В конце августа — начале сентября сражавшаяся Варшава оказалась в критической ситуации.
Овладев городскими районами Воля и Охота, гитлеровцы 2 сентября окончательно заняли Старое Място...
Несмотря на сильное сопротивление фашистов, советские войска 26 и 27 августа форсировали Буг и наступали в направлении низовьев Нарева; 30 августа они вновь овладели Радзимином и подошли к Воломину. Угроза взятия ими предместья Прага становилась все более реальной, и немецкое командование понимало это. В дневнике действий 9-й армии вермахта подчеркивалось, что 1 и 2 сентября «противник продотжает массированное наступление по обе стороны шоссе Радзимин — Варшава. Уничтожено 47 танков противника. Противник не отказался от планов прорваться к Варшаве, (...) До того как удастся полностью подавить восстание в Варшаве, этот прорыв следует предотвратить любой ценой, в противном случае противник может захватить плацдарм на западном берегу Вислы. Упорные попытки противника прорвать фронт около Радзимина, несомненно, имеют связь с обстановкой в Варшаве. Поэтому наша оборона восточнее города должна устоять, пока весь левый берег Вислы не будет в наших руках».
Военные операции гитлеровцев сопровождались попытками склонить повстанцев к капитуляции. …фон дем Бах, ответственный перед высшими властями «третьего рейха» за подавление восстания, признал целесообразным сократить количество расстрелов, ограничив массовое уничтожение женщин, детей, других мирных граждан — их начали вывозить в концентрационные лагеря. Однако расстреливались и дальше захваченные повстанцы как «бандиты». Эта практика была утверждена приказом шефа Главного управления безопасности рейха Эрнста Кальтенбруннера от 26 августа...
[Читать далее]Главное, что заставляло немцев обещать «хорошее обращение» со сдавшимися, были соображения отнюдь не гуманистические: массовые злодеяния вопреки обещаниям не прекратились — это были несгибаемая сила сопротивления восставших и все усиливавшийся натиск Красной Армии к востоку от Праги и связанная с ним возможность прорыва к Варшаве...
Те же самые факторы обусловили готовность немцев признать варшавских повстанцев комбатантами, прежде чем Великобритания и Соединенные Штаты (29 августа) официально признали АК союзнической армией, одновременно угрожая немцам карами в случае невыполнения ими международных военных норм обращения с пленными. Это подтвердил через несколько дней представитель немецкого МИД, а 7 сентября Гитлер приказал призвать повстанцев к капитуляции «в ультимативной форме», пообещав, что они будут считаться военнопленными. Но 8 сентября Гиммлер в телеграмме фон дем Баху приказал направлять пленных в концентрационные лагеря, а сдавшихся женщин и детей отправлять на принудительные работы в Германию.
Независимо от декларирующих гуманность обещаний и распоряжений с гражданским населением и повстанцами обращались зверски. После взятия Старого Мяста гитлеровские формирования расправились с ранеными повстанцами, оставленными в подвалах-госпиталях, а также с больными, стариками и другими гражданскими лицами, не годными по состоянию здоровья к транспортировке в концентрационные лагеря.
В то же время немецкое командование в листовках, разбрасываемых с самолетов, заверяло варшавян, что они останутся живы в случае капитуляции или перехода на немецкую сторону с белыми платками в руках...
Положение гнездившихся в подвалах варшавян, измученных бомбардировками, обстрелами, отсутствием воды и электричества, стало невыносимым. 6 сентября главнокомандующий АК докладывал в Лондон, что «ситуация близка к кульминации. Гражданское население переживает кризис, который может оказать решающее влияние на сражающихся (...). Если к вышесказанному добавить, что боеприпасы почти исчерпаны, получится полная картина становящейся с каждым днем и часом все тяжелее нашей борьбы». Не менее драматичной была оценка коменданта Варшавского округа АК генерала Альбина Скорчиньского («Лаша»): «Уничтожаемое гражданское население, героически помогавшее нам в первые недели восстания, не видя конца своим мучениям, утратило веру в целесообразность нашей акции и находится на пределе терпения. С его стороны наблюдаются проявления враждебности по отношению к бойцам и руководству, как военному, так и гражданскому». Подчеркивая, что такие настроения передаются и солдатам, о чем свидетельствуют случаи дезертирства, генерал Скорчиньский подчеркивал, что «существует серьезное опасение, как бы в течение ближайших дней дальнейший ход боев и их окончание не произошли против воли командиров».
Обозреватель БИП сетовал, что жители Средместья скептически относятся к оптимистическим прогнозам представителей властей и выражают пожелание «скорейшего окончания восстания, связывая это с надеждой на быстрое овладение Варшавой советскими войсками».
Отрицательно сказывались на настроениях населения злоупотребления ряда лиц из раздутого административного аппарата Делегатуры эмигрантского правительства и его полиции — ПКБ (Паньствовы Корпус Беспеченьства).
Они стали пристанищем разных личностей, уклоняющихся от участия в боях, перекладывающих трудные и опасные обязанности на плечи других, особенно повстанцев. Как утверждалось в донесении штаба округа АК, гражданские власти «не нашли должного подхода к общественности... особенно было подорвано доверие к гражданским властям деятельностью ПКБ». Командующий восстанием дал аналогичную оценку и деятельности жандармерии АК, которая «стиль поведения и обращения с населением унаследовала от немецкой жандармерии. Сеяли возмущение, допускали кражи именно те, кто был обязан заботиться о порядке!»
