именно французский министр по делам вооружений социалист Альберт Тома, прибывший в апреле 1917 г. в Петроград, чтобы поддержать Временное правительство, убедившись в опасности антивоенной пропаганды большевиков, поручил своей разведке заняться последними. «Нужно дать правительству Керенского возможность не только арестовать, но и дискредитировать в глазах общественного мнения Ленина и его последователей…»…
Еще одна сенсационная публикация — «Новые документы о финансовых субсидиях большевикам в 1917 году» — принадлежит американскому историку С. Ляндресу, который напечатал ее в 1993 г. в нашем журнале «Отечественная история». Сенсационность этой публикации состоит в том, что представляет собой документы из так называемых «особых папок» Секретариата ЦК и Оргбюро за 1923-1927 гг., которые свидетельствуют о том, что члены Заграничного бюро ЦК большевиков в течение 1917 г. неоднократно получали денежные субсидии от швейцарского социалиста Карла Моора. Как позднее выяснилось, Моор был «особо доверенным агентом» Германии и являлся в 1917 г. посредником в сношениях с заграничным бюро ЦК большевиков в Стокгольме. В опубликованных документах названы точные суммы полученных от Моора на партийные нужды субсидий в иностранной валюте — всего 113926 шведских крон, или 32837 долл. Возможно, искатели германских миллионов у большевиков будут удивлены и огорчены столь незначительной суммой, но ее ценность в том, что она зафиксирована в документах, которые, по мнению автора публикации, являются «на сегодня единственным строго документированным свидетельством получения большевистской партией денег от агента немецкого правительства в 1917 г.»
К этому остается добавить, что полученные от Моора деньги, как и установил С. Ляндрес, в Россию не пересылались, а были использованы с ведома В. И. Ленина на организацию третьей Циммервальдской конференции, состоявшейся в сентябре 1917 г. «Принимая во внимание цели конференции и состав ее участников,— пишет в связи с этим С. Ляндрес, — можно с уверенностью сказать, что “немецкие деньги”, на которые она была устроена, были использованы в не меньшей степени против правительства кайзеровской Германии, чем против Временного правительства А. Ф. Керенского, предпринявшего неудачную попытку юридически доказать измену большевиков, организовавших на “немецкие деньги” антивоенную пропаганду в России».
Среди опубликованных в последние годы источников о «преступных сношениях большевиков с Германией» нельзя не обратить внимания на вышедший в 2001 г. сборник документов, статей и воспоминаний «Тайна Октябрьского переворота. Ленин и немецко-большевистский заговор». Во-первых, по причине его сенсационного и претенциозного названия. Во-вторых, из-за состава публикуемых источников, поскольку в аннотации подчеркивается, что «многие материалы этого уникального сборника взяты из спецхранов, вчера еще сверхсекретных архивов, иностранных и белоэмигрантских источников». Наконец, в-третьих, из-за категорического утверждения составителя В. И. Кузнецова, что его сборник «должен помочь выяснению истины». Увы, должен предупредить тех, кто еще не знаком с этим «уникальным сборником», все, что касается «сверхсекретных архивов», сильно преувеличено. Начать с того, что вступительная статья В. И. Кузнецова «Они предали Россию» не помогает добраться до истины, поскольку ее автор, давно и бесповоротно уверенный в своей правоте, безапелляционно выносит в ней окончательный приговор Ленину и другим предателям-большевикам. Отсюда и предпочтение, отдаваемое составителем так называемой «немецко-большевистской переписке», все тем же «Документам Сиссона», в подлинность которых он свято верит. Сам факт помещения в сборнике воспоминаний Е. П. Семенова «Белые разведчики в Смольном» говорит о многом. Хотя теперь уже доказано, что «все рассказы Семенова о работе “группы” в Смольном и в Наркоминделе являются вымыслом», Кузнецов по-прежнему уверен, что этот «патриот-разведчик» действительно организовал «добычу» в Смольном подлинников и фотографий документов, изобличающих большевиков в тайных связях с германской разведкой…
