Владимир Александрович Кухаришин (kibalchish75) wrote,
Владимир Александрович Кухаришин
kibalchish75

Category:

Рышард Назаревич о Варшавском восстании. Часть VII: Начало восстания

Из книги Рышарда Назаревича «Варшавское восстание. 1944 год».

1 августа 1944 года командование 9-й немецкой армией констатировало: «Ожидавшееся восстание поляков (АК) в Варшаве началось в 17.00. Бои идут по всей Варшаве». Наступил час«W», назначенный накануне во второй половине дня командующим Армией Крайовой генералом Тадеушем Коморовским-«Буром».
Еще утром 31 июля командующий АК, так же, как и большинство присутствовавших на совещании высших офицеров главного штаба АК, считал, что выступать преждевременно. Это соответствовало оценке обстановки в районе Варшавы разведывательного (II) отдела штаба полковника Казимежа Иранека-Осмецкого, который сообщил о прибытии свежих немецких сил на театр военных действий и их концентрации для контрнаступления к востоку от Варшавы в соответствии с положением дел на 30 июля. Но в момент доклада в главном штабе АК 31 июля немецкое контрнаступление уже развивалось и имело местный успех. Шло ожесточенное танковое сражение.

[Читать далее]В тот же день в 17.00 к главнокомандующему АК прибыл полковник Антоний Хрусьцель («Монтер») с известием, что советские танки якобы уже ворвались на Прагу (правобережную часть Варшавы), и потому следует немедленно начать восстание, или будет поздно. После короткого совещания с начальником главного штаба АК генералом Тадеушем Пелчиньским и ответственным за операцию генералом Леопольдом Окулицким главнокомандующий АК отдал Хрусьцелю приказ о начале боевых действий 1 августа в 17.00., уведомив об этом представителя польского эмигрантского правительства Янковского, который одобрил решение, обронив одно слово: «Начинайте».
Спустя час пришли полковник Иранек и другие участники назначенного накануне совещания. Полковник Плюта-Чаховский сообщил, что началось немецкое контрнаступление, однако было поздно отменять отданный приказ. Пораженный решением о начале восстания, начальник оперативного отдела (III) полковник Юзеф Шостак («Филип») смог только изумленно спросить: «Разве при принятии решения пану генералу не были нужны начальники отделов II и III?» «Бур» ответил: «Дай нам бог овладеть Варшавой до прихода советских войск». Полковник Хрусьцель сразу же отправился на свой командный пункт на улице Фильтровой, 68, и отдал приказ о времени начала восстания по всей Варшаве.
Итак, решение о начале восстания базировалось на опасениях политического свойства. Они же диктовали военную тактику, оказавшуюся при этом ошибочной.
Чреватый трагическими последствиями приказ генерала Коморовского был принят на основании непроверенной и — как вскоре выяснилось — ложной информации. Полковник Хрусьцель получил ее от своих разведчиков, которые якобы услышали от неких гражданских лиц, проходивших по мосту Понятовского, что те видели несколько советских танков на Праге. Сам генерал Коморовский даже в 1945 году продолжал доказывать, что советские войска уже 30 июля заняли Грохув, а на следующий день взломали первую линию немецкой обороны.
В то же самое время немцы усилили меры предосторожности в Варшаве: начали хватать людей, могли в любой момент ограничить движение на улицах, что парализовало бы вооруженное выступление АК. Эти обстоятельства — по словам генерала «Бура» — в значительной мере обусловили принятие решения о начале восстания.
Другие источники свидетельствуют, что это произошло под сильными давлением генерала Окулицкого. Его нажим на генерала Коморовского порой принимал резкие формы обвинений в нерешительности, даже трусости. То же твердил Окулицкий и прибывшему из Лондона курьеру: «С растущим нетерпением я наблюдал в те дни за «Буром», который колебался, раздумывал и проявлял признаки внутренней растерянности. На последнем совещании я не выдержал и взорвался — высказал «Буру», что за исключением Пилсудского Польше не везло на толковых командиров... Обвинил его в медлительности и отсутствии решительности... То, что я сказал, видимо, глубоко задело его, поскольку в тот же день после полудня, когда с нами был и «Гжегож» (генерал Пелчиньский), «Бур» решил начать, узнав вдобавок от «Монтера», что советские танковые Заставы снова появились на Праге».
