Командование АК надеялось использовать военную и материальную помощь советских и польских войск в угоду далеко идущим политическим планам эмигрантского польского правительства вопреки интересам ПКНО и Советского Союза. Напомним, что речь шла прежде всего о том, чтобы вынудить Советское правительство, побудив западные державы и мировое общественное мнение оказать на СССР давление, признать претензии эмигрантского правительства на власть в Польше и восточные земли, отказавшись от поддержки КРН и ПКНО...
В статье «Восстание и Красная Армия» орган главного штаба АК в связи с освобождением Праги утверждал, что «военное значение восстания для советского командования значительно возросло... мы создаем Красной Армии возможность относительно легкого захвата левого берега Вислы... Советское командование отдает себе отчет, что помощь эта полностью себя окупает. Армия Крайова готова... вместе с советскими войсками бить немцев до полной победы»...
Между тем конкретные шаги предпринимались в ином направлении. Во время самых упорных боев на плацдармах командование восстания ничего не сделало для хотя бы частичного снятия блокады, не пыталось нанести отвлекающие удары по тылам немецких войск, ликвидировавших плацдармы...
Командование АК не приняло также конкретных предложений, которые 17 сентября были изложены генералу Хрусьцелю делегацией АЛ и ПАЛ в лице генерала Скоковского и майора «Сенка»-Малэцкого. Этот план предусматривал перенос главных усилий повстанческих отрядов к берегу Вислы, даже ценой потери некоторых кварталов в западной части Средместья. Атака на немецкие позиции, преграждавшие доступ повстанцам к Висле, и соединение этим путем с советскими и польскими частями могли бы радикально изменить положение повстанцев и даже в случае неудачи создать возможность для их переправы вместе с частью населения через Вислу на Прагу.
Совпадение этого предложения с представленными выше оперативными замыслами командования 1-го Белорусского фронта и планом действий 1-й армии Войска Польского, там и здесь проявлявшееся стремление выйти навстречу друг другу и объединить усилия повстанцев и регулярных войск поразительно, если припомнить, что до этой поры между ними не было никакой связи, а значит, не могло быть никаких договоренностей.
Стремлений этих, однако, не разделяло руководство АК. Повстанцев, ведущих бои на чернякувском плацдарме, даже не пробовали отблокировать ни силами Средместья, ни других районов. С горечью писали об этом подполковник Мазуркевич («Радослав»), боец восстания Леслав Бартельский: «Ни один солдат не был выделен из этих отрядов в помощь истекавшим кровью повстанцам Чернякува... Последний шанс оперативного и тактического взаимодействия был безвозвратно утрачен»...
Командование АК на Жолибоже также не поддержало отчаянных усилий бойцов 6-го пехотного полка, которые форсировали там Вислу. Одна из групп на отрезке ул. Промыка приблизилась к позициям повстанцев на короткое расстояние. Но те не прорывались, чтобы соединиться с ними, так как не было приказа. Донесения, которые они направляли своему командованию, остались без ответа. Командование АК отвергло предложение командира отрядов АЛ капитана Яна Шанявского («Шведа») дать возможность хотя бы отрядам АЛ занять позиции по соседству с плацдармом для ведения совместных действий с десантом.
Следует подчеркнуть, что варшавское руководство ППР и АЛ старалось разъяснить людям роковые последствия упущенных шансов на взаимодействие повстанцев с советскими и польскими войсками. В повстанческой прессе тех дней с огромной тревогой сообщалось, что «создалась странная, непонятная ситуация. Ответственное руководство восстания ведет себя так, будто борьба, ведущаяся на пражском берегу, не имеет ничего общего с нашей борьбой». Через несколько дней печать АЛ констатировала, что «не технические трудности являются препятствием. Командование АК, которое имеет возможность поддерживать постоянную связь с Лондоном, могло бы договориться и с Прагой, если бы этому не мешали политические мотивы, те самые, которые лежали у истоков Варшавского восстания».
22 сентября командование восстания передало через радиостанцию капитана Колоса сообщение маршалу Рокоссовскому, согласованное с главнокомандованием АК, в котором выражалась готовность к совместным действиям — «в случае принятия представленного нами плана». Этот план предусматривал, что советские войска совершат быстрый окружающий маневр, клещи которого должны были пройти почти по всем окраинам Варшавы, то есть на севере через Пущу Кампиноскую, а на юге — через Лес Кабацкий, при одновременном фронтальном ударе на Жолибож и Повисле. Однако предложение нанести удар через леса исключало применение танков и предусматривало форсирование Вислы во многих местах. При этом командование АК заверяло, что «при наступлении на Варшаву можем обеспечить взаимодействие наших отрядов (из районов) Жолибожа, Средместья и Мокотува ударами в направлении берега Вислы, где вы будете ее форсировать».
Напомним, что 22 сентября был ликвидирован последний — чернякувский — плацдарм, причем командование АК не поддержало его борьбу. Именно тогда, когда попытки форсирования Вислы окончились неудачей, когда в данной днем раньше главнокомандованием АК оценке обстановки утверждалось, что овладение Варшавой путем фронтальной акции через Вислу не представляется в ближайшее время возможным, — именно тогда советским и польским войскам было предложено вновь форсировать реку и высадить десант на высоком берегу, полностью захваченном немцами.
Совершенно ясно, что такое предложение было настолько запоздалым и очевидно нереальным, что могло лишь возбудить серьезные подозрения адресата в отношении истинных намерений авторов этого плана.
Не могла вызвать никаких сомнений в намерениях авторов и радиограмма маршалу Рокоссовскому от 20 сентября, в которой делегат эмигрантского правительства Янковский и командующий АК Коморовский по поводу заявления советских военных властей, что единственной властью на освобожденной территории, которой предоставлено право вести мобилизацию, является ПКНО, лукаво утверждали, что это якобы противоречит международному праву и что в их понимании это якобы немецкая провокация, преследующая цель посеять раздоры между союзниками... Провокационная попытка развернуть полемику на эту тему перед лицом истекающей кровью Варшавы свидетельствовала о том, что эти политиканы больше были заинтересованы продемонстрировать свои притязания на власть, чем во взаимодействии ради спасения Варшавы.
Изображая готовность к взаимодействию с Красной Армией, командование АК одновременно готовилось к своеобразной встрече ее в столице. Изданная 12 сентября, когда еще шли бои за Прагу, совершенно секретная директива «Бура»-Коморовского предписывала повстанческим отрядам АК в случае освобождения Варшавы «немедленно овладеть городом. ...Очистить главные магистрали от баррикад, рвы засыпать... Баррикады и укрепления, замыкающие контролируемые АК районы, не разбирать до полного выяснения советско-польских отношений». Устанавливалось, что любое передвижение советских или польских сил через эти районы могло происходить только с разрешения командования АК, возобновляемого в каждом отдельном случае. Отряды АК, дислоцировавшиеся в лесу, из окрестностей Варшавы должны были как можно быстрее перебраться в городские районы Жолибож и Мокотув. Одновременно намечалось захватить такие важные объекты, как Цитадель и Гданьский вокзал, используя оперативную пустоту, которая должна была образоваться после ухода немцев перед приходом Красной Армии.
На основании директивы командующего АК полковник Хрусьцель на следующий день отдал соответствующий приказ командирам отдельных округов, который предполагал овладение Варшавой советскими войсками широким маневром, а фронтальные действия считал наименее вероятными. В случае освобождения Варшавы обходным маневром было приказано «захватить силами АК как можно большую территорию города... На занятой территории создать оборону, оставляя в распоряжении русских войск очищенные нами главные коммуникационные артерии... Реорганизовать резервы, подполье». В случае фронтального наступления через Вислу полковник Хрусьцель приказывал «приступить, по согласованию с советским командованием, к изгнанию немцев из Варшавы... Прочно удерживать занимаемую до того времени территорию».
Реализация этих инструкций должна была привести к созданию в узловом пункте фронта, а впоследствии в тылу Красной Армии своего рода укрепленного лагеря, территориального анклава, остающегося под властью центра, не признаваемого СССР. Хотя заранее можно было предвидеть, что армия, ведущая войну с беспощадным и все еще грозным врагом, не согласится на какое-либо ограничение свободы ее передвижения.
Аналогичную концепцию еще раньше выдвигал директор департамента информации и прессы Делегатуры правительства Станислав Каузик («Долэнга»). Его проект предусматривал сосредоточение отрядов АК, а прежде всего командования АК и Делегатуры (КРМ) в центре города, который предварительно предстояло опоясать заграждениями из колючей проволоки и создать там закрытую для советских войск и войск ПКНО территорию. Как видим, этот прожект отличался от приказа командующего АК только формой «приветствия» польских и советских войск: не баррикадами, а заграждениями из колючей проволоки.
С этим были согласны также Крайова Рада Министров и Рада Едности Народовой. В случае вступления в Варшаву Красной Армии они намеревались поименно представиться ее командованию, как информировал 22 сентября премьера Миколайчика инженер Янковский. И тут же подчеркивал: «Мы рассчитываем продержаться вместе под прикрытием войск в течение нескольких дней. Не вижу возможности, чтобы мы сами смогли распутать эту ситуацию. Поэтому считаем необходимым Ваш немедленный приезд после вступления Советов в Варшаву, но полагаем, что это должно произойти при одновременном прибытии представителей английского и американского правительств, наделенных соответствующими полномочиями».
Пока эта радиограмма дошла до Лондона, данные вопросы обсудило эмигрантское правительство. Его постановление от 22 сентября предусматривало, что если советские войска овладеют Варшавой, то Делегатура правительства и командование АК должны представиться и начать переговоры с советским командованием «в духе августовского меморандума», выдвинув следующие требования:
— восстановление на освобожденных территориях «легальной власти Правительства Республики», то есть эмигрантского правительства;
— признание АК самостоятельной армией и соединение всех ее отрядов под командованием генерала «Бура». При этом не определять отношения к народному Войску Польскому, именовавшемуся в документе «армией Жимерского», оставив это для дальнейших решений эмигрантского правительства;
— в случае удовлетворения этих требований обещать «взаимодействие в тылу врага»;
— в случае отказа их удовлетворить провести демобилизацию обнаруживших себя сил АК.
