Прошедшим летом спикер Госдумы Вячеслав Володин, пустивший в оборот «крылатое» утверждение «есть Путин — есть Россия, а нет Путина — нет России», конкретизировал свое высказывание в интервью «Газете.ru», сообщив, что «после Путина будет Путин». Буквально Володин сказал следующее:
Если мы с вами говорим о сильной России, то после Путина будет Путин. Все, что после президента Путина будет происходить, будет происходить по лекалам, которые он заложил. Россия может быть только сильной. Путин это сделал. Он заложил систему, которая Россию делает сильнее с каждым годом…
То есть все, что он заложил, создав фундамент, в будущем обязательно будет работать, и на это будет опираться последующий президент. Будет продолжатель всего того, что он сейчас создал.
[Читать далее]Если мы с вами говорим о сильной России, то после Путина будет Путин. Все, что после президента Путина будет происходить, будет происходить по лекалам, которые он заложил. Россия может быть только сильной. Путин это сделал. Он заложил систему, которая Россию делает сильнее с каждым годом…
То есть все, что он заложил, создав фундамент, в будущем обязательно будет работать, и на это будет опираться последующий президент. Будет продолжатель всего того, что он сейчас создал.
Вопрос о преемнике стареющего нацлидера волнует российскую верхушку давно и не в шутку именно потому, что никакой уверенности в «продолжателе» (кем бы он в итоге ни оказался) у нее в действительности нет. Причем проблема вовсе не в готовности претендентов держать прежний социально-экономический и политический курс. Любой политик, чиновник или бизнесмен из окружения Путина без сомнения заинтересован в фиксации сложившейся ситуации, то есть превращении замедленного падения России в «третий мир» в бесконечное.
Однако «лекала» Владимира Путина на практике требуют от нового лидера масштабного перераспределения собственности и власти по древней формуле «возвеличивай друзей и уничтожай врагов». Каждый из влиятельных придворных игроков наблюдал, как в нулевые это проделали «близкие к телу» с некоторыми олигархами ельцинского разлива, и сам в той или иной мере участвовал в негласном пересмотре итогов «прихватизации» девяностых. В настоящий момент прямо у них на глазах разворачивается драма в Казахстане. Новый рафинированный президент-дипломат, безупречный по родоплеменному и номенклатурному происхождению, верный соратник и ученик Елбасы, абсолютно договороспособный и управляемый, не спеша, осторожно, но последовательно собирает в кулак власть и дошел уже до перемещения дочери Назарбаева с поста председателя Сената на должность руководителя фонда имени ее все еще живого отца.
Проще говоря, свита Путина должна превратиться в свиту его преемника, и большинству соратников нынешнего президента в новой конфигурации бюрнеса места не найдется. Хорошо, если дело ограничится почетной отставкой. А если нет? К тому же не любой «силовигарх» готов отдать кровно нажитое без сопротивления. По крайней мере, для самых могущественных российских вельмож есть лишь один стопроцентный способ выживания и сохранения нажитого — занять президентский трон самому. А для рыб помельче — оказаться в команде нового монарха или хотя бы вовремя к ней присоединиться.
КАК НАСЛЕДОВАТЬ ПРЕСТОЛ?
Но почему бы не договориться? Разве нельзя перейти к цивилизованным взаимоотношениям наподобие американских, европейских или хотя бы китайских с их регулярной сменой «поколений руководителей» в результате относительно мягкой внутрипартийной борьбы? На самом деле, любой из приближенных к кормушке деятелей с готовностью подтвердит, что только об этом и мечтает, то есть ждет мудрого и безальтернативного решения ВВП по вопросу о преемнике, которому тут же без рассуждений присягнет на верность. Подобный вариант больше похож на самодержавное престолонаследие, способ ненадежный, как это показала отечественная история от Петра до Павла. Даже при наличии «традиционной» и «легитимной» династии на первом этапе развития политическая система перманентно нестабильна, потому что для любой группы, не имеющей решающего влияния на монарха, единственным способом защитить свои интересы и провести в жизнь свои идеи является дворцовый переворот.
Именно ради стабильности капиталистического развития и появилась в Великобритании в начале восемнадцатого века буржуазно-демократическая схема обновления власти. С точки зрения интересующего нас вопроса суть ее сводится к компромиссу между различными группировками на основе отказа от формул «победитель получает все» и «горе побежденным!». Гарантом сделки выступает достаточно большая и влиятельная референтная группа «избирателей», состоящая вначале из зажиточных собственников, а способом борьбы — выборы, которые одновременно являются инструментом учета и контроля политической активности народных масс.