То, что Варшава будет занята силами АК, а немцы изгнаны — в этом люди, принявшие решение о начале восстания, не сомневались. Немецкую армию на этом участке они считали уже сокрушенной. Большинство источников указывает, что главной их заботой стало рассчитать момент, чтобы занять город перед вступлением советских частей и не ввязаться при этом в длительные бои с немцами в городе.
Все оказалось иначе. Решение было принято в момент, когда стало очевидным, что немцы будут оборонять Варшаву, — с 27 июля началось движение их войск через столицу с запада на восток. Однако руководство АК брало в расчет только «опасность» слишком быстрого освобождения столицы советскими и польскими войсками и проведение ими парада победы на улицах города.
Но продолжавшееся почти 6 недель наступление, в результате которого советские войска продвинулись вперед на 500—600 км, замедлилось вследствие усталости войск и отрыва их от баз снабжения. Немецкая армия, преодолевая дезорганизацию, оказалась способной к контрнаступлению на многих участках фронта...
В планах немцев оборона Варшавы занимала особое место. Эта задача была поставлена перед 9-й армией генерала фон Форманна, усиленной мощной танковой группировкой группы армий «Центр». Уже в середине июля сопротивление немцев на варшавском направлении усилилось. Наступательная сила советских войск ослабела: с 25 июня по 5 июля они преодолевали ежедневно в среднем около 30 км, а в следующие 10 дней уже только 13—14 км.
Советский план брестско-люблинской операции 1-го Белорусского фронта предусматривал выход широким фронтом к Висле, окружение и ликвидацию оставшихся в тылу немецких группировок. Освобождение Варшавы зависело от главного условия — захвата плацдармов за Вислой к северу и югу от города, что позволило бы развить глубокий охватывающий маневр. Многое также зависело от взаимодействия с левым крылом 2-го Белорусского фронта, наступавшего на Белосток и Ломжу.
Этот план содержался в директиве № 220162 для 1-го Белорусского фронта, принятой 28 июля на совещании у Сталина. Он предусматривал, что в течение первой декады августа удастся преодолеть серьезные трудности, которые возникли в результате ослабления наступавших более 5 недель войск и нарастания трудностей в их снабжении, вызванных удлинением путей подвоза на несколько сот километров по сильно разрушенным немцами дорогам. В директиве предусматривалось, что удастся захватить плацдарм за Наревом в окрестностях Сероцка и Пултуска и не позднее 5—8 августа овладеть Прагой; кроме того, захватить плацдармы за Вислой к югу и к северу от Варшавы.
Советские войска создали такой плацдарм 28 июля — 2 августа в устье Пилицы и передали его 1-й армии Войска Польского, сражавшейся до этого на Висле под Демблином и Пулавами. Польская армия, наступая вдоль западного берега Вислы, должна была подойти к столице с юга.
Вдоль Вислы в северо-западном направлении удар наносила 2-я гвардейская танковая армия под командованием генерал-майора Александра Радзиевского... Утром 30 июля она захватила Отвоцк, а вечером Воломин и Радзимин, отрезав путь к отступлению в направлении Варшавы немецкой группировке, оборонявшей район Седльца и Миньска-Мазовецкого.
К тому времени войска 2-го Белорусского фронта поотстали, на них пришелся сильный контрудар немецких войск с восточно-прусского направления. Удар отражал и правый фланг 1-го Белорусского фронта, чьи войска после окончательной ликвидации 28 июля брестской группировки врага замедлили темп наступления. Бои за Седлец продлились до 31 июля. Соколув Подляски и Венгрув были взяты только 9 августа.
С 26 июля в район Варшавы начали прибывать немецкие дивизии, спешно стянутые из Румынии, Голландии и Италии. К 30 июля немецкое командование поняло, что удар советских войск направлен не на Варшаву (Прагу), как оно поначалу считало, а через Радзимин для захвата плацдармов на Буге и Нареве. Было также известно, что наступающие советские танковые части испытывают трудности со снабжением.