Из обзора опубликованных источников, как подлинных, так и подложных, можно сделать заключение, что они требуют дальнейшего осмысления и сравнительного изучения. Только такой подход, а не слепое доверие к одним источникам и неприятие других, может привести к разрешению «тайны Октябрьского переворота». При этом объективный исследователь не должен пройти мимо опубликованных ленинских документов, прямо или косвенно имеющих отношение к данной проблеме. Сегодня нет серьезных оснований полагать, что главные ленинские документы по этой теме еще могут быть обнаружены. По данным авторитетных специалистов Центрального партийного архива, к 1990 г. из 3700 неопубликованных ленинских документов на особом хранении находились 6 тыс., которые в 1990-1991 гг. были рассекречены и большая их часть опубликована в 1999 г. в сборнике «В. И. Ленин. Неизвестные документы. 1891-1922». Позволю себе здесь не согласиться с рецензентами этого сборника, считающими вполне вероятным тот факт, что неизвестные документы по проблеме «Ленин и немецкие деньги» могут находиться до сих пор на секретном хранении в так называемом Кремлевском или Президентском архиве. Во-первых, Д. А. Волкогонов, возглавлявший президентскую комиссию по рассекречиванию партийных и советских документов и обследовавший весьма тщательно секретный фонд документов В. И. Ленина, по праву первого использовал наиболее существенные из них в своей книге о Ленине. Но, как будет показано, подлинных документов, содержащих сведения о «германском золоте» большевиков, не обнаружил. Во-вторых, на ниве рассекречивания ленинских документов немало потрудились члены созданной в 1991 г. «временной депутатской комиссии парламентского расследования причин и обстоятельств государственного переворота в СССР». По признанию одного из них, А. Г. Латышева, за 1991-1995 гг. только он «рассекретил» посредством публикации в газетах и журналах более 100 никогда не публиковавшихся ленинских работ. Правда, автор этих многочисленных публикаций настолько торопился (или впал в архивный фетишизм?), что не смог или не захотел отличить подлинные документы от подделок…
Проделанное в последние годы тщательное и даже пристрастное обследование фонда Ленина в бывшем Центральном партийном архиве, в результате которого были опубликованы ранее секретные ленинские документы, позволяет согласиться с мнением доктора исторических наук В. Т. Логинова о том, что «засекреченного Ленина» больше не существует. Со своей стороны, я даже уверен, что теперь незачем ломиться в бронированные двери, за которыми хранился секретный фонд Ленина, чтобы найти там то, что не обнаружил даже Д. А. Волкогонов. Задача исследователей, как она мне представляется, теперь состоит в том, чтобы объективно оценить содержание опубликованных ленинских работ, имеющих отношение к проблеме «немецкого золота» большевиков. В связи с этим существенный интерес, на мой взгляд, представляет конфиденциальная переписка В. И. Ленина и И. Ф. Арманд, содержащаяся в 49-м томе полного собрания сочинений Ленина. Внимательное изучение этой переписки помогло бы избежать многих домыслов, связанных с «контактами с немцами» в швейцарской эмиграции и возвращением в Россию через Германию. В 1996 г. американский историк Р. Пайпс опубликовал в подготовленном им сборнике документов «Неизвестный Ленин. Из секретного архива» письмо Ленина И. Ф. Арманд от 19 января 1917 г., которое, по его мнению, является прямым доказательством «контактов Ленина с немцами». Основанием для такого утверждения послужила содержавшаяся в этом письме фраза: «Насчет немецкого плена и прочее все Ваши опасения чрезмерны и неосновательны. Опасности никакой. Мы пока остаемся здесь». Если бы Пайпс внимательно ознакомился с перепиской Ленина и Арманд этого времени, опубликованной еще в 1964 г., то он, вероятно, не сделал бы этого сенсационного открытия. Потому что он нашел бы там другое письмо Ленина той же Арманд от 16 января 1917 г., в котором он делился с ней своими опасениями относительно возможности вовлечения Швейцарии в войну, и не более того.
Проблема германского вмешательства в дела революционной России в том или ином аспекте затрагивалась в воспоминаниях участников тех событий — политических деятелей, дипломатов, военных, разведчиков, журналистов, литераторов. Среди них — А. Ф. Керенский, П. Н. Милюков, В. Д. Набоков, Джордж Бьюкенен, А. И. Деникин, П. А. Половцов, Н. В. Валентинов, Б. Н. Никитин, Е. П. Семенов, Г. А. Алексинский и многие другие. Обращаясь к их воспоминаниям, нельзя забывать, что это были политические противники Ленина и большевиков, и потому они не могли не быть пристрастными. «Безусловно, каждый актер исторической драмы способен усилием мысли подогнать описания поведения и поступков современников и своих собственных к той приблизительной точке зрения, с которой их будут оценивать через десять, двадцать, тридцать и более лет, — признавал А. Ф. Керенский. — Но исторический очерк подобного рода не может претендовать на историчность, ибо для историографии необходима дистанция во многие десятилетия от произошедших событий».
