В конце 1920 г. Антонову удается захватить с. Инжавино… Там была вторая выездная сессия Губчека... После ожесточенной, упорной и довольно продолжительней борьбы Антонов вырезал эту сессию целиком, за исключением т. Вавилова, которому удалось спастись...
Вскоре после этого бандиты, налетев на с. Верхнее Спасское Тамбовского уезда, захватили отряд нашей Рассказовской выездной сессии Губчека... Только одному сотруднику удалось бежать — раздетому, босиком в крещенский мороз, за 7 верст к нам в Рассказово. Тов. Чудин и Серонок были захвачены в избе и решили задорого отдать свою жизнь палачам. Долго отстреливались они, не подпуская к себе бандитов, но, наконец, последним удалось зажечь избу, и славные борцы за пролетарское дело… отдали свою жизнь на боевом посту, сгорев живьем, а бандитам все-таки не сдались.
[Читать далее]Прибыв с отрядов в Верхнее Спасское, мы бандитов не застали — они уже утекли. Изба, в которой окончили свою жизнь наши товарищи, вся обрушилась, и нам много пришлось потрудиться, чтобы докопаться до трупов. Мы нашли обугленные куски мяса, но видно было, что герои умирали с оружием в руках — обгорелые металлические части оружия крепко прижарились к трупам...
В июне 1921 года я вновь прибыл в Тамбов...
Преследуемая нашими частями и не встречая больше поддержки среди крестьянства антоновская «армия» скоро начала расползаться. Бежали все — куда кто мог. Через некоторое время остались лишь кучки бандитов, разбредшихся по разным закоулкам — яругам, полям и лесам. Близкие из родственных чувств еще кормили их, поддерживали с ними связь и информировали о ходе жизни в деревне. Мало-помалу вчерашние эсеровские рыцари, «партизанты восставшего народа» шли с повинной к Советвласти. Их прощали. Лишь видные главари банды получали заслуженное возмездье...
С июля 1921 г… я принял участие в проведении кампании добровольной явки бандитов в районе Кирсановского и части Тамбовского уездов.
К этому времени главное ядро банды было уже окончательно разбито, и Антонов бросил свою «армию»...
Окончательная ликвидация шла быстрым темпом. Каждый бандит не только приносил с собой винтовку или другое вооружение, но и сам еще напрашивался оказать представителям органов Чека услуги по отысканию скрытого вооружения. Помню, сдавшийся нам бандит… Тиманин целую неделю искал спрятанный Антоновым пулемет в одном из колодцев дер. Шабловки. В конце концов нашел пулемет «Люйс» и 13 запасных стволов к пулемету «Максим».
Сдавались рядовые бандиты и выдавали своих главарей.
Помню — едем из Тамбова в свой район... Остановились в с. Никольском Кирсановского уезда, откуда нужно было ехать в Трескинскую волость того же уезда. Узнаем, что в с. Новгородовке, через которое нам предстояло проезжать, находится 15 человек конных бандитов местной организации, во главе с Иваном Николаевичем Ситниковым. Переговоров с красными «они, пока что, вести не хотят». Тов. Антонов решает ехать туда, будучи уверен, что ему удастся уговорить эту банду сдаться. Не доезжая с версту до села, видим — мчится навстречу нам всадник. Останавливаемся, ждем. Подъезжает и спрашивает — кто мы. Мы ответили и спросили — кто он.
— Рядовой Новгородской организации — партизант Яков Сысоев, — ответил он и предупреждает:
— Вам сюда ехать, товарищи, нельзя. Здесь стоим мы, и наш организатор Ситников Иван приказал никого в село не впущать.
Вступаем с ним в беседу, уверяем, что ничего плохого мы им не сделаем, только проедем по селу, к тому же — нас пятеро, а их пятнадцать, мы вооружены лишь наганами и едем на мужицких подводах, а они — «кавалерия». Сысоев закурил с нами, как будто бы свыкся в эти полчаса, и решил поехать — доложить организатору Ситникову.
Ждем полчаса, смотрим — мчится опять. И весело объявляет:
— Можно!