По советскому танковому клину, вытянувшемуся вдоль Вислы и лишенному поддержки пехоты и подвоза топлива и боеприпасов, ударили в те дни пять немецких танковых дивизий, усиленных другими соединениями 9-й немецкой армии силой до трех дивизий. Немецкие силы перед фронтом советской 2-й танковой армии насчитывали 51,5 тысячи человек, 1158 орудий и минометов и 600 танков и самоходных орудий. У 2-й танковой армии было 32 тысячи человек, 468 орудий и минометов, 425 танков и самоходных орудий. Таким образом, перевес немцев в живой силе представлялся как 1,6:1, в артиллерии 2,5:1, в танках 1,4:1 и исключал возможность ведения 2-й танковой армией наступательных действий. К тому же 2-я танковая армия оставалась без воздушного прикрытия, так как 6-я воздушная армия не успела к тому времени перебазироваться на новые аэродромы ближе к фронту.
Германские войска атаковали с трех сторон: парашютно-танковая дивизия «Герман Геринг» и 19-я танковая дивизия со стороны Праги, 4-я танковая дивизия с севера, 5-я танковая дивизия СС «Викинг» и 3-я танковая дивизия СС «Мертвая голова» с востока, имея подавляющее превосходство над советским 3-м танковым корпусом генерал-майора Николая Веденеева. 2 и 3 августа немцы вновь вошли в Радзимин и Воломин и были остановлены только под Окуневом.
Шло одно из крупнейших танковых сражений на польских землях. Немцам в результате его удалось на некоторое время задержать выполнение советского плана занятия правого берега Вислы и Праги, с захватом плацдармов на левом берегу к северу от Варшавы. В непрерывных боях 2-я гвардейская танковая армия с 18 июля потеряла 1900 человек убитыми и ранеными, танков и самоходных орудий свыше 280 только на подступах к Варшаве. Часть из них ввиду отсутствия топлива и боеприпасов была уничтожена собственными экипажами. 6 августа в армии оставалось лишь 385 боевых машин, и она была уже не способна продолжать наступление. Поэтому по приказу, полученному в 4.10 1 августа, 2-я танковая армия перешла к обороне на линии Мендзылесе—Окунев. Как уже сказано, советская авиация также на некоторое время утратила свое превосходство в воздухе, в частности из-за отсутствия расположенных близко к фронту аэродромов и баз снабжения.
Командование АК, руководствовавшееся прежде всего политическими мотивами, оказалось не в состоянии трезво оценить положение на фронте, даже на ближайшем к Варшаве участке. Игнорировались как донесения разведки главного штаба АК, где, в частности, сообщалось о прибытии под Варшаву нескольких вражеских дивизий из Румынии и Италии, так и предостережение заместителя начальника главного штаба АК полковника Януша Бокшчанина о том, что советское наступление на Варшаву начнется с артиллерийского обстрела левого берега Вислы, чего на самом деле не произошло. Ко всему прочему сообщения разведки АК приходили через конспиративную сеть связных с определенным опозданием. Разведка АК не располагала радиосвязью, хотя ее можно было, особенно в такой важный момент, обеспечить рациями из числа сбрасываемых с самолетов союзной авиации. Впрочем, и без военных специалистов в последние дни июля трудно было не заметить выгрузку в Прушкове, а затем демонстративный марш по улицам Варшавы в восточном направлении свежих немецких частей (например, дивизии «Герман Геринг»), которые не были еще деморализованы поражениями и отступлением. Этот марш распорядился провести генерал фон Форманн, дабы «убедить население в твердом намерении немецких вооруженных сил удержать город».
Кроме того, нельзя было не предположить, что по мере приближения фронта к границам Германии сопротивление немецкой армии будет расти, а не уменьшаться.
Вместо этого руководство АК поверило донесениям разведки, составленным по слухам, и отдало приказ о восстании.
Была недооценена также способность гитлеровской армии осуществлять быструю переброску сил на опасный участок — при этом их передвижения к западу и северу от Варшавы проходили без особых помех со стороны сил АК.
Паника в Варшаве среди персонала гитлеровской администрации и фольксдойча принималась за готовность немцев отдать Варшаву и открыть путь на Берлин. А ведь именно «Бюллетын информацийны» главного штаба АК поместил 31 июля сообщение, что «... немецкие войска на подступах к городу усилены количественно и качественно... они активно укрепляют оборону», что главные усилия 1-го Белорусского фронта направлены на организацию сильного плацдарма на западном берегу Вислы близ устья Пилицы.