Содержание этого постановления свидетельствует о продолжении старой политической линии, включая использование методов провоцирования конфликтов. Передавая его содержание командующему АК, генерал Соснковский дополнил ее комментарием, рекомендующим оставить АК в подполье и после освобождения, а также «сохранить связь и организационные ячейки, хотя бы для сбора информации о ситуации при советской оккупации». Такого рода деятельность, как видно и в условиях продолжавшейся войны, не могла быть одобрена и неизбежно вызвала бы ответные меры.
Несмотря на разницу в тональности документов и рекомендуемых методах действий, вожаки соперничавших между собой группировок эмиграции гнули одну и ту же линию на создание конфликтной ситуации, жертвой которой пали бы те, кто им верил и подчинялся.
В свою очередь, готовясь к освобождению Варшавы, гражданские представители эмигрантского правительства в стране 22 сентября решили разделить подведомственный им аппарат на три группы:
а) те, кто остается и действует вполне легально;
б) те, кто остается, но действует нелегально;
в) те, кто скомпрометировал себя по отношению к большевикам, должны укрыться в провинции или за границей.
Таким образом, после освобождения решено было уйти в новое подполье, что, по существу, соответствовало линии, которую определил для Армии Крайовой генерал Соснковский.
Совершенно ясно, какие роковые последствия для решения польского вопроса и для сплоченности антигитлеровской коалиции могли иметь такие действия. «Разгром немцев в Варшаве был только поводом к конфронтации между освобожденной и сплотившейся столицей и советскими властями» — так коротко охарактеризовал суть этой концепции эмигрантский историк.
Как уже упоминалось, командование Красной Армии было осведомлено о намерениях буржуазных кругов в Польше и совершенно очевидно стремилось уклониться от каких-либо вооруженных столкновений с поляками. Принятые им решения о направлении для непосредственного освобождения столицы Польши 1-й армии Войска Польского объяснялись не только причинами морально-психологического порядка, но и желанием предупредить готовившийся руководством АК конфликт между АК и Красной Армией, которую обвинили бы во вмешательстве в польские дела. Речь шла о том, чтобы в рамках советской военной операции по освобождению Варшавы тактические действия по овладению городом должны были стать делом самих поляков. От этой установки отошли только в критический момент сражения 1-й армии Войска Польского за плацдармы, когда было решено перебросить для непосредственного участия в бою полк сталинградцев из 8-й гвардейской армии генерала Василия Чуйкова. Вступление именно частей Войска Польского в столицу придало бы возможному конфликту внутрипольский характер, затрудняя попытки превратить его в международный, а могло и вообще его предотвратить, так как лидерам сторонников эмигрантского правительства нелегко было бы найти в Варшаве людей, готовых к братоубийственной войне, что, впрочем, подтверждали и их собственные оценки, приводимые ниже.
Такой же была и оценка ПК НО, который обсуждал эти вопросы 15 сентября в связи с информацией генерала Жимерского о положении на варшавском участке фронта. В расчет принималось то, что после освобождения Варшавы может возникнуть состояние двоевластия и необходимость начать политическую борьбу с представителями эмигрантского польского правительства. Считалось, однако, что само присутствие четырех дивизий народного Войска Польского, которое включит отряды АК в свои ряды, разрешит эту проблему.
Предполагалось, таким образом, что отношение варшавской АК к Войску Польскому, которое освободит столицу, будет иным, чем то, которое выказывали ему некоторые элементы АК на освобожденных землях. Так, они вели агитацию против ПКНО, Войска Польского и советского союзника, саботировали мобилизацию и подстрекали к дезертирству, и все это в условиях продолжавшейся войны с Германией. Но самую психологически острую реакцию, особенно в войсках, вызвали террористические акты, и прежде всего убийство 2 сентября 1944 года коменданта районного призывного пункта в Замостье майора Юзефа Кропивницкого, бывшего офицера Батальонов Хлопских...
Инструкция Политико-воспитательного управления 1-й армии Войска Польского «К вопросу об отношении в частях и подразделениях к бывшим членам Армии Крайовой» предписывала, что задача кадров состоит в том, чтобы «преодолеть возможное недоверие, первоначальное отчуждение, помочь войти им в жизнь данного подразделения, нашего войска в целом, нейтрализуя влияние многолетней агитации, связать их идеологически с платформой польской демократии». Полное признательности отношение к сражавшимся в Варшаве повстанцам, «к тем, кто из АК, и к тем, кто из АЛ», выражалось в газете 1-й армии Войска Польского.
Инструкции, данные Армии Крайовой на случай вступления в Варшаву частей Красной Армии и Войска Польского, предписывали комендантам варшавских округов АК встречать Красную Армию «вежливо, но холодно», как «союзников наших союзников», и запрещали вступать в политические переговоры. В то же время было запрещено признавать Войско Польское в качестве законных вооруженных сил. Имелось в виду тем самым оторвать его солдатские массы от командиров и добиться их разложения. Командующий АК генерал Коморовский на заседании КРМ заявил, что он «может вести переговоры с Советами, но не будет вести их с Жимерским».
Дискредитировать народное Войско Польское в глазах поляков, свести на нет его боевой вклад в освобождение старались также в своем большинстве органы печати АК и Делегатуры. Первую информацию о присутствии польских солдат на Восточном фронте поместил орган главного штаба АК «Бюлетын информацыйны» только 17 сентября. Стоит подчеркнуть, что некоторые районные газеты АК занимали в этом вопросе иную позицию, отмечая боевые заслуги польских солдат.
Факт участия Войска Польского в боях за Варшаву в целом был известен в восставшем городе и комментировался в основном доброжелательно...
Старательно игнорировала вклад польских солдат эмигрантская правительственная пресса в Лондоне...
Вожаки эмигрантских кругов старались также преуменьшить значение советской помощи Варшаве оружием, боеприпасами и медикаментами. Одновременно преувеличивалось значение сбросов авиации с Запада, хотя с первых же минут восстания командование британской авиации выискивало всевозможные препятствия, мешающие полетам на Варшаву...
Англичане приостановили полеты после сообщения о том, что Красная Армия начала оказывать Варшаве помощь с воздуха. Последний раз крупные сбросы с самолетов, поднявшихся с британских баз, были осуществлены в ночь на 11 сентября.
Советские аэродромы в Полтаве, Миргороде и Пирятине были предоставлены американцам для челночных операций весной 1944 года. 21 июня 1944 года они стали объектом массированного налета немецких бомбардировщиков. Погибло 30 человек советского персонала и 3 американца, многие были ранены. Были уничтожены 44 американских бомбардировщика и сгорело 1500 т горючего. Эти аэродромы после восстановления были вновь предоставлены для авиации союзников 10 сентября. Уже на следующий день там приземлилось 135 американских самолетов, которые нанесли бомбовый удар по заводам бельгийского города Брюгге. Эмигрантское правительство ежедневно информировало руководство восстания об отсрочке американской помощи Варшаве в связи с отказом советской стороны принять самолеты, а когда это было разрешено 9 сентября — с плохой погодой, скрывая, что для операции Лондон — Брюгге — Полтава та же самая погода оказалась приемлемой. О планируемом американском сбросе с воздуха продовольствия для Варшавы советские военные власти уведомили генерала Берлинга, который 13 сентября приказал всем частям и соединениям 1-й армии Войска Польского обеспечить 14 сентября в 14.00 свободный пролет 100 «летающим крепостям» и 64 истребителям «Мустанг», направляющимся к Полтаве.
Но только 18 сентября 105 бомбардировщиков в сопровождении 62 истребителей сбросили над Варшавой 1284 контейнера, из которых повстанцы сумели подобрать только 228, остальные попали в руки немцев. Некоторые из них упали за советской линией фронта. По мнению эмиссара правительства Янковского, в руки поляков попало только около 15% контейнеров, «остальные пошли за Вислу или на немецкую сторону по причине неумения выполнять сбросы». Операция, таким образом, не удалась, и результатом ее стало разочарование, еще и потому, что это оказалось последней помощью с Запада до конца восстания.
Итак, провозглашаемую готовность к челночным полетам западные армии реализовали в минимальной степени. И все же, как подтверждает протокол заседания КРМ, «было решено в пропаганде сделать акцент на выдающееся значение этого рейда. Он является большим политическим успехом нашего правительства, а также его органов в стране». Во исполнение этой директивы проправительственная пресса развернула шумную политическую кампанию. Орган АЛ охарактеризовал эту акцию как «еще одну попытку обмануть общественное мнение по поводу действительного положения борющейся Варшавы» и отметил, что «посыпались большие, полные энтузиазма статьи, телеграммы благодарности, разительно отличающиеся от стыдливых, а часто откровенно злобных сообщений о советской помощи. Восторженные телеграммы генерала «Бура», вероятно, забыли упомянуть, что львиная доля сбросов попала в руки немцам».
Орган РППС в статье «Правда о сбросах» писал: «Несмотря на то, что уже 10 дней почти каждую ночь советские самолеты доставляют борющейся Варшаве большие или меньшие партии оружия, боеприпасов и продовольствия, газеты Делегатуры вначале сообщали, что это сбросы авиации западных союзников, либо упоминали о советских поставках где-нибудь в самом нечитаемом месте. Словом, старались вообще не писать о том, что Красная Армия снабжает борющуюся Варшаву». Зато после сбросов американцев «практически вся пресса Делегатуры впала в телячий восторг». Начальник БИП главного штаба АК позднее так оценил это событие: «Ожидавшийся американский сброс не оправдал надежд — настроение в войсках вновь явно упало, а население и политические круги — вновь стали склоняться к капитуляции». В подготовленной для внутреннего пользования главного штаба справке о советских сбросах сообщалось: «Каждую ночь велись хорошо нацеленные сбросы оружия, боеприпасов и продовольствия, которые, несмотря на слабую упаковку, дали повстанцам Варшавы около 230 тонн, включая 30 тонн продовольствия. Особо ценным в этих сбросах было автоматическое оружие»...
После 18 сентября никаких сбросов с Запада уже не было. Советские же сбросы продолжались до 30 сентября. Они были прекращены только после сообщения о готовности командования АК к капитуляции. Сброшенное ранее оружие досталось немцам вместе со всем оружием повстанцев.
Совпадение этого предложения с представленными выше оперативными замыслами командования 1-го Белорусского фронта и планом действий 1-й армии Войска Польского, там и здесь проявлявшееся стремление выйти навстречу друг другу и объединить усилия повстанцев и регулярных войск поразительно, если припомнить, что до этой поры между ними не было никакой связи, а значит, не могло быть никаких договоренностей.
Стремлений этих, однако, не разделяло руководство АК. Повстанцев, ведущих бои на чернякувском плацдарме, даже не пробовали отблокировать ни силами Средместья, ни других районов. С горечью писали об этом подполковник Мазуркевич («Радослав»), боец восстания Леслав Бартельский: «Ни один солдат не был выделен из этих отрядов в помощь истекавшим кровью повстанцам Чернякува... Последний шанс оперативного и тактического взаимодействия был безвозвратно утрачен»...
Командование АК на Жолибоже также не поддержало отчаянных усилий бойцов 6-го пехотного полка, которые форсировали там Вислу. Одна из групп на отрезке ул. Промыка приблизилась к позициям повстанцев на короткое расстояние. Но те не прорывались, чтобы соединиться с ними, так как не было приказа. Донесения, которые они направляли своему командованию, остались без ответа. Командование АК отвергло предложение командира отрядов АЛ капитана Яна Шанявского («Шведа») дать возможность хотя бы отрядам АЛ занять позиции по соседству с плацдармом для ведения совместных действий с десантом.
Следует подчеркнуть, что варшавское руководство ППР и АЛ старалось разъяснить людям роковые последствия упущенных шансов на взаимодействие повстанцев с советскими и польскими войсками. В повстанческой прессе тех дней с огромной тревогой сообщалось, что «создалась странная, непонятная ситуация. Ответственное руководство восстания ведет себя так, будто борьба, ведущаяся на пражском берегу, не имеет ничего общего с нашей борьбой». Через несколько дней печать АЛ констатировала, что «не технические трудности являются препятствием. Командование АК, которое имеет возможность поддерживать постоянную связь с Лондоном, могло бы договориться и с Прагой, если бы этому не мешали политические мотивы, те самые, которые лежали у истоков Варшавского восстания».
22 сентября командование восстания передало через радиостанцию капитана Колоса сообщение маршалу Рокоссовскому, согласованное с главнокомандованием АК, в котором выражалась готовность к совместным действиям — «в случае принятия представленного нами плана». Этот план предусматривал, что советские войска совершат быстрый окружающий маневр, клещи которого должны были пройти почти по всем окраинам Варшавы, то есть на севере через Пущу Кампиноскую, а на юге — через Лес Кабацкий, при одновременном фронтальном ударе на Жолибож и Повисле. Однако предложение нанести удар через леса исключало применение танков и предусматривало форсирование Вислы во многих местах. При этом командование АК заверяло, что «при наступлении на Варшаву можем обеспечить взаимодействие наших отрядов (из районов) Жолибожа, Средместья и Мокотува ударами в направлении берега Вислы, где вы будете ее форсировать».
Напомним, что 22 сентября был ликвидирован последний — чернякувский — плацдарм, причем командование АК не поддержало его борьбу. Именно тогда, когда попытки форсирования Вислы окончились неудачей, когда в данной днем раньше главнокомандованием АК оценке обстановки утверждалось, что овладение Варшавой путем фронтальной акции через Вислу не представляется в ближайшее время возможным, — именно тогда советским и польским войскам было предложено вновь форсировать реку и высадить десант на высоком берегу, полностью захваченном немцами.
Совершенно ясно, что такое предложение было настолько запоздалым и очевидно нереальным, что могло лишь возбудить серьезные подозрения адресата в отношении истинных намерений авторов этого плана.
Не могла вызвать никаких сомнений в намерениях авторов и радиограмма маршалу Рокоссовскому от 20 сентября, в которой делегат эмигрантского правительства Янковский и командующий АК Коморовский по поводу заявления советских военных властей, что единственной властью на освобожденной территории, которой предоставлено право вести мобилизацию, является ПКНО, лукаво утверждали, что это якобы противоречит международному праву и что в их понимании это якобы немецкая провокация, преследующая цель посеять раздоры между союзниками... Провокационная попытка развернуть полемику на эту тему перед лицом истекающей кровью Варшавы свидетельствовала о том, что эти политиканы больше были заинтересованы продемонстрировать свои притязания на власть, чем во взаимодействии ради спасения Варшавы.
Изображая готовность к взаимодействию с Красной Армией, командование АК одновременно готовилось к своеобразной встрече ее в столице. Изданная 12 сентября, когда еще шли бои за Прагу, совершенно секретная директива «Бура»-Коморовского предписывала повстанческим отрядам АК в случае освобождения Варшавы «немедленно овладеть городом. ...Очистить главные магистрали от баррикад, рвы засыпать... Баррикады и укрепления, замыкающие контролируемые АК районы, не разбирать до полного выяснения советско-польских отношений». Устанавливалось, что любое передвижение советских или польских сил через эти районы могло происходить только с разрешения командования АК, возобновляемого в каждом отдельном случае. Отряды АК, дислоцировавшиеся в лесу, из окрестностей Варшавы должны были как можно быстрее перебраться в городские районы Жолибож и Мокотув. Одновременно намечалось захватить такие важные объекты, как Цитадель и Гданьский вокзал, используя оперативную пустоту, которая должна была образоваться после ухода немцев перед приходом Красной Армии.
На основании директивы командующего АК полковник Хрусьцель на следующий день отдал соответствующий приказ командирам отдельных округов, который предполагал овладение Варшавой советскими войсками широким маневром, а фронтальные действия считал наименее вероятными. В случае освобождения Варшавы обходным маневром было приказано «захватить силами АК как можно большую территорию города... На занятой территории создать оборону, оставляя в распоряжении русских войск очищенные нами главные коммуникационные артерии... Реорганизовать резервы, подполье». В случае фронтального наступления через Вислу полковник Хрусьцель приказывал «приступить, по согласованию с советским командованием, к изгнанию немцев из Варшавы... Прочно удерживать занимаемую до того времени территорию».
Реализация этих инструкций должна была привести к созданию в узловом пункте фронта, а впоследствии в тылу Красной Армии своего рода укрепленного лагеря, территориального анклава, остающегося под властью центра, не признаваемого СССР. Хотя заранее можно было предвидеть, что армия, ведущая войну с беспощадным и все еще грозным врагом, не согласится на какое-либо ограничение свободы ее передвижения.
Аналогичную концепцию еще раньше выдвигал директор департамента информации и прессы Делегатуры правительства Станислав Каузик («Долэнга»). Его проект предусматривал сосредоточение отрядов АК, а прежде всего командования АК и Делегатуры (КРМ) в центре города, который предварительно предстояло опоясать заграждениями из колючей проволоки и создать там закрытую для советских войск и войск ПКНО территорию. Как видим, этот прожект отличался от приказа командующего АК только формой «приветствия» польских и советских войск: не баррикадами, а заграждениями из колючей проволоки.
С этим были согласны также Крайова Рада Министров и Рада Едности Народовой. В случае вступления в Варшаву Красной Армии они намеревались поименно представиться ее командованию, как информировал 22 сентября премьера Миколайчика инженер Янковский. И тут же подчеркивал: «Мы рассчитываем продержаться вместе под прикрытием войск в течение нескольких дней. Не вижу возможности, чтобы мы сами смогли распутать эту ситуацию. Поэтому считаем необходимым Ваш немедленный приезд после вступления Советов в Варшаву, но полагаем, что это должно произойти при одновременном прибытии представителей английского и американского правительств, наделенных соответствующими полномочиями».
Пока эта радиограмма дошла до Лондона, данные вопросы обсудило эмигрантское правительство. Его постановление от 22 сентября предусматривало, что если советские войска овладеют Варшавой, то Делегатура правительства и командование АК должны представиться и начать переговоры с советским командованием «в духе августовского меморандума», выдвинув следующие требования:
— восстановление на освобожденных территориях «легальной власти Правительства Республики», то есть эмигрантского правительства;
— признание АК самостоятельной армией и соединение всех ее отрядов под командованием генерала «Бура». При этом не определять отношения к народному Войску Польскому, именовавшемуся в документе «армией Жимерского», оставив это для дальнейших решений эмигрантского правительства;
— в случае удовлетворения этих требований обещать «взаимодействие в тылу врага»;
— в случае отказа их удовлетворить провести демобилизацию обнаруживших себя сил АК.
Содержание этого постановления свидетельствует о продолжении старой политической линии, включая использование методов провоцирования конфликтов. Передавая его содержание командующему АК, генерал Соснковский дополнил ее комментарием, рекомендующим оставить АК в подполье и после освобождения, а также «сохранить связь и организационные ячейки, хотя бы для сбора информации о ситуации при советской оккупации». Такого рода деятельность, как видно и в условиях продолжавшейся войны, не могла быть одобрена и неизбежно вызвала бы ответные меры.
Несмотря на разницу в тональности документов и рекомендуемых методах действий, вожаки соперничавших между собой группировок эмиграции гнули одну и ту же линию на создание конфликтной ситуации, жертвой которой пали бы те, кто им верил и подчинялся.
В свою очередь, готовясь к освобождению Варшавы, гражданские представители эмигрантского правительства в стране 22 сентября решили разделить подведомственный им аппарат на три группы:
а) те, кто остается и действует вполне легально;
б) те, кто остается, но действует нелегально;
в) те, кто скомпрометировал себя по отношению к большевикам, должны укрыться в провинции или за границей.
Таким образом, после освобождения решено было уйти в новое подполье, что, по существу, соответствовало линии, которую определил для Армии Крайовой генерал Соснковский.
Совершенно ясно, какие роковые последствия для решения польского вопроса и для сплоченности антигитлеровской коалиции могли иметь такие действия. «Разгром немцев в Варшаве был только поводом к конфронтации между освобожденной и сплотившейся столицей и советскими властями» — так коротко охарактеризовал суть этой концепции эмигрантский историк.
Как уже упоминалось, командование Красной Армии было осведомлено о намерениях буржуазных кругов в Польше и совершенно очевидно стремилось уклониться от каких-либо вооруженных столкновений с поляками. Принятые им решения о направлении для непосредственного освобождения столицы Польши 1-й армии Войска Польского объяснялись не только причинами морально-психологического порядка, но и желанием предупредить готовившийся руководством АК конфликт между АК и Красной Армией, которую обвинили бы во вмешательстве в польские дела. Речь шла о том, чтобы в рамках советской военной операции по освобождению Варшавы тактические действия по овладению городом должны были стать делом самих поляков. От этой установки отошли только в критический момент сражения 1-й армии Войска Польского за плацдармы, когда было решено перебросить для непосредственного участия в бою полк сталинградцев из 8-й гвардейской армии генерала Василия Чуйкова. Вступление именно частей Войска Польского в столицу придало бы возможному конфликту внутрипольский характер, затрудняя попытки превратить его в международный, а могло и вообще его предотвратить, так как лидерам сторонников эмигрантского правительства нелегко было бы найти в Варшаве людей, готовых к братоубийственной войне, что, впрочем, подтверждали и их собственные оценки, приводимые ниже.
Такой же была и оценка ПК НО, который обсуждал эти вопросы 15 сентября в связи с информацией генерала Жимерского о положении на варшавском участке фронта. В расчет принималось то, что после освобождения Варшавы может возникнуть состояние двоевластия и необходимость начать политическую борьбу с представителями эмигрантского польского правительства. Считалось, однако, что само присутствие четырех дивизий народного Войска Польского, которое включит отряды АК в свои ряды, разрешит эту проблему.
Предполагалось, таким образом, что отношение варшавской АК к Войску Польскому, которое освободит столицу, будет иным, чем то, которое выказывали ему некоторые элементы АК на освобожденных землях. Так, они вели агитацию против ПКНО, Войска Польского и советского союзника, саботировали мобилизацию и подстрекали к дезертирству, и все это в условиях продолжавшейся войны с Германией. Но самую психологически острую реакцию, особенно в войсках, вызвали террористические акты, и прежде всего убийство 2 сентября 1944 года коменданта районного призывного пункта в Замостье майора Юзефа Кропивницкого, бывшего офицера Батальонов Хлопских...
Инструкция Политико-воспитательного управления 1-й армии Войска Польского «К вопросу об отношении в частях и подразделениях к бывшим членам Армии Крайовой» предписывала, что задача кадров состоит в том, чтобы «преодолеть возможное недоверие, первоначальное отчуждение, помочь войти им в жизнь данного подразделения, нашего войска в целом, нейтрализуя влияние многолетней агитации, связать их идеологически с платформой польской демократии». Полное признательности отношение к сражавшимся в Варшаве повстанцам, «к тем, кто из АК, и к тем, кто из АЛ», выражалось в газете 1-й армии Войска Польского.
Инструкции, данные Армии Крайовой на случай вступления в Варшаву частей Красной Армии и Войска Польского, предписывали комендантам варшавских округов АК встречать Красную Армию «вежливо, но холодно», как «союзников наших союзников», и запрещали вступать в политические переговоры. В то же время было запрещено признавать Войско Польское в качестве законных вооруженных сил. Имелось в виду тем самым оторвать его солдатские массы от командиров и добиться их разложения. Командующий АК генерал Коморовский на заседании КРМ заявил, что он «может вести переговоры с Советами, но не будет вести их с Жимерским».
Дискредитировать народное Войско Польское в глазах поляков, свести на нет его боевой вклад в освобождение старались также в своем большинстве органы печати АК и Делегатуры. Первую информацию о присутствии польских солдат на Восточном фронте поместил орган главного штаба АК «Бюлетын информацыйны» только 17 сентября. Стоит подчеркнуть, что некоторые районные газеты АК занимали в этом вопросе иную позицию, отмечая боевые заслуги польских солдат.
