Напряжение нарастало. И чем ближе надвигалась угроза войны, тем напряженнее работало руководство Наркомата обороны. Руководящий состав Наркомата и Генштаба, особенно маршал С. К. Тимошенко, в то время работали по 18—19 часов в сутки. Часто нарком оставался у себя в кабинете до утра.
13 июня С. К. Тимошенко в моем присутствии позвонил И. В. Сталину и просил разрешения дать указание о приведении войск приграничных округов в боевую готовность и развертывании первых эшелонов по планам прикрытия.
— Подумаем, — ответил И. В. Сталин.
На другой день мы вновь были у И. В. Сталина и доложили ему о тревожных настроениях в округах и необходимости приведения войск в полную боевую готовность.
— Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет?!
[Читать далее]Затем И. В. Сталин все же спросил:
— Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?
Мы доложили...
— Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, — сказал И. В. Сталин.
Я доложил, что, по разведывательным сведениям, немецкие дивизии укомплектованы и вооружены по штатам военного времени. В составе дивизий имеется от 14 до 16 тысяч человек. Наши же дивизии даже 8-тысячного состава практически в два раза слабее немецких.
И. В. Сталин заметил:
— Не во всем можно верить разведке...
Во время нашего разговора с И. В. Сталиным в кабинет вошел его секретарь А. Н. Поскребышев и доложил, что звонит Н. С. Хрущев из Киева. И. В. Сталин взял трубку. Из ответов мы поняли, что разговор шел о сельском хозяйстве.
— Хорошо, — сказал И. В. Сталин.
Видимо, Н. С. Хрущев в радужных красках докладывал о хороших перспективах на урожай...
Каждое мирное время имеет свои черты, свой колорит и свою прелесть. Но мне хочется сказать доброе слово о времени предвоенном. Оно отличалось неповторимым, своеобразным подъемом настроения, оптимизмом, какой-то одухотворенностью и в то же время деловитостью, скромностью и простотой в общении людей. Хорошо, очень хорошо мы начинали жить!
И какой экономист, философ или писатель сможет достоверно обрисовать, как расцвела бы наша страна сегодня, как далеко мы ушли бы вперед, не прерви война широкое, мирное и могучее течение тех лет...
Я говорил уже о том, какие меры принимались, чтобы не дать повода Германии к развязыванию военного конфликта. Нарком обороны. Генеральный штаб и командующие военными приграничными округами были предупреждены о личной ответственности за последствия, которые могут возникнуть из-за неосторожных действий наших войск. Нам было категорически запрещено производить какие-либо выдвижения войск на передовые рубежи по плану прикрытия без личного разрешения И. В. Сталина.
Нарком обороны С. К. Тимошенко рекомендовал командующим войсками округов проводить тактические учения соединении в сторону государственной границы, с тем чтобы подтянуть войска ближе к районам развертывания по планам прикрытия. Эта рекомендация наркома обороны проводилась в жизнь округами, однако с одной существенной оговоркой: в движении не принимала участия значительная часть артиллерии.
Дело в том, что дивизионная, корпусная и зенитная артиллерия в начале 1941 года еще не проходила полигонных боевых стрельб и не была подготовлена для решения боевых задач. Поэтому командующие округами приняли решение направить часть артиллерии на полигоны для отстрела. В результате некоторые корпуса и дивизии войск прикрытия при нападении фашистской Германии оказались без значительной части своей артиллерии.
Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.
Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев. И. В. Сталин сказал:
— Приезжайте с наркомом в Кремль.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И. В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он.
— Нет, — ответил С. К. Тимошенко. — Считаем, что перебежчик говорит правду.
Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро.
— Что будем делать? — спросил И. В. Сталин.
Ответа не последовало.
— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком.
— Читайте! — ответил И. В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:
— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Не теряя времени, мы с Н. Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.
Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.
И. В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи...
Испытывая чувство какой-то странной, сложной раздвоенности, возвращались мы с С. К. Тимошенко от И. В. Сталина.
С одной стороны, как будто делалось все зависящее от нас, чтобы встретить максимально подготовленными надвигающуюся военную угрозу: проведен ряд крупных организационных мероприятий мобилизационно-оперативного порядка; по мере возможности укреплены западные военные округа, которым в первую очередь придется вступить в схватку с врагом; наконец, сегодня получено разрешение дать директиву о приведении войск приграничных военных округов в боевую готовность.
Но, с другой стороны, немецкие войска завтра утром могут перейти в наступление, а у нас ряд важнейших мероприятий еще не завершен.