Дискуссия в руководстве АК перед решением о восстании показывает, что здесь сформировалось мнение, будто советские войска ударят на Варшаву в лоб, форсируя именно здесь, в городе, мощную водную преграду — Вислу. Это противоречило опыту предыдущих лет войны, включая свежие уроки боев за Сталинград и Киев, где города освобождались не лобовыми атаками через Волгу и Днепр, а тщательно подготовленными глубокими охватывающими маневрами. Советское командование правильно решило, что фронтальный удар — притом с низкого восточного берега на высокий западный — привел бы к большим людским потерям и разрушению освобождаемого города.
Роковым был не только неверно выбранный момент начала восстания. Слаба была и его подготовка в расчете на относительно легкий захват Варшавы в условиях оперативной паузы между уходом немцев и приходом Красной Армии и частей Народного Войска Польского. Не только не были сконцентрированы необходимые силы для захвата важнейших стратегических объектов — аэродромов, мостов и главных транспортных артерий города, — не было предпринято никаких эффективных усилий, чтобы вооружить повстанцев, используя хотя бы имевшиеся запасы оружия АК в Варшаве и окрестностях, не говоря уже о нехватке тяжелого вооружения, необходимого для борьбы с танками и укреплениями врага; запаса боеприпасов имелось лишь на 2—3 дня боев.
По оценке историков восстания, в час “W” — 1 августа в 17.00 — из 25—35 тысяч повстанцев АК только около 2500—3500, то есть 10%, были вооружены. Остальные ждали, когда оружие добудут у противника. Лишь немногие из повстанцев имели хоть какой-то боевой опыт, в то время как почти все многотысячные германские войска были обстрелянными, хорошо вооруженными, располагали артиллерией, авиацией, танками и возможностью пополнять боеприпасы. Немцы ввели в бои в районе Варшавы пять фронтовых танковых дивизий и ряд других, а части, непосредственно подавлявшие восстание, через считанные дни достигли численности корпуса. Вместо оперативной пустоты было полное окружение, повстанцы и город стали объектом планомерного уничтожения.
Неравное соотношение сил могло быть компенсировано внезапностью, столь важной для успеха любой повстанческой операции. Но и этот фактор был упущен. Гитлеровские военные власти уже в ночь с 31 июля на 1 августа располагали информацией о времени начала восстания. Комендатура гитлеровской полиции безопасности получила подтверждение этого от своих информаторов 1 августа до полудня и отдала соответствующие распоряжения. В 13.00 была объявлена тревога в немецких учреждениях, усилена охрана важнейших объектов; следует добавить, что в некоторых районах (Жолибож, Воля) бои начались уже около 14—15 часов. Восстание, таким образом, не застало врасплох противника. Враг ждал атаки, сконцентрировав силы для обороны объектов стратегического значения.
Выбор самого момента удара — в 17.00 — командующий восстанием объяснял возможностью «относительно легко застать врасплох немцев в час наибольшего движения людей в городе». Замешавшиеся в толпу передовые группы бойцов «могли рассчитывать на успех, а переброска и сбор целых взводов пройти незамеченными гестапо и полицией только в это время». Кое-кто, однако, счел выбор этого часа неудачным: «Повстанцы пошли в наступление среди бела дня, что при слабом вооружении или полном его отсутствии, при большой плотности огня немцев из-за бетонных или бронированных укрытий создавало ситуацию, когда объекты, предназначенные для захвата, невозможно было взять даже ценой больших потерь. Командование, отдавая приказ к атаке в подобных условиях, заставляло бессмысленно жертвовать молодыми, героическими, прекрасными жизнями, проявив поразительную безответственность».
Только благодаря беспримерному героизму и патриотизму варшавян сразу после начала часа “W” удалось освободить большинство жилых районов столицы, изгнав оттуда гитлеровцев. «Потери немцев большие, Маршалковская и прилегающие улицы устланы трупами и разбитым снаряжением», — докладывал в штаб командующий повстанческими силами полковник Антоний Хрусьцель («Монтер»).