С этого момента для английских элит закончились дворцовые перевороты и «славные революции». Начались электоральные разборки тори и вигов, затем консерваторов и либералов. Победители получали не абсолютную власть, а всего лишь большинство в парламенте и право на формирование правительства, тогда как побежденные оставались в меньшинстве и теряли многие возможности, сохраняя при этом базовую собственность и статус.
Конечно, демократическая система отнюдь не дает конкретному элитарию стопроцентной гарантии сохранения имущества и высокого социального положения. Зато она обеспечивает нормальное функционирование системы в целом. Победители съедают кое-кого из неудачников политической борьбы, но группировки элиты выживают и чаще распадаются сами под влиянием поражений. В ходе исторического развития основные буржуазные партии постепенно сближаются настолько, что резкие перемены без взаимного согласия главнейших заинтересованных сторон становятся очень затруднительны.
Хрестоматийным примером двухпартийных качелей являются, конечно, США. После Гражданской войны и «принуждения к миру» южных элит северными инструмент электорального компромисса был отлажен настолько точно, что практически не дает сбоев. На важнейших выборах - президентских - учтена каждая деталь. Обманчиво легкая система регистрации создает иллюзию полной демократичности процесса. Третьи кандидаты время от времени получают миллионы голосов и несколько выборщиков, оставляя маргиналам и радикалам надежду на победу конституционным путем. С начала прошлого столетия, когда последний раз от демократов выдвигался навязанный партийной массовкой популист, обе партии выработали действенные методы, позволяющие технично отодвигать в сторону неудобных претендентов. Особенно в этом преуспели демократы, постоянно аккумулирующие в своих рядах фрондирующих прогрессистов. Ни друг Советского Союза Генри Уоллес (на пост вице-президента) в 1944 году, ни кумир хиппи и левый либерал Юджин Маккарти в 1968 году, ни «розовый» социалист Сандерс в 2016 и 2020, несмотря на большую популярность, не смогли принять участие в выборах от «ослов».
Что касается пресловутого «компромисса» элит, то в важнейших вопросах он настолько безусловен, что остается проливать слезы умиления. В книге «Эпоха потрясений» бывший глава Федеральной резервной системы США Алан Гринспен свидетельствует, что партийная принадлежность американских чиновников не играет решающей роли при их назначении. Можно быть демократом, причем активным и влиятельным, как, например, председатель ФРС Пол Волкер, а президент-республиканец (Рональд Рейган) все равно назначит вас на ответственный пост. Главное, чтобы рекомендация о назначении исходила от достаточно авторитетного лица. В случае с Полом Волкером таким покровителем оказался Дэвид Рокфеллер (тоже демократ!), выступавший, несомненно, в качестве глашатая коллективной воли верхушки Уолл-стрит.
Вторая по весу мировая держава — Китайская Народная Республика — использует иной способ обновления власти, уже более тридцати лет осуществляя плановую смену «поколений руководителей» в ходе внутрипартийной ротации кадров на съездах и пленумах всех уровней. Счеты между фракциями сводятся в основном посредством аппаратных интриг, а в качестве референтной группы выступает… китайский бизнес. Именно его реакция на различные мероприятия имеет решающее значение. Для его укрепления и развития трудится партийная верхушка КНР. Кланы, ставящие собственные узкокорыстные интересы выше нужд нового китайского капитала, отсекаются от верховной власти, вплоть до показательных судебных процессов. Зажрались так, что это стало тормозить систему? Извольте на выход!
В определенной степени китайская система копирует опыт американского истеблишмента. Высшая политическая элита США, как правило, формируется выходцами из бизнеса и госслужбы, выбирающими для себя карьеру профессионального «электорального» политика. Предприниматели и коммерсанты назначаются на различные должности в Белом доме, но почти никогда не претендуют на пост президента и крайне редко на другие выборные должности.
За всю историю США действующие бизнесмены баллотировались на пост главы государства лишь дважды. Оба раза это были республиканцы. Дональду Трампу в 2016-м году удалось то, что не сумел совершить Уэнделл Уилки в 1940-м - стать президентом, не побывав прежде губернатором, сенатором, конгрессменом, как Джеральд Форд, или хотя бы министром, как Герберт Гувер. До Трампа подобное дозволялось только военным героям Гранту и Эйзенхауэру.