…
В ночь на 22 июня 1941 года всем работникам Генштаба и Наркомата обороны было приказано оставаться на своих местах. Необходимо было как можно быстрее передать в округа директиву о приведении приграничных войск в боевую готовность. В это время у меня и у наркома обороны шли непрерывные переговоры с командующими округами и начальниками штабов, которые докладывали нам об усиливавшемся шуме по ту сторону границы. Эти сведения они получали от пограничников и передовых частей прикрытия.
Примерно в 12 часов ночи 21 июня командующий Киевским округом М. П. Кирпонос, находившийся на своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М. А. Пуркаев, в наших частях появился еще один немецкий солдат — 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. М. П. Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность.
Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 0.30 минут ночи И. В. Сталину. И. В. Сталин спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно.
После смерти И. В. Сталина появились версии о том, что некоторые командующие и их штабы в ночь на 22 июня, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились. Это не соответствует действительности. Последняя мирная ночь была совершенно другой. Как я уже сказал, мы с наркомом обороны по возвращении из Кремля неоднократно говорили по ВЧ с командующими округами Ф. И. Кузнецовым, Д. Г. Павловым, М. П. Кирпоносом и их начальниками штабов, которые находились на командных пунктах фронтов.
…
Накануне войны И. В. Сталин, нарком обороны и Генеральный штаб, по данным разведки, считали, что гитлеровское командование должно будет держать на Западе и в оккупированных странах не менее 50 процентов своих войск и ВВС.
На самом деле к моменту начала войны с Советским Союзом гитлеровское командование оставило там меньше одной трети, да и то второстепенных дивизий, а вскоре и эту цифру сократило.
…
Прошло почти три недели с тех пор, как фашистская Германия, поправ договор о ненападении, вторглась своими вооруженными силами в пределы нашей страны. Уже за это время гитлеровские войска потеряли около 100 тысяч человек, свыше тысячи самолетов, до полутора тысяч танков (50 процентов всех имевшихся в начале войны).
Советские Вооруженные Силы, и особенно войска Западного фронта, понесли крупные потери, что серьезно отразилось на последующем ходе событий. Соотношение сил и средств на советско-германском фронте еще более изменилось в пользу врага. Противник добился серьезных успехов, продвинулся в глубь страны на 500—600 километров и овладел важными экономическими районами и стратегическими объектами.
Все это явилось большой неожиданностью для советского народа и наших войск. Однако в эти тяжелые дни с особой силой проявилось морально-политическое единство советских людей. Партия и народ не дрогнули.
С первого же момента, нарастая день ото дня, развернулась грандиозная организаторская и политическая деятельность партии, целиком и полностью посвященная одной цели — поднять все силы народа на отпор врагу.
Уже 23 июня были введены в действие те мобилизационные планы, которые были разработаны раньше, в частности по производству боеприпасов. Наркоматы получили указания об увеличении выпуска танков, орудий, самолетов и других видов военной техники. Через неделю правительство отменило ранее действовавший план третьего квартала 1941 года и утвердило мобилизационный народнохозяйственный план на третий квартал, который предусматривал более чем на четверть увеличение выпуска военной техники.
События, однако, показали, что этого было мало. Тогда комиссия под председательством Н. А. Вознесенского разработала новый, еще более напряженный военно-хозяйственный план на четвертый квартал 1941 года. Опираясь на производственные резервы, заложенные до войны, правительство установило на 1942 год план форсированного развития районов Поволжья, Урала, Западной Сибири, Казахстана и Средней Азии. В переводе всего народного хозяйства на военные рельсы эти районы сыграли выдающуюся роль. Большую работу по реорганизации и восстановлению хозяйства на востоке страны проделали областные комитеты партии. Так, в частности, значительный вклад в дело обороны внес Челябинский обком партии, возглавлявшийся в то время Н. С. Патоличевым.
Началась перестройка промышленности и транспорта, перераспределение материальных и людских ресурсов, мобилизация сельского хозяйства на нужды войны. Тысячи заводов, только вчера выпускавшие продукцию мирного назначения, сегодня переключались на производство боеприпасов и военной техники…
Противник захватил важнейшие экономические районы, парализовал мобилизацию в ряде бывших военных округов, миллионы советских людей, огромные материальные ценности остались в тылу врага. На территории, оккупированной врагом в первые три недели, проживало 40 процентов населения, выпускалось более трети всей валовой продукции страны. Резко упало производство стратегических материалов, чугуна, стали, проката, электроэнергии. Угроза нависла над новыми индустриальными центрами.
Необходимо было предпринять что-то чрезвычайное, чтобы поднять с места уцелевшие заводы, передвинуть их на восток, объединить с действующими там предприятиями и, опираясь на эту часть страны, навалиться на врага, остановить его, опрокинуть.
Развернулась работа, по масштабам и характеру своему невиданная в истории. 24 июня постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР был создан Совет по эвакуации, председателем которого был назначен Н. М. Шверник, а заместителями — А. Н. Косыгин и М. Г. Первухин. В наркоматах были образованы бюро и комитеты по эвакуации. Более полутора тысяч предприятий, преимущественно крупных, военных, было эвакуировано в кратчайшие сроки — с июля по ноябрь 1941 года — и быстро вновь возвращено к жизни. В то же время непрерывным потоком, днем и ночью на запад и юго-запад двигались эшелоны с войсками и оружием.
Весь этот гигантский кругооборот происходил с величайшим напряжением сил, изобиловал массой неурядиц, столкновений, стоил нервов, но совершался безостановочно, все нарастая, подчиняясь руководящей и организующей роли партии.
Я думаю, эта героическая полоса в жизни советского народа, нашей партии незаслуженно забыта, как и не раскрыто, не описано до сих пор должным образом все то, что вообще было сделано партией и народом в экономическом отношении в годы войны. А ведь в такие острые периоды, в свете таких грандиозных событий наиболее ярко проявляются преимущества социалистического строя, народного хозяйства, основанного на общественной собственности.
Народная трудовая эпопея по эвакуации и восстановлению производственных мощностей в годы войны, проведенная в связи с этим колоссальная организаторская работа партии по размаху и значению своему для судьбы нашей Родины равны величайшим битвам второй мировой войны.
Если мне не изменяет память, в первые же дни войны по решению Политбюро ЦК ВКП(б) непосредственно на военную работу было направлено более пятидесяти членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), более ста секретарей краевых и областных комитетов партии и ЦК компартий союзных республик, видные и опытные государственные деятели. Партия сразу приняла ряд практических мер по усилению централизованного руководства всеми сторонами жизни страны и боевой деятельности вооруженных сил. Был перестроен аппарат ЦК, распределены функции и обязанности между членами ЦК по руководству важнейшими участками военной, хозяйственной и политической работы…
30 июня 1941 года был создан Государственный Комитет Обороны во главе с Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) И. В. Сталиным…
На заседаниях ГКО, которые проходили в любое время суток, как правило в Кремле или на даче И. В. Сталина, обсуждались и решались важнейшие вопросы того времени. Планы военных действий рассматривались Государственным Комитетом Обороны совместно с Центральным Комитетом партии, народными комиссарами, права которых были значительно расширены. Это позволяло обеспечивать, когда к тому возникала возможность, сосредоточение огромных материальных сил на важнейших направлениях, проводить единую линию в области стратегического руководства и, подкрепляя ее организованным тылом, увязывать боевую деятельность войск с усилиями всей страны.
Очень часто на заседаниях ГКО вспыхивали острые споры, при этом мнения высказывались определенно и резко. И. В. Сталин обычно расхаживал около стола, внимательно слушая споривших. Сам он был немногословен и многословия других не любил, часто останавливал говоривших репликами «короче», «яснее». Заседания открывал без вводных, вступительных слов. Говорил тихо, свободно, только по существу вопроса. Был лаконичен, формулировал мысли ясно.
Если на заседании ГКО к единому мнению не приходили, тут же создавалась комиссия из представителей крайних сторон, которой и поручалось доложить согласованные предложения. Так бывало, если у И. В. Сталина еще не было своего твердого мнения. Если же И. В. Сталин приходил на заседание с готовым решением, то споры либо не возникали, либо быстро затухали, когда он присоединялся к одной из сторон.
Всего за время войны Государственный Комитет Обороны принял около десяти тысяч решений и постановлений военного и хозяйственного характера. Эти постановления и распоряжения строго и энергично исполнялись, вокруг них закипала работа, обеспечившая проведение в жизнь единой партийной линии в руководстве страной в то трудное и тяжелое время.
И. В. Сталин был волевой человек и, как говорится, не из трусливого десятка. Несколько подавленным я его видел только один раз. Это было на рассвете 22 июня 1941 года: рухнула его убежденность в том, что войны удастся избежать.