…атаки на крупные военные объекты, прежде всего на оба аэродрома и четыре моста через Вислу, на административные здания, штабы и военные казармы СС и полиции оказались безуспешными. В ходе этих атак повстанцы понесли в первый же день большие потери — около 2 тысяч бойцов и более половины оружия.
Острая нехватка средств связи углубляла дезориентацию и хаос, которые тем не менее постепенно преодолевались. Прервать немецкую телефонную и телеграфную связь все же не удалось.
Полный разгром немцев в столице при слабой вооруженности повстанческих сил был, конечно, невозможен, и руководство восстанием отдавало себе в этом отчет. Оставалось ждать, что немцы сами уйдут из Варшавы перед лицом наступающей Красной Армии и ввиду угрозы для своих тылов, создаваемой повстанцами. Речь шла главным образом о захвате в городе пунктов, особо важных для установления власти, дабы встретить советские войска в роли хозяев столицы. Генерал Окулицкий 6 августа писал командующему АК следующее: «Как только мы очистим Варшаву настолько, что будет возможен переезд вице-премьера к Вам, следует занять наиболее представительные здания (Совет Министров и Главный штаб) и полностью продемонстрировать все атрибуты государственной власти». При таком понимании целей восстания захват мостов на Висле, аэродромов и т. п. не мог считаться важнейшим среди прочих действий.
Тот факт, что командование АК не придавало должного значения захвату мостов, вызвал удивление даже западногерманского историка, который пишет, что четыре варшавских моста обороняло всего 160 немецких новобранцев из 654-го саперного батальона, а также несколько взводов зенитной артиллерии. Отражая атаки на мосты, немцы обеспечили отсечение Варшавы от Праги и подавление восстания на правом, восточном берегу Вислы, разделение районов восстания вдоль главных транспортных артерий, а позднее — после подрыва мостов 13 сентября — отсечение повстанцев от советских и польских войск, то есть «в немалой степени решили судьбу восстания».
Полковник Хрусьцель утверждал, что мосты на Висле «почти все поначалу были заняты нами». Это, однако, не соответствует действительности. Позднее он признался, что повстанцы «недооценили важность захвата и удержания перекрестков главных транспортных артерий». Это же видно из его оперативных донесений. Мосты Кербедзя и Понятовского были атакованы в первый день восстания, главным образом со стороны Праги. Слабо вооруженные отряды АК понесли большие потери, и атаки в дальнейшем не возобновлялись. «Проблема мостов, имевших столь важное военное значение, а в определенном смысле — и политическое, если рассчитывали на советскую помощь, была, по-видимому, недооценена командованием округа» — так оценил ситуацию один из бывших повстанцев.
Но дело не в недооценке. Руководство восстанием рассчитывало, что мосты, не препятствуя передвижению немцев в направлении с востока на запад, облегчат им отступление из Варшавы, а силы АК смогут занять столицу при небольших потерях до прихода советских и польских частей. Но эта тактика, по существу, облегчила переброску немецких войск для контрнаступления на восток от Варшавы. Кроме того, они смогли подтянуть новые части для борьбы с повстанцами и рассечь Варшаву на отдельные очаги сопротивления, которые ликвидировались по очереди.
Политическая концепция восстания не предусматривала проведение серьезных диверсионных акций со стороны отрядов АК, базировавшихся под Варшавой. Не может не поражать бездействие на железных и шоссейных дорогах, обеспечивавших снабжение немецких войск в Варшаве, а также на линиях связи. Та же тактика осуществлялась руководством силами АК в центральных районах страны. Вместо активных диверсионных операций и взаимодействия с регулярными освободительными армиями — советскими и польскими — отряды АК использовались там зачастую для чисто демонстративных действий, которые с военной точки зрения были бесполезны...
Таким образом, не было выполнено большинство военных задач, определенных в оперативном плане командования АК:
1.    Захватить город и транспортный узел — Варшава, пригород вместе с Варшавским повятом, аэродромы Окенче и Беляны и ра-диостанции Боернерово и Рашин.
2.    Захватить Зегже (южное и северное) вместе с мостом на Буго-Нареве...
3.    Захватить мост через Вислу в г. Свидры.
4.    Захватить все переправочные средства на Висле на участке от Набжежа до Буго-Нарева.
Планомерные оперативные действия были заменены импровизациями, поспешными и нескоординированными...