Неудивительно, что избрание Трампа вызвало истерику даже у части республиканского истеблишмента. Обычная схема восхождения на престол предусматривает обязательную стажировку на выборных должностях низшего уровня. Кандидат должен пройти хорошую школу в коридорах власти и многое усвоить, прежде чем получит шанс занять высший пост. Это правило касается и выходцев из низов, и детей мультимиллионеров. Обама начинал сенатором штата Иллинойс. Буш-младший проиграл выборы в Палату представителей США и поработал губернатором Техаса. Его отец возглавлял республиканцев своего графства и потерпел поражение в борьбе за место в верхней палате штата. Продвижение Клинтона стартовало с должности арканзасского генпрокурора. Примеры можно приводить до бесконечности.
Но Трамп лишь эпизод в долгой политической истории США. В целом система построена на условном отделении государства от бизнеса, который активно занимается законным и незаконным лоббированием и определяет будущий политический курс страны путем финансирования избирательных кампаний нужных кандидатов, включая и праймериз двух партий.
Запрета на прием в КПК коммерсантов теперь нет, и миллиардер Джек Ма может гордо показать журналистам красную книжечку с портретом Мао, а по ночам всплакнуть в подушку над потраченными на взносы миллионами. Тем не менее, в КНР также практикуется номинальное разделение правящей бюрократии и предпринимательского класса.
Как и прочие члены Политбюро КПК, нынешний глава КНР Си Цзиньпин, его жена и дочь официально не обладают значительным имуществом и не занимаются бизнесом (хотя западная и диссидентская пресса неоднократно обвиняла их в обратном), зато его брат, сестры и дальние родственники вполне открыто владеют капиталом в сотни миллионов долларов. Си Цзиньпин принадлежит к могущественной группировке «кронпринцев», получивших номенклатурный статус фактически по наследству от родителей. Например, отец Си Цзиньпина в разные годы занимал посты губернатора провинции Гуандун и вице-премьера КНР. Тем не менее, его сын начал карьеру всего лишь с должности секретаря деревенской парторганизации. Его предшественник на посту председателя КНР Ху Цзиньтао прошел долгий путь от поста политинструктора гидротехнического факультета Пекинского университета Цинхуа. Цзян Цзэминь, наследник Дэн Сяопина, основавшего систему мирной смены «поколений руководителей», тридцать лет трудился в машиностроении, прежде чем занял пост секретаря парткома завода и перед ним открылся путь наверх. Все вышеупомянутые вожди серьезно пострадали в ходе «культурной революции», но выжили и прошли отбор в верхушку бюрократии.
«Кронпринцы» лишь одна из фракций в руководстве КПК — наиболее влиятельная и наиболее богатая, но не единственная. Борьба между ними происходит не только под ковром. В 1997 году на выборах ЦК КПК будущий председатель КНР Си Цзиньпин получил наряду со старшим сыном всесильного Дэн Сяопина наименьшее количество голосов и еле прошел в кандидаты, а еще один «кронпринц» Бо Силай вообще был забаллотирован делегатами съезда. Все же впоследствии «кронпринц» Си Цзиньпин сумел сменить на «троне» предыдущего лидера КНР Ху Цзиньтао из группировки «комсомольцев», который в свою очередь наследовал выдвиженцу «шанхайской клики» Цзян Цзэминю.
Заметим, что в каждом китайском «поколении руководителей» формируется несколько кланов, борьба между которыми и определяет распределение властных полномочий. Победители получают «трон» и значительные преимущества. Проигравшие, однако, не уничтожаются и не задвигаются в пыльные углы. Так, Госсовет (правительство) КНР в настоящий момент возглавляет «комсомолец» Ли Кэцян. «Комсомольцы» контролируют и должность председателя парламента. Даже самая слабосильная группировка условных «либералов», выступающих за более «рыночный» характер экономики, не обделена постами — ее лидер Ван Ян возглавляет китайский аналог ОНФ. Особенно четко компромиссный баланс сил заметен в составе Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК — один «кронпринц» (Си Цзиньпин), два «комсомольца», по одному «либералу» и «шанхайцу», а также два «нейтрала» (специалисты по идеологии и экономике), обязанных избранием «кронпринцам». Решения Посткома почти всегда принимаются единогласно или на основе консенсуса 5-6 членов. В Политбюро и ЦК «кронпринцы» обладают твердым большинством, позволяющим пресекать нежелательные инциденты.
Как видим, китайские бюрократы с их тысячелетними монархическими традициями, конфуцианской культурой и приверженностью иерархии нашли способ не перегрызть друг другу глотки и обеспечить мирное наследование власти, не исключающее, впрочем, конкуренции фракций, зато значительно урезавшее проявления вождизма. Так почему бы и российской элите не пойти по китайскому пути, раз уж неприемлем американский?
И консерваторы-почвенники, и либералы-западники, несомненно, укажут на многовековую приверженность дорогих россиян принципу самодержавия. Мол, не можем мы жить без царя-батюшки, так что любой лидер превращается в него просто автоматически. Таков уж исторический менталитет. Народу, боярам и земле Русской нужен полновластный Хозяин.
Здесь не место и не время разбирать эту концепцию на предмет ее научной состоятельности. Предположим на минуту, что они правы. Пусть единоличная верховная власть является непреложной формой организации российского государства. Однако разве процесс наследования самого мягкого кресла обязательно должен сопровождаться масштабными экспроприациями и зачистками?
Конечно, нет. Отечественная история пестрит прямо противоположными примерами. Например, свержение Хрущева Брежневым в целом сопровождалось незначительными подвижками в советской номенклатуре. Дальнейшие наследования поста генсека вплоть до перестройки проходили для элиты гладко и безболезненно.
Если говорить о царском режиме, то опять же приход к власти нового императора означал быстрое возвышение и дополнительное обогащение его личного окружения (так называемого малого двора), но неизбежные при восшествии на престол опалы и отставки прежних фаворитов со времен Александра Первого и вплоть до Февральской революции не затрагивали аристократию в целом и не вызывали значительных перемен в конфигурации ее группировок. После убийства Павла Первого элита отказалась от дворцового переворота, как метода борьбы за политическую власть, и почти прекратила практику уничтожения противников путем конфискаций имущества, ссылок, пыток и других репрессий. Исключения делались для классовых предателей вроде декабристов и других революционеров из дворян, а также отдельных лиц, имевших несчастье навлечь на себя царский гнев. Однако, массовые перемещения целых родовых кланов и политических клик в Сибирь и обратно при каждом дворцовом перевороте остались страшным воспоминанием из кровавого восемнадцатого века.
КТО НАСЛЕДУЕТ ПРЕСТОЛ?
Периоды становления элит в России всегда сопровождались значительными конфликтами и жестокими столкновениями властных группировок, отражавшими неустойчивость социального положения новой знати, а значит и зависимость от личности лидера. Есть большой соблазн объяснить конфликтность и напряженность российской элиты в вопросе о преемнике Путина только ее юностью и социальной незрелостью. Дескать, что взять с первого-второго «поколений руководителей», которые еще помнят коммунальные квартиры и поездки на картошку в деревню. Родимые пятна первоначального накопления явственно проступают сквозь пиджаки от Армани, а звериные ухватки из лихих девяностых вошли в кровь и плоть, и их не вытравишь поверхностным лоском, приобретенным на дипломатических приемах.
Между тем, сравнение биографий ведущих представителей российской и китайской элиты позволяет легко уяснить, что нестабильность первой трудно объяснить одной только новорожденностью. Во-первых, обе страны вступили на рыночный путь почти одновременно. Во-вторых, нынешние китайские власть имущие прошли жестокую школу «культурной революции» и «трудового перевоспитания» в деревне. Так, действующий председатель КНР Си Цзиньпин, несмотря на свое «высокое» происхождение, в юности семь лет прожил в пещере, где спал на камнях под одеялом с блохами. В сопоставлении с ним и десятками других чиновников КНР жизненные пути их российских коллег выглядят куда как благополучнее.
С другой стороны, в отличие от птенцов гнезда Владимирова члены нынешнего ЦК КПК по большей части унаследовали свое положение от предыдущих поколений номенклатуры, то есть либо происходят от высокопоставленных родителей, либо обязаны своей карьерой партийным «старикам», которые умерли в своей постели или спокойно доживают на пенсии, а не совершили суицид в эмиграции, лишившись богатства и положения в обществе. Все китайские вожди без исключения последовательно и без особых перескоков поднялись по ступенькам бюрократической лестницы, начиная от самых нижних. Капиталистические реформы в Китае осуществляются элитой, прямо порожденной маоистской системой власти.