…делегация Польского Красного Креста во главе с заместителем председателя правления графиней Марией Тарновской направилась на переговоры по вопросу выхода из района боев части гражданского населения. Делегация была доставлена в штаб фон дем Баха, расположившийся в студенческом общежитии на площади Нарутовича. Фон дем Бах высоко оценил боевые качества повстанцев и выразил сожаление, что они не могут принять участия в «последней битве с большевиками», которые являлись, по его мнению, «общим врагом поляков и немцев». Он выразил готовность прийти к соглашению с командованием восстания. Предвидя нежелание повстанцев иметь дело с представителем СС, фон дем Бах назначил для ведения дальнейших переговоров подчиненного ему командующего южным участком армейского генерала Гюнтера Рора.
В переговорах с генералом Рором приняли уже участие представители АК. Он потребовал капитуляции, заверив, что повстанцы будут рассматриваться как военнопленные, охраняемые вермахтом. Эту информацию командующий АК передал Крайовой Раде Министров, которая 9 сентября приняла решение о капитуляции, одновременно распорядившись «обеспечить безопасность гражданского населения, а также работавших на нашей территории гражданских властей». На очередном заседании был согласован текст обращения к народу по поводу капитуляции. КРМ одновременно прикинула, на кого следует переложить ответственность за этот акт, указав, что «в пропагандистской работе на территории Польши следует подчеркивать масштабы политического капитала, который принесло восстание польскому делу, а ответственность за его поражение следует возложить главным образом на Россию, у которой были возможности помочь, а также на ПКНО. В пропаганде на зарубеж обвинять Россию, а также западных союзников».
Третий путь выхода из трагической ситуации предлагало варшавское руководство ППР. Основой такого решения могло быть хоть и запоздалое, но все еще возможное установление командованием АК оперативного взаимодействия с Войском Польским и Красной Армией.
…командование АК вообще не принимало во внимание вероятность такого развития событий. В уже упоминавшейся радиограмме Коморовского и Янковского, переданной 6 сентября в Лондон, возможными вариантами развязки признавались только борьба до конца, полная капитуляция или капитуляция по очереди районами города.
Принятие решения, предлагавшегося польскими левыми силами, требовало бы отказа, по крайней мере частичного и временного, от планов захвата власти в Польше и посему исключалось из рассмотрения.
Требования, близкие к позиции левых сил, выдвигали различные группы, организации и круги общественности. Конечно, их требования не всегда были однозначны и последовательны. Как информировала разведка АК, среди них были призывы к немедленному установлению связи и подчинению повстанческих войск Главному командованию Войска Польского, что, как предполагалось, ускорит освобождение столицы. «Раздаются громкие голоса, настаивающие, чтобы «Монтер» непосредственно договорился с маршалом Рокоссовским, обратившись к нему с предложением о взаимодействии в борьбе за Варшаву. Подобные требования становятся уже столь многочисленными, что явно выражают общественное мнение».
5 сентября БИП также сообщал, что «даже в кругах, до сих пор безусловно лояльных по отношению к правительству, выдвигается проект создания Гражданского комитета, который, минуя правительственные органы, непосредственно обратился бы за помощью к России». Информаторы Делегатуры доносили о точке зрения, которую, по их мнению, разделяло 75% населения, что «восстание развязала клика «Бура» по собственному почину, чтобы в свое время дорваться до власти... Настроения в войсках все хуже».
«Население Чернякува в высшей степени коммунизировано, — писалось в другом донесении Делегатуры. — Люди громко и открыто обвиняют солдат АК, что они самовольно подняли восстание... Ныне такие настроения необыкновенно усилились. Это особенно важно ввиду того, что советские войска занимают весь берег Вислы и может стать возможным непосредственный контакт с советскими солдатами. Об этом же идут разговоры и среди бойцов... Большая часть АК ждет только призыва, чтобы перейти в АЛ».
Выдвигались различные предложения. Например, группа офицеров АК, сплотившихся вокруг майора Станислава Славиньского («Литвина»), выступила 7 сентября с обращением к генералам Коморовскому и Хрусьцелю, в котором после констатации, что восстание утратило всякий политический и военный смысл и превратилось в «бойню» для повстанцев и населения, потребовала порвать с эмигрантским правительством и установить контакты с генералом Жимерским, «объявив о переходе в его подчинение вместе с отрядами Армии Крайовой». Командующий АК приказал предать авторов этого обращения военному трибуналу. Их спас только переход в ряды ПАЛ. Другая группа офицеров АК, КБ и ПАЛ, выступившая как Комитет Обороны Варшавы, намеревалась принудить «Бура»-Коморовского уйти с поста и назначить на его место Хрусьцеля как мыслящего более прогрессивно. Она выработала текст обращения по радио к Москве и Люблину о помощи Варшаве...
Через четыре дня после разговора с делегацией АЛ, непосредственно после принятия постановлений варшавской Рады Едности Народовой и Крайовой Рады Министров, где выражалась единодушная готовность к капитуляции, полковник Хрусьцель написал генералу Коморовскому: «Осмеливаюсь предложить призвать на помощь Жимерского, пообещав ему лояльное сотрудничество. Изменяются условия нашей борьбы — так будем же более гибкими. Каждый, кто окажет нам помощь, заслужит благодарность. Все остальное как-нибудь образуется... Нам более к лицу сотрудничество с Жимерским, чем капитуляция».
В ответ на это мужественное и свидетельствующее о высоком чувстве ответственности предложение командующего восстанием командующий АК заявил, что «обращение к Жимерскому является предательством», и подтвердил свою позицию о необходимости переговоров с немцами о капитуляции.