Существенный интерес для нашей темы представляет написанные в 20-е годы в эмиграции воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения, полковника К. И. Глобачева «Правда о русской революции», которые, можно сказать, стоят особняком в этом жанре. По характеристике товарища министра внутренних дел В. Ф. Джунковского, Глобачев был «отличным во всех отношениях офицером, прекрасно разбиравшимся в розыскном деле». Сам Глобачев в своих воспоминаниях писал: «Мне как лицу, близко стоявшему к правящим сферам, с одной стороны, и по роду своей деятельности имевшему непосредственное соприкосновение с разными слоями населения — с другой, приходилось много беседовать, наблюдать и видеть такого, что могло ускользнуть от внимания простого обывателя или мало компетентного в вопросах внутренней политики лица. Многие мелочи, конечно, ускользнули из моей памяти благодаря тому, что со времени совершившихся событий прошли годы, но все, что касается характеристики политических деятелей и характера и значения событий, это осталось живым в моей памяти. К большому моему сожалению, многого я не могу подтвердить документами, так как все дела Охранного отделения и личное мое имущество были частью сожжены, частью разграблены, а частью попали в руки новой революционной власти в первые дни переворота». Тем большее значение приобретают свидетельства бывшего начальника Петроградского охранного отделения. Отвечая на вопрос о том, что привело Россию в 1917 г. к революции, Глобачев в особенности выделил роль ее руководителей: «В течение двух лет я был свидетелем подготовлявшегося бунта против верховной власти, никем не остановленного, приведшего Россию к небывалым потрясениям и гибели. Говорю “бунта”, а не революции, потому что русский народ еще до революции не дозрел и потому что в общей своей массе он в перевороте не участвовал. В самом деле, что необходимо для самого существа революции? Нужна идея. Ведь если заглянуть в историю, то мы увидим, что революции совершались под влиянием какой-либо идеи, захватившей всю толщу народа. Большая часть этих идей были патриотически-национальными. Была ли идея у руководителей русской революции? Была, если этим можно назвать личное честолюбие и своекорыстие главарей, вся цель которых заключалась лишь в захвате какой бы то ни было ценой власти в свои руки. Россия вела грандиознейшую войну. Казалось бы, для успешного ее окончания нужно было напрячь все силы, забыть все свои личные интересы и все принести в жертву отечеству, помнить только о том, что прежде всего необходимо выиграть войну, а затем уже заняться своими домашними делами. А между тем что делает цвет и мозг нашей интеллигенции? При первой же военной неудаче он старается подорвать у народа доверие к верховной власти и к правительству. Мало того, он старается уронить престиж носителя верховной власти в глазах серых масс, обвиняя его с трибуны представителей то в государственной измене, то в безнравственной распущенности. Государственная дума — представительный орган страны — становится агитационной трибуной, революционизирующей эту страну. Народные представители, к которым прислушивается вся Россия, не задумываясь о последствиях, решаются взбунтовать темные массы накануне перелома военного счастья на фронте, исключительно в целях удовлетворения своего собственного честолюбия. Разве здесь есть патриотическая идея? Наоборот, в существе всей работы этих людей заложена государственная измена. История не знает примеров подобного предательства. Вся последующая работа социалистов и большевиков по разложению России является лишь логическим последствием предательства тех изменников, которые подготовляли переворот, и последних нельзя так винить, как первых. Они по-своему были правы, они хотели преобразовать государственный и общественный строй России по своей программе — по тому рецепту, который являлся конечной целью их многолетней работы и мечтой, лелеянной каждым социалистом, какого бы он ни был толка. Это являлось существом их идеологии».
Отвечая на вопрос о возможности участия Германии в Февральской революции в России, Глобачев писал: «Я положительно утверждаю, что Германия никакого участия ни в перевороте, ни в подготовке его не принимала. Для Германии русская революция явилась неожиданным счастливым сюрпризом». «Русская февральская революция, — считал необходимым подчеркнуть он, — была созданием русских рук».