Совсем иначе на этом фоне выглядит российское руководство. При анализе биографий отечественных лидеров становится понятно, что среди них почти нет выходцев из высшей советской номенклатуры или ее кровных наследников. Путин и другие представители высшей элиты в политическом и экономическом смысле — дети лихих девяностых и сытых нулевых. Изредка среди них еще можно встретить реликты типа нефтяных директоров Владимира Богданова (Сургутнефтегаз) и Вагита Алекперова (ЛУКОЙЛ) или перестроечных коммерсантов наподобие Михаила Фридмана, но чаще уже попадаются выдвиженцы, сделавшие карьеру или сколотившие капитал при Ельцине и ВВП (Набиуллина, Белозеров). Массовый слой элиты практически полностью состоит из бывших и действующих силовиков с явным превалированием сотрудников госбезопасности. Эти «новые дворяне» полностью обязаны своим общественным положением путинизму.
Однако «лекала» Владимира Путина на практике требуют от нового лидера масштабного перераспределения собственности и власти по древней формуле «возвеличивай друзей и уничтожай врагов». Каждый из влиятельных придворных игроков наблюдал, как в нулевые это проделали «близкие к телу» с некоторыми олигархами ельцинского разлива, и сам в той или иной мере участвовал в негласном пересмотре итогов «прихватизации» девяностых. В настоящий момент прямо у них на глазах разворачивается драма в Казахстане. Новый рафинированный президент-дипломат, безупречный по родоплеменному и номенклатурному происхождению, верный соратник и ученик Елбасы, абсолютно договороспособный и управляемый, не спеша, осторожно, но последовательно собирает в кулак власть и дошел уже до перемещения дочери Назарбаева с поста председателя Сената на должность руководителя фонда имени ее все еще живого отца.
Проще говоря, свита Путина должна превратиться в свиту его преемника, и большинству соратников нынешнего президента в новой конфигурации бюрнеса места не найдется. Хорошо, если дело ограничится почетной отставкой. А если нет? К тому же не любой «силовигарх» готов отдать кровно нажитое без сопротивления. По крайней мере, для самых могущественных российских вельмож есть лишь один стопроцентный способ выживания и сохранения нажитого — занять президентский трон самому. А для рыб помельче — оказаться в команде нового монарха или хотя бы вовремя к ней присоединиться.
КАК НАСЛЕДОВАТЬ ПРЕСТОЛ?
Но почему бы не договориться? Разве нельзя перейти к цивилизованным взаимоотношениям наподобие американских, европейских или хотя бы китайских с их регулярной сменой «поколений руководителей» в результате относительно мягкой внутрипартийной борьбы? На самом деле, любой из приближенных к кормушке деятелей с готовностью подтвердит, что только об этом и мечтает, то есть ждет мудрого и безальтернативного решения ВВП по вопросу о преемнике, которому тут же без рассуждений присягнет на верность. Подобный вариант больше похож на самодержавное престолонаследие, способ ненадежный, как это показала отечественная история от Петра до Павла. Даже при наличии «традиционной» и «легитимной» династии на первом этапе развития политическая система перманентно нестабильна, потому что для любой группы, не имеющей решающего влияния на монарха, единственным способом защитить свои интересы и провести в жизнь свои идеи является дворцовый переворот.
Именно ради стабильности капиталистического развития и появилась в Великобритании в начале восемнадцатого века буржуазно-демократическая схема обновления власти. С точки зрения интересующего нас вопроса суть ее сводится к компромиссу между различными группировками на основе отказа от формул «победитель получает все» и «горе побежденным!». Гарантом сделки выступает достаточно большая и влиятельная референтная группа «избирателей», состоящая вначале из зажиточных собственников, а способом борьбы — выборы, которые одновременно являются инструментом учета и контроля политической активности народных масс.
С этого момента для английских элит закончились дворцовые перевороты и «славные революции». Начались электоральные разборки тори и вигов, затем консерваторов и либералов. Победители получали не абсолютную власть, а всего лишь большинство в парламенте и право на формирование правительства, тогда как побежденные оставались в меньшинстве и теряли многие возможности, сохраняя при этом базовую собственность и статус.
Конечно, демократическая система отнюдь не дает конкретному элитарию стопроцентной гарантии сохранения имущества и высокого социального положения. Зато она обеспечивает нормальное функционирование системы в целом. Победители съедают кое-кого из неудачников политической борьбы, но группировки элиты выживают и чаще распадаются сами под влиянием поражений. В ходе исторического развития основные буржуазные партии постепенно сближаются настолько, что резкие перемены без взаимного согласия главнейших заинтересованных сторон становятся очень затруднительны.
Хрестоматийным примером двухпартийных качелей являются, конечно, США. После Гражданской войны и «принуждения к миру» южных элит северными инструмент электорального компромисса был отлажен настолько точно, что практически не дает сбоев. На важнейших выборах - президентских - учтена каждая деталь. Обманчиво легкая система регистрации создает иллюзию полной демократичности процесса. Третьи кандидаты время от времени получают миллионы голосов и несколько выборщиков, оставляя маргиналам и радикалам надежду на победу конституционным путем. С начала прошлого столетия, когда последний раз от демократов выдвигался навязанный партийной массовкой популист, обе партии выработали действенные методы, позволяющие технично отодвигать в сторону неудобных претендентов. Особенно в этом преуспели демократы, постоянно аккумулирующие в своих рядах фрондирующих прогрессистов. Ни друг Советского Союза Генри Уоллес (на пост вице-президента) в 1944 году, ни кумир хиппи и левый либерал Юджин Маккарти в 1968 году, ни «розовый» социалист Сандерс в 2016 и 2020, несмотря на большую популярность, не смогли принять участие в выборах от «ослов».
Что касается пресловутого «компромисса» элит, то в важнейших вопросах он настолько безусловен, что остается проливать слезы умиления. В книге «Эпоха потрясений» бывший глава Федеральной резервной системы США Алан Гринспен свидетельствует, что партийная принадлежность американских чиновников не играет решающей роли при их назначении. Можно быть демократом, причем активным и влиятельным, как, например, председатель ФРС Пол Волкер, а президент-республиканец (Рональд Рейган) все равно назначит вас на ответственный пост. Главное, чтобы рекомендация о назначении исходила от достаточно авторитетного лица. В случае с Полом Волкером таким покровителем оказался Дэвид Рокфеллер (тоже демократ!), выступавший, несомненно, в качестве глашатая коллективной воли верхушки Уолл-стрит.
Вторая по весу мировая держава — Китайская Народная Республика — использует иной способ обновления власти, уже более тридцати лет осуществляя плановую смену «поколений руководителей» в ходе внутрипартийной ротации кадров на съездах и пленумах всех уровней. Счеты между фракциями сводятся в основном посредством аппаратных интриг, а в качестве референтной группы выступает… китайский бизнес. Именно его реакция на различные мероприятия имеет решающее значение. Для его укрепления и развития трудится партийная верхушка КНР. Кланы, ставящие собственные узкокорыстные интересы выше нужд нового китайского капитала, отсекаются от верховной власти, вплоть до показательных судебных процессов. Зажрались так, что это стало тормозить систему? Извольте на выход!
В определенной степени китайская система копирует опыт американского истеблишмента. Высшая политическая элита США, как правило, формируется выходцами из бизнеса и госслужбы, выбирающими для себя карьеру профессионального «электорального» политика. Предприниматели и коммерсанты назначаются на различные должности в Белом доме, но почти никогда не претендуют на пост президента и крайне редко на другие выборные должности.
За всю историю США действующие бизнесмены баллотировались на пост главы государства лишь дважды. Оба раза это были республиканцы. Дональду Трампу в 2016-м году удалось то, что не сумел совершить Уэнделл Уилки в 1940-м - стать президентом, не побывав прежде губернатором, сенатором, конгрессменом, как Джеральд Форд, или хотя бы министром, как Герберт Гувер. До Трампа подобное дозволялось только военным героям Гранту и Эйзенхауэру.
Неудивительно, что избрание Трампа вызвало истерику даже у части республиканского истеблишмента. Обычная схема восхождения на престол предусматривает обязательную стажировку на выборных должностях низшего уровня. Кандидат должен пройти хорошую школу в коридорах власти и многое усвоить, прежде чем получит шанс занять высший пост. Это правило касается и выходцев из низов, и детей мультимиллионеров. Обама начинал сенатором штата Иллинойс. Буш-младший проиграл выборы в Палату представителей США и поработал губернатором Техаса. Его отец возглавлял республиканцев своего графства и потерпел поражение в борьбе за место в верхней палате штата. Продвижение Клинтона стартовало с должности арканзасского генпрокурора. Примеры можно приводить до бесконечности.