Восстание приняло двойственный характер. По замыслам его организаторов, оно должно было прежде всего стать политической демонстрацией, направленной против ПКНО и Красной Армии. Но оно превратилось в патриотический, национально-освободительный порыв, всеобщее выступление варшавян против гитлеровцев.
Такую оценку восстанию дало варшавское руководство ППР и АЛ, отрезанное в Варшаве от остальной страны и центрального руководства. Главный штаб АК не проинформировал ППР и АЛ о начале восстания, главным образом потому, что стремился застать их врасплох и поставить перед свершившимся фактом. Вследствие этого варшавские отряды АЛ были разобщены. Часть солдат АЛ была отрезана от своего командования в различных районах, в частности на Праге, часть, в соответствии с планами штаба АЛ, была ранее направлена в партизанские отряды в разные концы страны.
Члены секретариата ЦК находились в районе освобожденного в конце июля Отвоцка, откуда направились в Люблин. Оставшихся в Варшаве членов дублирующего ЦК и Варшавского комитета ППР восстание застало в разных районах города. Они не располагали никакими средствами связи с ЦК ППР, который в первой декаде августа возобновил свою деятельность в освобожденном Люблине.
Уже 1 августа районное командование АЛ и РК ППР на Воле приняли самостоятельное решение о формировании отряда АЛ и участии его в боевых действиях повстанцев. Вечером того же дня этот отряд под командованием подпоручика Збигнева Пашковского («Стаха») по согласованию с командиром III округа АК майором Яном Тарновским («Валигурой») уже сражался на баррикадах на перекрестке улиц Млынарской и Вольской.
Также и в других районах солдаты-одиночки и организованные группы АЛ с первых минут восстания присоединялись к ближайшим отрядам АК, но, руководствуясь соображениями безопасности, не всегда объявляли о своей принадлежности к АЛ. Так поступили, например, два взвода АЛ из отряда «Храбрый II», взвод из батальона майора Милоша.
Принципиальное решение по вопросу отношения ППР и АЛ к восстанию приняло совещание, которое состоялось 2 августа на Старом Мясте с участием Александра Ковальского, Хелены Козловской, Изольды Ковальской, Мариана Барылы и других членов ЦК и ВК ППР, а также Главного штаба АЛ. Было решено, что Армия Людова примет участие в борьбе, переведет свои отряды на легальное положение и подчинит их, с точки зрения тактического взаимодействия, местному командованию АК. Следует подчеркнуть, что решение было принято при полном понимании целей инициаторов восстания, политически направленных против ППР, ПКНО и Советского Союза. Но поскольку его военное острие было направлено против гитлеровцев и варшавяне поддержали восстание, ППР и АЛ, хотя и были застигнуты врасплох, присоединились к акции, направленной против оккупантов.
На совещании был утвержден текст обращения ППР к населению столицы, которое на следующий день было напечатано и распространено. В нем, в частности, говорилось, что «на улицах Варшавы сражаются все воины Польши, солдаты Армии Крайовой, Армии Людовой и Рабочей Милиции — отряды Рабочей партии польских социалистов (РППС) — бьется весь люд варшавский... Мы достойно встретим вступающую в нашу столицу Красную Армию как армию союзническую и дружественную, ту, которая вносит главный вклад в освобождение Польши от пятилетней кровавой неволи»...
Тексты обращения и других публикаций ППР и АЛ на первоначальном этапе восстания свидетельствуют, что и их авторы не ориентировались в тогдашней ситуации на фронте, полагая, что освобождение Варшавы совсем близко. Как уже упоминалось, у них не было никакой связи с освобожденными районами Польши, а радиостанции, имевшиеся в распоряжении ЦК ППР и Главного штаба АЛ, остались в отрезанных после начала восстания пригородах. Тем не менее они правильно определили свое отношение к восстанию как всеобщему и народному.
Такую позицию разделяли и деятели связанной с КРН Рабочей партии польских социалистов (РППС), отряды которой сражались в составе Армии Людовой. Боевые же отряды ППС — левицы, то есть фракции РППС, связанной с Центральным Комитетом Людовым (ЦКЛ), сражались в основном в составе формирований Польской Армии Людовой (ПАЛ)...