Все вместе едем и ведем беседу. Закинули удочку насчет явки. Сысоев сперва как-то избегал говорить об этом, а затем сказал:
— Ребята-то, пожалуй, не прочь — хоть чичас сдаваться, а вот организатор-то Иван Миколав и говорить про это не велел. Известно дело — им это не под шерсть. Нам-то все равно!..
Так рассуждал «партизант», восставший против Советской власти.
— Поедем с нами, — предложил ему тов. Антонов.
— Нет, пока позгодите. Если я чичас уеду, так семейство побеспокоит Иван Миколав. А вот сговоримся с ребятами, да тогда все и махнем сразу.
Въезжаем в село. Тов. Антонов заявляет, что остановимся покормить лошадей, а то устали.
— Что ж, можно, — соглашается Сысоев.
Остановились в одной каменной избе. Тов. Антонов попросил Сысоева передать организатору Ситникову, что мы хотим с ним говорить. Уезжает. Едет обратно, ведет одну заводную лошадь (т. е. без всадника) и передает, что Ситников и ребята хотят говорить с тов. Антоновым, просят его приехать к ним и не беспокоиться.
Кто знает тов. Антонова, тот поймет, что не из таких он был, чтобы колебаться в таких случаях. Садится, едет. Мы напряженно ждем и внимательно прислушиваемся — не щелкнет ли выстрел.
Через час, уже в сумерках возвращается тов. Антонов. Передает, что поговорил — ребята действительно не прочь, только не хотят своим сельским сдаваться — дескать, «личные счета будут — вот кабы губернской власти — это понадежнее, лучше разберется».
«Организатор» же, видимо, вообще против сдачи, но говорит, потому что исполняет просьбу ребят.
Через несколько минут скачут двое — Сысоев и Павлов Семен.
— Как хотите, тов. Антонов, а мы решили ехать с вами. Только бумажку дайте, чтобы семейство не беспокоил Ревком.
Соглашаемся с условием, чтобы перетянуть всех ребят.
— Пускай Иван Николав остается один, если не хочет сдаваться, — заявляет Павлов, — а ребята все сдадутся, я сейчас поеду к ним, — и уезжает.
Через час по одному, по двое все перебежали к нам. Последним приехал сам Ситников. Узнав об этом, семь человек «конурщиков» (пехоты) привалили без всяких переговоров и заявили:
— Что хотите, а мы с Вами.
Так в одну ночь сдалась нам вся «Новогородская организация» в двадцать два человека.
Наутро мы выехали к своему эскадрону «Котовцев» в Трескинскую волость. Там нас ожидала другая задача — ликвидация банды «Грача»... Главарь — крестьянин этой местности Афанасий Евграфович Симаков — кличка «Грач» — любимец самого Антонова и его ставленник — председатель районного комитета СТК и начальник районной милиции. Строго держал ребят «Грач»... О явке — боже упаси заикнуться!.. Его боялись, как огня, и не выдавали. Уж весь район очищен от бандитов, более 200 чел. сдалось нам одиночками и малыми шайками по 5—8 ч. Возами отправляли оружие в Тамбов. Оставалась только банда «Грача»…
После долгой работы мне удалось связь «Грача» переманить на свою сторону. Один за другим его ребята стали переходить ко мне... Предлагаю выдать «Грача». Соглашаются, но боятся, как бы он не ушел да не узнал о них — тогда дело плохо. Успокаиваю их, и они окончательно соглашаются...
Помню одну темную сентябрьскую ночь 1921 г., когда мне доносят, что «Грач» с остатками своей шайки гуляет на хуторе Катино... Немного погодя мне доносят, что «Грач» с 8-ми бандитами ушел, удалось только убить его помощника Петра Гачина да взять брошенные «трофеи» — пуда два коровьего масла, более 2-х тыс. куриных яиц, около 8-ми пуд. ржи, три пары сапог и еще что-то. Все это было взято «Грачом» в соседней потребиловке...
На второй или третий день ночью является ко мне 2-й помощник «Грача» и его земляк Алексей Куренков и предлагает выдать «Грача». Жду день, два. Наконец, Куренков доносит, что «Грач» на одном хуторе у своей любовницы. На заре делаю налет и нахожу «Грача» в риге, зарытым в солому. Кряжистый мужик, лет под 40, быв. торговец с серыми хитрыми маленькими глазами предстал передо мною. «Грач» на этот раз был бледен и трясся от испуга, видя обнаженные шашки моих кавалеристов. Через несколько дней и все остатки его шайки сдались мне. Район был освобожден от бандитского террора. Многие крестьяне высказывали невыразимую радость и просили только не выпускать пойманного зверя... На третий день я отправлял его в Тамбов. Свирепый взгляд он бросил на своих ребят, промолвив им на прощание:
— Вас тоже не лучшая участь ждет, чем меня.
Но ребята смеялись, говоря:
— Нам с начальством не по дороге!
И действительно к «Грачу» применили высшую меру наказания, а ребят амнистировали. Многие оказались быв. красноармейцами, разными путями попавшими в банду. Уйти же из банды было нельзя — это означало потерять семью, отправиться в яругу — уж таковы были «свободные» условия службы в «Народной партизанской армии»!..
В конце 1921 г. бандитизм, организованный Антоновым при непосредственной помощи партии эсеров, был ликвидирован. Тамбовская губерния приступила опять к мирному труду, но обстановка в тамбовской деревне была уже далеко не та, что до восстания. Многое из того, что создавалось годами, было разрушено. Не остался целым ни один совхоз, ни осталось не пострадавшим ни одно село. Сельское хозяйство было приведено в неописуемый упадок. Нет лошадей — всех заездили. Нет овец и хлеба — все поели. Нет имущества — все разграбили. Страшное бедствие пережила наша деревня во второй половине 1921 г. и в первой 1922 г. Громадный недосев и уничтожение бандитскими полчищами посеянного создали подлинный голод. В том районе, где разгуливал Антонов со своей бандитской ордой, весной 1922 года люди мерли от голода, ели павшую скотину, собак, траву.
Вот здесь-то тамбовский крестьянин и раскусил окончательно подарок Антонова, понял предательскую политику его партии, понял, к чему все это вело. Пришлось ему — бедняге, тамбовскому мужику перенести на своей могучей спине всю тяжесть бандитских затей. Остался он с семейством гол, как сокол.
Два сына его дезертиры, в силу создавшихся условий стали бандитами и были убиты в боях с красными. Третий сын — красноармеец, пришедший по демобилизации домой, отказался вступить в банду, был отведен в яругу и зарублен. Сосед, всегда делившийся с ним радостью и горем, коммунист, член Сельсовета, был зверски казнен бандитами на его глазах. Семь красноармейцев пленных, убитые бандитами, зарыты у него на огороде. Молодой красный офицер кавалерист был зарублен против его окна и брошен в колодезь.
А на смену этой страшной картине встает другая: дни, проведенные «штабом Антонова» у его другого соседа — кулака. Рекой лился самогон и награбленный с винного завода спирт. Жирные мужицкие бараны здесь же резались и жарились. Играли три-четыре гармошки, пели «шарабан» и танцевала ой-ру преданная Антонову некая Надя Дриго Дригина — жена какого-то расстрелянного офицера. Пьяная бандитская орава — этот «цвет» партии С.-Р. — бестолково топала, выбивая чечетку. Ишин — первейший политработник, член губкома СТК, натянув на себя награбленные лисьи шубы, жадно наливал свою кулацкую утробу самогоном и спиртом. Брат Антонова сидел и чертил свои «мемуары с натуры». Адъютант Главоперштаба Старых, изрядно заложив, сидел на задней лавке с дочерью местного попа, обещая ей жениться. Токмаков, командир (впоследствии убит), пьяный до потери сознания, безжалостно бил пленного молоденького красноармейца тупиком своей шашки. Бедняга от тяжких побоев потерял сознание и издавал непонятные звуки.
Наконец, поднимается сам Антонов.
— Довольно! — кричит он Токмакову. — Дай ему отпускной билет.
Бывший учитель — Старых бросает свою даму и строчит:
«Дано сие такому-то пленному в том, что он уволен в бессрочный отпуск по месту жительства».
А избитый, измученный красноармеец лежит полумертвый. Он и так отходит в «бессрочный отпуск».