Но Трамп лишь эпизод в долгой политической истории США. В целом система построена на условном отделении государства от бизнеса, который активно занимается законным и незаконным лоббированием и определяет будущий политический курс страны путем финансирования избирательных кампаний нужных кандидатов, включая и праймериз двух партий.
Запрета на прием в КПК коммерсантов теперь нет, и миллиардер Джек Ма может гордо показать журналистам красную книжечку с портретом Мао, а по ночам всплакнуть в подушку над потраченными на взносы миллионами. Тем не менее, в КНР также практикуется номинальное разделение правящей бюрократии и предпринимательского класса.
Как и прочие члены Политбюро КПК, нынешний глава КНР Си Цзиньпин, его жена и дочь официально не обладают значительным имуществом и не занимаются бизнесом (хотя западная и диссидентская пресса неоднократно обвиняла их в обратном), зато его брат, сестры и дальние родственники вполне открыто владеют капиталом в сотни миллионов долларов. Си Цзиньпин принадлежит к могущественной группировке «кронпринцев», получивших номенклатурный статус фактически по наследству от родителей. Например, отец Си Цзиньпина в разные годы занимал посты губернатора провинции Гуандун и вице-премьера КНР. Тем не менее, его сын начал карьеру всего лишь с должности секретаря деревенской парторганизации. Его предшественник на посту председателя КНР Ху Цзиньтао прошел долгий путь от поста политинструктора гидротехнического факультета Пекинского университета Цинхуа. Цзян Цзэминь, наследник Дэн Сяопина, основавшего систему мирной смены «поколений руководителей», тридцать лет трудился в машиностроении, прежде чем занял пост секретаря парткома завода и перед ним открылся путь наверх. Все вышеупомянутые вожди серьезно пострадали в ходе «культурной революции», но выжили и прошли отбор в верхушку бюрократии.
«Кронпринцы» лишь одна из фракций в руководстве КПК — наиболее влиятельная и наиболее богатая, но не единственная. Борьба между ними происходит не только под ковром. В 1997 году на выборах ЦК КПК будущий председатель КНР Си Цзиньпин получил наряду со старшим сыном всесильного Дэн Сяопина наименьшее количество голосов и еле прошел в кандидаты, а еще один «кронпринц» Бо Силай вообще был забаллотирован делегатами съезда. Все же впоследствии «кронпринц» Си Цзиньпин сумел сменить на «троне» предыдущего лидера КНР Ху Цзиньтао из группировки «комсомольцев», который в свою очередь наследовал выдвиженцу «шанхайской клики» Цзян Цзэминю.
Заметим, что в каждом китайском «поколении руководителей» формируется несколько кланов, борьба между которыми и определяет распределение властных полномочий. Победители получают «трон» и значительные преимущества. Проигравшие, однако, не уничтожаются и не задвигаются в пыльные углы. Так, Госсовет (правительство) КНР в настоящий момент возглавляет «комсомолец» Ли Кэцян. «Комсомольцы» контролируют и должность председателя парламента. Даже самая слабосильная группировка условных «либералов», выступающих за более «рыночный» характер экономики, не обделена постами — ее лидер Ван Ян возглавляет китайский аналог ОНФ. Особенно четко компромиссный баланс сил заметен в составе Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК — один «кронпринц» (Си Цзиньпин), два «комсомольца», по одному «либералу» и «шанхайцу», а также два «нейтрала» (специалисты по идеологии и экономике), обязанных избранием «кронпринцам». Решения Посткома почти всегда принимаются единогласно или на основе консенсуса 5-6 членов. В Политбюро и ЦК «кронпринцы» обладают твердым большинством, позволяющим пресекать нежелательные инциденты.
Как видим, китайские бюрократы с их тысячелетними монархическими традициями, конфуцианской культурой и приверженностью иерархии нашли способ не перегрызть друг другу глотки и обеспечить мирное наследование власти, не исключающее, впрочем, конкуренции фракций, зато значительно урезавшее проявления вождизма. Так почему бы и российской элите не пойти по китайскому пути, раз уж неприемлем американский?
И консерваторы-почвенники, и либералы-западники, несомненно, укажут на многовековую приверженность дорогих россиян принципу самодержавия. Мол, не можем мы жить без царя-батюшки, так что любой лидер превращается в него просто автоматически. Таков уж исторический менталитет. Народу, боярам и земле Русской нужен полновластный Хозяин.
Здесь не место и не время разбирать эту концепцию на предмет ее научной состоятельности. Предположим на минуту, что они правы. Пусть единоличная верховная власть является непреложной формой организации российского государства. Однако разве процесс наследования самого мягкого кресла обязательно должен сопровождаться масштабными экспроприациями и зачистками?
Конечно, нет. Отечественная история пестрит прямо противоположными примерами. Например, свержение Хрущева Брежневым в целом сопровождалось незначительными подвижками в советской номенклатуре. Дальнейшие наследования поста генсека вплоть до перестройки проходили для элиты гладко и безболезненно.
Если говорить о царском режиме, то опять же приход к власти нового императора означал быстрое возвышение и дополнительное обогащение его личного окружения (так называемого малого двора), но неизбежные при восшествии на престол опалы и отставки прежних фаворитов со времен Александра Первого и вплоть до Февральской революции не затрагивали аристократию в целом и не вызывали значительных перемен в конфигурации ее группировок. После убийства Павла Первого элита отказалась от дворцового переворота, как метода борьбы за политическую власть, и почти прекратила практику уничтожения противников путем конфискаций имущества, ссылок, пыток и других репрессий. Исключения делались для классовых предателей вроде декабристов и других революционеров из дворян, а также отдельных лиц, имевших несчастье навлечь на себя царский гнев. Однако, массовые перемещения целых родовых кланов и политических клик в Сибирь и обратно при каждом дворцовом перевороте остались страшным воспоминанием из кровавого восемнадцатого века.
КТО НАСЛЕДУЕТ ПРЕСТОЛ?
Периоды становления элит в России всегда сопровождались значительными конфликтами и жестокими столкновениями властных группировок, отражавшими неустойчивость социального положения новой знати, а значит и зависимость от личности лидера. Есть большой соблазн объяснить конфликтность и напряженность российской элиты в вопросе о преемнике Путина только ее юностью и социальной незрелостью. Дескать, что взять с первого-второго «поколений руководителей», которые еще помнят коммунальные квартиры и поездки на картошку в деревню. Родимые пятна первоначального накопления явственно проступают сквозь пиджаки от Армани, а звериные ухватки из лихих девяностых вошли в кровь и плоть, и их не вытравишь поверхностным лоском, приобретенным на дипломатических приемах.
Между тем, сравнение биографий ведущих представителей российской и китайской элиты позволяет легко уяснить, что нестабильность первой трудно объяснить одной только новорожденностью. Во-первых, обе страны вступили на рыночный путь почти одновременно. Во-вторых, нынешние китайские власть имущие прошли жестокую школу «культурной революции» и «трудового перевоспитания» в деревне. Так, действующий председатель КНР Си Цзиньпин, несмотря на свое «высокое» происхождение, в юности семь лет прожил в пещере, где спал на камнях под одеялом с блохами. В сопоставлении с ним и десятками других чиновников КНР жизненные пути их российских коллег выглядят куда как благополучнее.
С другой стороны, в отличие от птенцов гнезда Владимирова члены нынешнего ЦК КПК по большей части унаследовали свое положение от предыдущих поколений номенклатуры, то есть либо происходят от высокопоставленных родителей, либо обязаны своей карьерой партийным «старикам», которые умерли в своей постели или спокойно доживают на пенсии, а не совершили суицид в эмиграции, лишившись богатства и положения в обществе. Все китайские вожди без исключения последовательно и без особых перескоков поднялись по ступенькам бюрократической лестницы, начиная от самых нижних. Капиталистические реформы в Китае осуществляются элитой, прямо порожденной маоистской системой власти.
Совсем иначе на этом фоне выглядит российское руководство. При анализе биографий отечественных лидеров становится понятно, что среди них почти нет выходцев из высшей советской номенклатуры или ее кровных наследников. Путин и другие представители высшей элиты в политическом и экономическом смысле — дети лихих девяностых и сытых нулевых. Изредка среди них еще можно встретить реликты типа нефтяных директоров Владимира Богданова (Сургутнефтегаз) и Вагита Алекперова (ЛУКОЙЛ) или перестроечных коммерсантов наподобие Михаила Фридмана, но чаще уже попадаются выдвиженцы, сделавшие карьеру или сколотившие капитал при Ельцине и ВВП (Набиуллина, Белозеров). Массовый слой элиты практически полностью состоит из бывших и действующих силовиков с явным превалированием сотрудников госбезопасности. Эти «новые дворяне» полностью обязаны своим общественным положением путинизму.