После 22 июня 1941 года на протяжении всей войны И. В. Сталин вместе с Центральным Комитетом партии и Советским правительством твердо руководил страной, вооруженной борьбой и нашими международными делами…
Несмотря на всю сложность обстановки, партийные организации и советские органы Украины, Белоруссии и прибалтийских республик развернули успешную работу по мобилизации советских людей на активную борьбу с врагом. Для этой цели на временно оставляемой территории создавались массовые подпольные партийные и комсомольские организации, формировались основные кадры партизанских отрядов, в которые вливались красноармейцы, командиры и политработники частей, вышедших из окружения.
Вступив на нашу землю, враг вскоре почувствовал не только ненависть советских людей к немецко-фашистским оккупантам — ему нанесены были ощутимые потери теми, кто ушел в подполье.
В те дни у советского командования не было иного выхода, кроме как перейти к обороне на всем стратегическом фронте.
Ни сил, ни средств для ведения наступательных, особенно крупных операций не имелось. Нужно было создать большие стратегические резервы войск, хорошо вооружить их, чтобы превосходящей силой вырвать инициативу у противника и перейти к наступательным действиям, начать изгнание вражеских сил из Советского Союза.
Все это было сделано, но позже.
К стратегической обороне наши войска переходили в процессе вынужденного отхода. Действовать пришлось в невыгодных оперативно-тактических группировках, при недостатке сил и средств для глубокого построения обороны…
И все же, несмотря на ряд ошибок и порой недостаточную сопротивляемость самих войск, стратегическая оборона была в основном организована.
Как известно, во втором и третьем периодах войны, когда гитлеровцам пришлось испытать горечь поражений на всем советском фронте, они не смогли справиться с построением такого рода обороны…
Ведя стратегическую оборону, наши войска не только отбивались от врага на суше, в воздухе и на море, но и, самое важное, в ряде случаев наносили существенные контрудары по противнику. Везде, где только можно было, наши войска и партизаны своими мужественными действиями наносили фашистским захватчикам громаднейший урон.
На пятый день войны по решению Центрального Комитета партии началась мобилизация коммунистов и комсомольцев на фронт…
Накануне войны в Красной Армии и Военно-Морском Флоте было более 650 тысяч коммунистов, треть всего личного состава армии составляли комсомольцы. Только за первые шесть месяцев войны на фронт пришло более 1 миллиона 100 тысяч коммунистов.
…
Надо отдать должное маршалу С. К. Тимошенко. В те трудные первые месяцы войны он много сделал, твердо руководил войсками, мобилизуя все силы на отражение натиска врага и организацию обороны…
В конце июля мне позвонил А. Н. Поскребышев и спросил:
— Где находится Тимошенко?
— Маршал Тимошенко в Генеральном штабе, мы обсуждаем обстановку на фронте.
— Товарищ Сталин приказал вам и Тимошенко немедленно прибыть к нему на дачу, — сказал А. Н. Поскребышев…
Когда мы вошли в комнату, за столом сидели почти все члены Политбюро. И. В. Сталин был одет в старую куртку, стоял посередине комнаты и держал погасшую трубку в руках — верный признак плохого настроения.
— Вот что, — сказал И. В. Сталин, — Политбюро обсудило деятельность Тимошенко на посту командующего Западным фронтом и решило освободить его от обязанностей. Есть предложение на эту должность назначить Жукова. Что думаете вы? — спросил И. В. Сталин, обращаясь ко мне и к С. К. Тимошенко.
С. К. Тимошенко молчал.
— Товарищ Сталин, — сказал я, — частая смена командующих фронтами тяжело отражается на ходе операций. Командующие, не успев войти в курс дела, вынуждены вести тяже-лейшие сражения. Маршал Тимошенко командует фронтом менее четырех недель. В ходе Смоленского сражения хорошо узнал войска, увидел, на что они способны. Он сделал все, что можно было сделать на его месте, и почти на месяц задержал противника в районе Смоленска. Думаю, что никто другой большего не сделал бы. Войска верят в Тимошенко, а это главное. Я считаю, что сейчас освобождать его от командования фронтом несправедливо и нецелесообразно.
М. И. Калинин, внимательно слушавший, сказал:
— А что, пожалуй, правильно.
И. В. Сталин не спеша раскурил трубку, посмотрел на других членов Политбюро и сказал:
— Может быть, согласимся с Жуковым?
— Вы правы, товарищ Сталин, — раздались голоса — Тимошенко может еще выправить положение.
Нас отпустили, приказав С. К. Тимошенко немедленно выехать на фронт.
Было ясно, что Семена Константиновича серьезно обидели высказанные замечания. Но на войне ведь бывает всякое — не всегда есть возможность при решении больших и сложных вопросов учитывать личные переживания отдельных людей.