Зовут армейского врача Павла Галактионыча Полякова — крестьянина села Калугино, фельдшера, перешедшего к Антонову в Инжавине. Выслушивает. Дает заключение. Пульс бьется нормально, жить будет.
— Тогда значить, притворяется! — заключает в свою очередь Токмаков и просит разрешения у Александра Степановича отвести красноармейца в яругу — «для примера» — «штобы не притворялся».
— Хорошо! — промолвил «сам».
Через тридцать минут бедняга лежал с разрубленной головой в яруге, и рождественская метель заметала его...
А в «Главоперштабе» кутеж длился до рассвета, пока лихая конница тов. Бриммера не ворвалась в село и не нарушила «мирной стоянки партизан». Кто куда попало бегут бандиты. Через 10-15 минут кипит бой. Бандиты бегут на своих быстрых конях, а кавалерия остается сзади, успевая захватить лишь обоз с «вильниками».
Так вспоминаются жуткие картины кровавого прошлого нашему тамбовскому крестьянину, и тяжко, и горько, и тошно ему от этих картин, и стыдно...
…
Молча мы шли в Шибряй...
Наконец, в 8 часов вечера мы были на месте. В один момент все были расставлены на посты. Выходы из избы закрыты. Постучали в дверь. Выходит хозяйка Катасонова, спрашивает что нужно.
— Кто у вас в доме? — задаю вопрос.
— Никого нет...
Настаиваю. Отрицает. Наконец говорит, что «двое каких-то вооруженных, при них два больших пистолета (маузера) и два маленьких (браунинга) да патрон целые сумки».
— Еще кто из домашних есть? — спрашиваю.
— Нет никого.
Предлагаю ей пойти в дом и передать им записку-ультиматум о сдаче без боя. Категорически отказывается, объясняя боязнью, что убьют. В избе слышно щелкание маузеров. Я решаюсь все-таки послать ее в дом, но в это время открывается дверь и раздаются несколько выстрелов из браунинга. Бросаемся туда, но дверь уже закрыта на крючок. Нашим ответом на вызов Антонова явился обстрел из карабинов окон дома... Приказываю продолжать обстрел и зажечь избу.
Через пятнадцать-двадцать минут соломенная крыша быстро занялась. Пожар в полном разгаре, обстрел идет усиленным темпом. Антоновы нам не уступают и сыпят в нас из своих маузеров. Борьба продолжается уже с час. Жертв нет ни с чьей стороны. У избы загорается потолок.
Все село собралось на пожар и стрельбу. Собравшиеся в недоумении смотрят на странную картину. Смельчаки спрашивают, в чем дело. Объясняю. Очень сдержанно, но все-таки заметно крестьяне выражают вам свое сочувствие, желают успеха в борьбе. Сказать это открыто им нельзя: вдруг в этот — возможно, сотый раз Антонов выйдет опять победителем — тогда он найдет всех сочувствующих нам и сведет с ними свои счеты…
Вдруг замечаю — открылось быстро окно пред постом тов. Биньковского... Антоновы с дьявольской быстротой выскакивают в окно и нападают на посты Куренкова и Кунакова... Выскакиваю на улицу и оказываюсь в тылу у Антоновых... Они стояли оба рядом и стреляли в лежащего Куренкова. Антоновы оборачиваются и с криком: «Вот он бей его!» бросаются на меня. У меня в револьвере остается всего два патрона. Я… несусь полным ходом к своим постам. Антоновы следом за мной, осыпают пулями из своих маузеров, но не попадают. Бегу через двор, и вот я уже около своих ребят. Антоновы подались обратно во двор и другой стороной, через огород — тягу, держа направление к лесу. Но здесь стоял мой наблюдатель — поднял тревогу, и я, с Санфировым и Ярцевым, догоняем Антоновых и вновь вступаем в перестрелку. Опять поднялся ураганный огонь Скоро Антоновы, как бы по условленному знаку, падают оба. Меткие выстрелы Ярцева уложили их…
Собравшиеся крестьяне внимательно всматривались в трупы убитых и когда собственным глазами убеждались, что это Антоновы, горячо благодарили нас. Простое мужицкое, но сердечное «спасибо» сказали они нам, провожая до самого конца села. Под восторженные клики крестьян, с песнями покидали мы село…