Факт участия Войска Польского в боях за Варшаву в целом был известен в восставшем городе и комментировался в основном доброжелательно...
Старательно игнорировала вклад польских солдат эмигрантская правительственная пресса в Лондоне...
Вожаки эмигрантских кругов старались также преуменьшить значение советской помощи Варшаве оружием, боеприпасами и медикаментами. Одновременно преувеличивалось значение сбросов авиации с Запада, хотя с первых же минут восстания командование британской авиации выискивало всевозможные препятствия, мешающие полетам на Варшаву...
Англичане приостановили полеты после сообщения о том, что Красная Армия начала оказывать Варшаве помощь с воздуха. Последний раз крупные сбросы с самолетов, поднявшихся с британских баз, были осуществлены в ночь на 11 сентября.
Советские аэродромы в Полтаве, Миргороде и Пирятине были предоставлены американцам для челночных операций весной 1944 года. 21 июня 1944 года они стали объектом массированного налета немецких бомбардировщиков. Погибло 30 человек советского персонала и 3 американца, многие были ранены. Были уничтожены 44 американских бомбардировщика и сгорело 1500 т горючего. Эти аэродромы после восстановления были вновь предоставлены для авиации союзников 10 сентября. Уже на следующий день там приземлилось 135 американских самолетов, которые нанесли бомбовый удар по заводам бельгийского города Брюгге. Эмигрантское правительство ежедневно информировало руководство восстания об отсрочке американской помощи Варшаве в связи с отказом советской стороны принять самолеты, а когда это было разрешено 9 сентября — с плохой погодой, скрывая, что для операции Лондон — Брюгге — Полтава та же самая погода оказалась приемлемой. О планируемом американском сбросе с воздуха продовольствия для Варшавы советские военные власти уведомили генерала Берлинга, который 13 сентября приказал всем частям и соединениям 1-й армии Войска Польского обеспечить 14 сентября в 14.00 свободный пролет 100 «летающим крепостям» и 64 истребителям «Мустанг», направляющимся к Полтаве.
Но только 18 сентября 105 бомбардировщиков в сопровождении 62 истребителей сбросили над Варшавой 1284 контейнера, из которых повстанцы сумели подобрать только 228, остальные попали в руки немцев. Некоторые из них упали за советской линией фронта. По мнению эмиссара правительства Янковского, в руки поляков попало только около 15% контейнеров, «остальные пошли за Вислу или на немецкую сторону по причине неумения выполнять сбросы». Операция, таким образом, не удалась, и результатом ее стало разочарование, еще и потому, что это оказалось последней помощью с Запада до конца восстания.
Итак, провозглашаемую готовность к челночным полетам западные армии реализовали в минимальной степени. И все же, как подтверждает протокол заседания КРМ, «было решено в пропаганде сделать акцент на выдающееся значение этого рейда. Он является большим политическим успехом нашего правительства, а также его органов в стране». Во исполнение этой директивы проправительственная пресса развернула шумную политическую кампанию. Орган АЛ охарактеризовал эту акцию как «еще одну попытку обмануть общественное мнение по поводу действительного положения борющейся Варшавы» и отметил, что «посыпались большие, полные энтузиазма статьи, телеграммы благодарности, разительно отличающиеся от стыдливых, а часто откровенно злобных сообщений о советской помощи. Восторженные телеграммы генерала «Бура», вероятно, забыли упомянуть, что львиная доля сбросов попала в руки немцам».
Орган РППС в статье «Правда о сбросах» писал: «Несмотря на то, что уже 10 дней почти каждую ночь советские самолеты доставляют борющейся Варшаве большие или меньшие партии оружия, боеприпасов и продовольствия, газеты Делегатуры вначале сообщали, что это сбросы авиации западных союзников, либо упоминали о советских поставках где-нибудь в самом нечитаемом месте. Словом, старались вообще не писать о том, что Красная Армия снабжает борющуюся Варшаву». Зато после сбросов американцев «практически вся пресса Делегатуры впала в телячий восторг». Начальник БИП главного штаба АК позднее так оценил это событие: «Ожидавшийся американский сброс не оправдал надежд — настроение в войсках вновь явно упало, а население и политические круги — вновь стали склоняться к капитуляции». В подготовленной для внутреннего пользования главного штаба справке о советских сбросах сообщалось: «Каждую ночь велись хорошо нацеленные сбросы оружия, боеприпасов и продовольствия, которые, несмотря на слабую упаковку, дали повстанцам Варшавы около 230 тонн, включая 30 тонн продовольствия. Особо ценным в этих сбросах было автоматическое оружие»...
После 18 сентября никаких сбросов с Запада уже не было. Советские же сбросы продолжались до 30 сентября. Они были прекращены только после сообщения о готовности командования АК к капитуляции. Сброшенное ранее оружие досталось немцам вместе со всем оружием повстанцев.