Позицию Армии Людовой по вопросу о восстании определил ее орган «Армия Людова»... «Армия Людова, ведущая с начала 1942 года напряженную и неустанную борьбу с оккупантами, — говорилось в газете, — с первого дня встала на баррикады. Несмотря на то, что восстание застигло ее врасплох и наша оценка момента и задач восстания принципиально иная, Армия Людова отделяет друг от друга две вещи — амбиции определенных групп и порыв, овладевший всем обществом. Варшавяне, взявшиеся за оружие, возводившие баррикады, имели одну цель — освободить столицу от кровавых убийц и собственными руками заложить основы независимости. С польским народом всегда как ведущая сила шла Армия Людова». «Для пользы дела решено в тактическом плане подчиниться командирам АК. Это не означает одобрения их форм борьбы и побочных политических целей, вынашиваемых теми или иными кругами»...
Во время восстания, по имеющимся данным, не было случаев вооруженного насилия в отношении тех, кто придерживался левых убеждений, хотя в Варшаве, как и по всей стране, шла острая политическая борьба. На оккупированных немцами, да и на освобожденных территориях продолжался антикоммунистический террор, в Варшаве же, напротив, с первых дней восстания АЛ встретила позитивное к себе отношение большинства повстанцев из АК, а в ходе совместных боев… отношения бойцов АЛ и АК превращались в братство по оружию.
В некоторых отрядах АК появились тенденции к переходу в АЛ. Командование АЛ в принципе не очень охотно брало в свои ряды отряды АК, не желая обострять отношений с руководством АК, а тем более брать на себя ответственность за восстание, начатое им. Принимались только отдельные бойцы по их просьбам, с учетом, главным образом, их политических симпатий и убеждений.
К росту своей численности АЛ не стремилась также потому, что ей остро не хватало оружия и боеприпасов, которые добывались исключительно у врага, а сброшенной англичанами с воздуха помощью распоряжалось командование АК.
В целом в боевых действиях приняло участие около 1800 солдат АЛ (кроме того, 600 в районе Праги), из них около 500 погибли или были ранены в боях. 26 августа большинство членов варшавского командования АЛ во главе с майором Болеславом Ковальским («Рышардом Пясецким») погибли на Старом Мясте в здании на улице Фрета, 16, в которое угодила авиабомба.
Важно заметить также, что в рядах варшавских повстанцев сражались и советские люди, главным образом бежавшие из германского плена или освобожденные повстанцами. Они находились в разных отрядах АК и АЛ...
Главный штаб АК заблаговременно не побеспокоился о радиосвязи, а связные, хотя и проявляли чудеса храбрости и находчивости, оказались не в состоянии ее заменить.
Радиостанция командующего АК в здании фабрики Камлера в первый же день восстания оказалась неисправной, кто-то где-то забыл ее запчасти. Связь с Лондоном восстановили только к следующему дню. Генерал Коморовский о складывающейся обстановке мог узнавать, только наблюдая с крыши фабрики, а также прислушиваясь к отголоскам битвы за Вислой...
Поражает содержание… радиограммы Коморовского и Янковского премьеру Миколайчику и генералу Соснковскому: «В связи с началом боев за овладение Варшавой просим организовать советскую помощь в виде немедленного удара извне». Инициаторы восстания, как видно, полагали, что польские власти в Лондоне, которые не имели официальных отношений с СССР и не считали нужным согласовать с ним вопросы восстания, могут немедленно добиться помощи и изменений на фронте (что требует масштабных передвижений огромных масс людей, оружия и снаряжения), внеся коррективы в неделями подготавливаемые сложным военным механизмом планы фронтовых операций, которые не всегда удаются, как это было под Варшавой.
«В то время, когда вырабатывалось решение о восстании, когда рассчитывали, что оно будет длиться очень недолго, никто из штабистов не думал об обращении за помощью к русским. Только под впечатлением первого неудавшегося штурма и перед лицом огромных трудностей ... начали, сначала осторожно, а затем все настойчивей и чаще, обращаться к мысли, что помощь русских извне не только необходима, но и является последней соломинкой спасения», — писал эмигрантский историк.






Tags: Вторая мировая война, Польша и поляки
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Comments allowed for friends only

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments