12-го июня со штабом я прибыл в гор. Митаву...
Все мы офицеры и солдаты высаживались здесь, в Латвии, как на родной земле, ибо каждый из нас видел, что раньше или позже все эти мелкие новообразовавшиеся «государства» будут воссоединены с Великой Россией...
/От себя: будут. Только не вами, а большевиками./
[Читать далее]Между тем латышское правительство Недры, поддерживаемое германцами, было сменено правительством Ульманиса, ориентировавшегося на Антанту. По составу своему оно было социалистическим крайне сомнительной окраски.
Латышское население тяготело к большевикам, а потому следовало ожидать ухудшения отношения с их стороны к германским войскам, а вместе с тем и к русским отрядам, связавшим свою судьбу с ними.
Кроме того можно было ожидать, что с изгнанием большевиков из Прибалтики Антанта потребует увода германских войск к себе на родину. В этом случае русские отряды были терпимее для «союзников», так как их малочисленность и зависимость от иностранцев не представляли серьезной угрозы их политике.
/От себя: то есть его благородие снова признаёт, что белые полностью зависели от своих иностранных хозяев./
Отношения между русскими и германцами устанавливались наилучшие. Мы были разочарованы двойственной игрой Антанты, затягивавшей русский кризис, в то время, как германцы, при всех тяжестях заключенного мира, окруженные врагами, готовы были всячески помочь восстановлению России.
Сближение с Россией значительно улучшило бы положение Германии, в силу чего русские отряды пользовались поддержкой германцев. По этим же соображениям Антанта вскоре стала всевозможными путями вредить нам.
Столкновение интересов, скрытая война «союзников» с Германией продолжавшаяся все время на полях России в течение всего периода гражданской войны, лежавшая тяжелым бременем на плечах добровольческих армий, особенно ясно выявилась в Прибалтийском Крае. Здесь русские отряды посягали разрушить те перегородки, которые под видом «окраинных государств» были воздвигнуты Антантой между Россией и Германией, вопреки интересам обоих государств. Здесь в Прибалтике яснее, чем где-либо и когда-либо определилась цена помощи Антанты, сводившаяся к шумным обещаниям и полному обману. Здесь на берегу Рижского залива, языком своих пушек, расстрелявших с моря русских солдат, «союзники» сказали, что независимая от их интриг Россия — их враг.
Я понимал цену помощи Антанты и Германии и предпочел последнюю. Я знал, что встречу отрицательное отношение со стороны многих русских, сохранявших верность — искренно ли, по необходимости ли — Антанте и потому был готов, что в мою голову полетят тучи камней, но я глубоко верил, что коммунизм мы сбросим лишь при поддержке Германии, которая единственная заинтересована в восстановлении Великой России. Еще в 1918 г. в Москве существовавший тогда «Правый центр», возглавляемый В. И. Гурко, при участии князя Г. Н. Трубецкого, П. Б. Струве и др. а также поддерживаемый в скрытой формк А. В. Кривошеиным, выявлял твердую позицию — обратиться к помощи германской армии для установления порядка в России, ибо союзники нам изменили и руководствуются исключительно эгоистическими расчетами, нимало не заботясь о нас. Это показательно: дипломатические миссии союзников, в то время еще что-то делавшие в большевистской России перед своей ликвидацией, очевидно вели такую линию, что от них отшатнулись и по ту сторону наших добровольческих начинаний...
Контрразведывательное отделение с первых же дней приступило к розыску… в результате чего несколько большевистских агентов были арестованы, судимы и приговорены к смертной казни...
В конце июля Антантой был предъявлен Германскому Правительству ультиматум: войска генерала графа фон-дер-Гольц должны покинуть Прибалтику к 20 августа, в противном случае Антанта угрожала блокадой Германии.
Германское правительство согласилось выполнить требование «союзников» и отдало приказ об оставлении Прибалтики к указанному сроку, угрожая всех не подчинившихся приказу объявить дезертирами и исключить из числа германских подданных.
Однако германское Командование оккупационных войск ответило правительству, что солдаты «железной дивизии», не выполнят приказа, так как латышское правительство за изгнание большевиков из края обещало наделить их землею, и они будут настаивать на выполнении данного обещания...
В том благородном порыве, который соединил нас для борьбы с мировым преступлением, германские добровольцы встали на недосягаемую высоту и были единственными из культурных народов, предложившими вполне искренно нам русским свою помощь.
В то время, когда наши «союзники» в Сибири, на юге и севере России распродавали оптом и в розницу русское достояние и играли жизнью наших геройских сынов… германские добровольцы предложили нам самую ценную братскую помощь — они разделили с нами тяжесть борьбы и отдали нам свою жизнь...
По мере роста сил корпуса возникала необходимость определить, где именно он может быть применен для борьбы с большевиками. Вопрос не был бы сложен, если бы не отрицательное отношение Антанты к нахождению в отряде германских частей и не предъявление ультиматума Германскому правительству. Вмешательство французов и англичан готовило ряд неожиданностей...
Отношение, проявленное на юге к поручику Лейкарту, было недружелюбным — там не одобряли сотрудничества с немцами, у которых в свое время брали все, от оружия до продовольствия включительно. Контрольные глаза «союзников» следили за каждым словом и каждым шагом генерала Деникина...
26-го августа в Риге с целью создания единого антибольшевистского фронта было созвано военное совещание.
…вошел А.И. Гучков и сообщил, что генерал Юденич на совещание не приедет. Я был очень удивлен, ибо на этом совещании должны были решаться вопросы первостепенной важности и генерал Юденич, как Главнокомандующий, безусловно должен был присутствовать. Его отсутствие было вызвано какими-то внешними причинами и я здесь лишний раз имел возможность убедиться, что генерал Юденич находится в полной зависимости от «союзников»...
Союзники старались поссорить латышей и литовцев с моими войсками... Антанта видела, что наша армия вместе с германскими добровольцами представляла грозную силу и могла иметь, благодаря бескорыстной помощи германцев, решающую роль при победе над большевиками, что противоречило интересам союзников.
Генералу Юденичу было доложено, что… по долгу порядочности и чести я должен был бы возвратить все взятое у германского командования, ибо нельзя чужими руками загребать жар, а тем более для Антанты, эксплуатирующей все и всех. Кроме того я точно учел следующее: германские офицеры и солдаты в составе 52 тысяч по требованию Антанты должны были быть исключенными из состава Западной армии, а из оставшихся русских офицеров и солдат нашлось бы немного охотников ехать на Нарвский фронт, где все было неопределенно и ненадежно, начиная с еды и кончая тылом. Доказательством этому может послужить тот факт, что после прочтения знаменитого приказа полковником Приосингом из всего состава моей армии изъявило желание отправиться в Нарву только два прапорщика. Чины моей армии прекрасно знали, что солдаты Северо-западной армии оборваны и голодны, получая 1/4 фунта сала и один фунт муки, которую они получали на руки каждый отдельно и не имели возможности испечь себе хлеб. Все эти сведения поступали к нам от перебегавших к нам изнуренных солдат. Санитарные условия были также ниже всякой критики, в чем мы убедились впоследствии, при так называемой ликвидации Северо-западной армии, когда там от всевозможных эпидемий и главным образом от сыпного тифа погибло много тысяч людей.
Большинство этих несчастных похоронено в эстонских лесах, но среди их одиноких могил нет ни одной генеральской или политического деятеля, ибо все эти злополучные вершители судьбы Северо-западной армии своевременно уехали за границу, бросив на произвол случайности доверившихся им людей. Многие из них проживают ныне вполне благополучно во «враждебной» Германии, за совместную работу с которой они так старательно обливали меня грязью.
Генерал Юденич не верил тогда в помощь германцев против большевиков и настаивал на переводе Западной Армии в Нарву, где англичане будто бы снабдят ее всем необходимым. Полковник Чесноков, возражая, доложил, что я более месяца тому назад предлагал Антанте взять на себя снабжение моей армии всем недостающим и тем самым оказать мне помощь для скорейшего сформирования армии и впоследствии дважды повторял свою просьбу, но ответа на свои обращения не получал. Генерал Юденич указывал, что германцы насадили у нас большевизм и погубили гетмана Скоропадского; полковник Чесноков ответил на это, что Командующий Западной Армией не может считаться с тем, что было сделано во время войны германцами, когда они были нашими врагами, что же касается падения гетмана Скоропадского, то оно произошло во время отхода германцев из Малороссии и явилось результатом вероломной политики французских представителей в Одессе...
…полковник Приосинг отправился в гор. Митаву. По приказанию генерала Юденича он, при необычной для отдачи оперативных приказаний обстановке, прочел перед построившимися офицерами и солдатами Штаба Армии следующий приказ.
Приказ корпусу имени графа Келлера, 27-го сентября 1919 г. гор. Рига
№21
Северо-западная армия четыре месяца дерется с большевиками в неравном бою, дралась голая, голодная, без денег, плохо вооруженная и часто без патронов, жила тем, что отбивала от красных. Теперь эта доблестная армия получила все: вооружение, снаряжение, обмундирование и деньги.
Вы тоже были в бедственных и тяжелых положениях, но эти четыре месяца Вы не были в сплошных боях. Вы одеты, обуты, исправно получали жалованье, имели продовольствие и вооружение.
Северо-западная армия зовет Вас к себе, ждет с нетерпением. Она верит, что Вы придете, что Вы ей поможете, что Вы нанесете тот жестокий удар, который сокрушит большевиков под Петербургом.
Вы вместе с Северо-западной армией возьмете Петербург, откуда соединенными усилиями пойдете для дальнейшего освобождения Родины...
Приказываю: сейчас же всем русским офицерам и солдатам выступить в Нарву под командою Командующего корпусом и оправдать надежды нашей исстрадавшейся Родины.
Главнокомандующий войсками Северо-западного фронта генерал от инфантерии Юденич.
Для выполнения вышеизложенного приказа мне был дань десятидневный срок. Обострение наших отношений, благодаря вмешательству Антанты и ошибок генерала Юденича, было вынесено на улицу. Оперативный приказ отдавался не начальнику, как это принято во всех армиях, а быль прочитан полковником Приосингом непосредственно офицерам и солдатам в присутствии многочисленной публики... Конечно печать не замедлила использовать эту гласность и уже на следующий день газеты пестрили самыми уродливыми комментариями — и к приказу и к приезду генерала Юденича в Ригу.
В одной из газет была помещена статья под заголовком: «Ленин, Авалов и Митава». Под этим заголовком были не менее сенсационные новости.
«В пятницу вечером в Митаве в русских частях распространился слух, что в Москве произошли важные события: Ленин издал приказ об аресте Троцкого, но Троцкий сам арестовал Ленина. Поэтому в Москве происходят беспорядки…»
Суммируя все вышеизложенное надо удивляться политической близорукости генерала Юденича и его помощников. Нечестная игра «союзников» была так ясна, что не требовала пояснений, но однако генерал Юденич прошел мимо этой интриги, упорно ее не замечая даже тогда, когда я и мои сотрудники вполне определенно и обосновано докладывали ему о положении в Курляндии. Он считал себя вправе больше доверять английской миссии, чем русским офицерам, выразившим свое желание бороться за спасение своей Родины. Неужели генералу Юденичу было не ясно, что «союзники», настаивая на подписании… приказа, имели в виду свои вполне определенные цели, которые далеко не соответствовали интересам русского антибольшевистского движения. По-видимому это было так, ибо он безропотно подписал продиктованный английской миссией приказ моему корпусу и наивно думал, что действует в интересах России. Я мог бы понять его действия, объяснив их полною зависимостью от «союзников»... Ведь надо было понимать, что различие наших ориентаций было невыгодно лишь для «союзников».
Кроме того он должен был сознавать, что, если «союзники» заставили его подписать подобный приказ, то одновременно и я был обязан считаться с моими союзниками-германцами.
В приказе генерал Юденич пишет: «Вы обуты, одеты, исправно получали жалованье, имели продовольствие и вооружение», но он не упоминает о том, что все это было дано не «союзниками», а германцами. С этим он не хотел считаться и думал, что поступает правильно, равняясь в данный моменте на сильнейшего. Он также совершенно равнодушно отнесся к тому, что «союзники» не пропустили моей армии на Двинский фронт, где я, при бывшем тогда положении, мог бы принести наибольшую пользу для нашего общего русского дела. «Союзники» это сознавали и неоднократно мне это высказывали, но они были против такого движения, так как оно происходило бы совместно с германцами, что конечно совершенно не устраивало их.
Генерал Юденич, как русский патриот должен был бы разобраться в положении и точно отделить все, что относится действительно к русским интересам и что к «союзным». Ведь было бы наивно думать, что в тот момент наши интересы были тождественны.
«Союзники» умышленно потребовали от него признания меня, как командующего всеми отрядами в Курляндии и Литве, исключительно для того, чтобы при посредстве генерала Юденича, моего прямого начальника, взять меня в свои руки и заставить таким путем выполнять их веления. Они надеялись таким образом вывести мои войска из Прибалтики и оторвать меня от моих друзей германцев. Получив этот приказ Юденича о признании меня командующим Западной Армией, я подчинился ему, надеясь, что он, как русский генерал, поймет меня, борющегося так же, как и он, против общего врага, но оказалось совсем наоборот. Генерал Юденич подчинил русские интересы требованиям «союзников»...
Юденич… сделался сам орудием борьбы со мною «союзников», чем только еще более затруднил мне достижение моих целей. «Союзники» вполне ясно сознавали, что моя армия, с непрерывно поступающими пополнениями в лице русских и германских добровольцев, выйдя на Двинский фронт, сыграет решающую роль в борьбе с большевиками и положит конец их господству. Однако это не входило в планы англичан, которые умышленно затягивали гражданскую войну в России, не желая восстановления в ней ни порядка ни законного правительства; они вполне определенно творили свое злое дело расчленения Российской Империи и все, что было против их планов, уничтожали самым бесцеремонным образом...
Положение, созданное приказом генерала Юденича, было для меня очень тяжелым. …теперь, когда все достигнуто и армия, грозная по своей численности и по духу, готова была исполнить свой долг, одним росчерком пера генерала, слепо выполнявшего веления англичан, все это должно быть разрушено...
Так вот к чему меня привело подчинение генералу Юденичу: я нашел в нем не защитника русских интересов, а помощника англичан в их борьбе против меня...
Сложность создавшегося положения побудила меня 4-го октября отправить генералу Деникину следующий доклад:
«…Необходимо указать, что настроение эстонцев, латышей и литовцев не в нашу пользу. Стремление к демократическому сепаратизму берет верх, последствием чего, ради достижения этой цели, является факт начала переговоров правительств Эстонии и Латвии с большевиками, в целях, какой бы то ни было ценой, добиться достижения своей заветной мечты.
Элемент большевизма в этих краях усиливается и все яснее и острее вырисовывается враждебная по отношению к русским войскам тенденция...
Литва, хотя и непричастная к мирным переговорам с большевиками, держится по отношению к нам также крайне недружелюбно и преследует исключительно свои интересы...»
/От себя: а чьи же интересы она должна была преследовать? Это вы воевали за интересы интервентов, а прибалты поумнее вас оказались./
Отправляя этот доклад генералу Деникину, я надеялся, что он обратит на себя внимание и послужит той нитью, которая свяжет все антибольшевистские организации в одно нераздельное целое, без различия их ориентаций и способов борьбы против общего врага. Однако на деле оказалось совсем иначе и генерал Деникин… ничего лучшего не мог придумать, как написать на моем докладе резолюцию: «К черту Авалова с немцами»...
События в Прибалтике развивались ускоренным темпом. Латышские войска… стали проявлять активность, нападая ежедневно на русские посты... Граф фон-дер-Гольц просил англичан для предотвращения нападений со стороны латышей и эстонцев на эвакуирующиеся с громадными затруднениями германские и прикрывавшие их русские части содействовать отводу эстонских войск на линию Лемзаль—Венден—Лубанское озеро, а латышские войска, за исключением сторожевых частей, за реку Двину...
Генерал Берт не счел нужным ответить на это письмо...
6-го октября я обратился к премьер-министру временного латышского правительства с телеграммой…
Ответа, как на обращение графа фон-дер-Гольца, так и на мою телеграмму не последовало...
/От себя: сразу видно - уважали беляшей./
11-го октября утром была получена радиотелеграмма…:
«Вы не исполнили ни одного из моих приказаний о переводе Ваших войск в Нарву. Вы открыли военный действия, не испросив на то разрешения, напав на латышей.
Я исключаю Вас и все Ваши части из состава Северо-западной армии и объявляю Вас изменником России. Кто остался верен своему долгу — пусть обратится в английскую миссию для отправки его в Нарву. Генерал Юденич»…
Если генерал Юденич по политическим соображениям не мог поддержать меня и совместно с моей армией покончить навсегда с интригами новых республик, то он по крайней мере должен был воздержаться от открытого обвинения меня в преступлениях, которые могли быть таковыми только в глазах английской миссии и изменивших России новых правительств Латвии и Эстляндии.
…мне очень хотелось бы услышать теперь от генерала Юденича сознает ли он свою ошибку или же до настоящего времени убежден в правоте своих действий. Кроме того интересно было бы установить на чем основывались его офицеры, когда передавали мне, что его приказы для меня не обязательны, так как они пишутся по требованию англичан...
Генерал Юденич, чтобы поднять себя в глазах союзников и поддержать свое реноме среди латышей (ему мало было объявления меня изменником), подарил латышам две батареи, которые вскоре были выставлены на позициях, открыв огонь по моим батальонам. Думал ли генерал Юденич, посылая орудия восставшим латышам, как подарок, что он подкрепляет именно тех, сыновья и братья которых в Москве расстреливали в подвалах русских людей и совместно с китайцами были оплотом Ленина и Троцкого.
Русскими руками лить кровь русских же для них было выгодно, а посылка подарка генералом Юденичем было безусловно изменническим действием, а потому имело основание имя изменника отнести по адресу самого генерала Юденича...
Пресловутый английский полковник Таллантс, на которого была возложена союзниками миссия создания прибалтийских государств, обратился к командиру английской эскадры и последний приготовился к боевым действиям против моих войск. Союзники не допускали, что кто-либо мог пойти против их действий, хотя бы и явно незаконных.
После приведенной мною телеграммы командующему английскими морскими силами, в Усть-Двинск прибыл английский офицер удостовериться — действительно ли крепость занята русскими, он был гостеприимно принят командиром 1-го батальона 1-го Пластунского полка капитаном Кавелиным, пил чай вместе с русскими солдатами и, пробыв некоторое время, дружески распрощавшись, уехал. Через 1/2 часа с военных судов «союзников», стоявших в устье Двины, был открыт огонь по батальону. Батальон был наполовину уничтожен.
…22-го октября мною… было отправлено письмо на имя Главнокомандующего Польской армией, в котором я разъяснял цели борьбы Западной добровольческой армии и предлагал заключить союз против большевиков; я просил, кроме того, командировать в нашу армию военную миссию для ознакомления с положением...
Затем еще 13-го октября мною была отправлена Польскому Правительству радиотелеграмма, в которой я заверял в отсутствии у Западной добровольческой армии какой бы то ни было враждебности к Польше и предлагал также заключить соглашение для общей борьбы против большевиков...
Между тем события на латышском фронте развивались и начали принимать ожесточенный характер.
…начальник французской дипломатической миссии Дюпаркэ прислал мне следующую радиотелеграмму:
«Уже в течение 12-ти дней Вы бомбардируете беспрестанно Ригу — открытый город, несмотря на то, что Вы знаете, что Ваши снаряды предназначены не для латышских солдат, а для женщин и детей и мирного населения, которое чувствует, что Вы его убиваете. Это меня не удивляет, так как раз, став изменником, Вам недалеко до убийцы. Зато столице около Вас советники не должны были бы забывать ... (пропуск) ... ожидающие Вас в один прекрасный день захватят Вас всех за шиворот».
Французский дипломат перещеголял даже латышского генерала Симансона в деле площадной ругани... Однако мне была понятна ярость зазнавшегося второстепенного французского дипломата, который под защитой своей страны «победительницы» уютно устроился в Риге и занимался мирными «гешефтами», заключавшимися в покупке у латышей краденого русского имущества. По мнению честных латышей, бывших свидетелями его политической деятельности, Дюпаркэ, дело расхищения добра Российского государства организовал довольно умело...
Пока я стоял перед выходом на фронт, угрожая Петербургу и Москве, шли и на юге удачные операции. Союзникам это было бельмом на глазу; ряд событий вывел мою армию из колеи осуществляемых задач, и на юге наступательные действия генерала Деникина приостановились, а вскоре и совершенно южный фронт был ликвидирован...
Западная армия в целом представляла из себя грозную силу, которая при удачно сложившихся обстоятельствах могла бы нанести решающий удар большевикам. Нужно пожалеть, что Антанта так безрассудно помешала этой силе выйти на большевистский фронт, ибо, при обстановке того времени, выступление моей армии сыграло бы решающее значение...
/От себя: ох уж эта Антанта! Если бы не она, то беляши большевикам показали бы!/
Мысль о поселении в Прибалтике или в России была так сильна, что германцы не хотели и думать об уходе и, будучи далеки от политических интриг, они не понимали и не находили объяснений для предъявленных к ним требований.
/От себя: действительно, что за глупые требования – уходить из чужой страны?/
Среди добровольцев были и те, которые были недовольны положением своей родины после Версальского мира и ждали помощи от русских патриотов. Они верили, как и мы, что появление свободной от большевизма России вызовет пересмотр Версальского договора...
/От себя: и снова всё логично – свободная от большевизма Россия воевала против Германии, значит, после поражения последней она выступит против своих союзников./
В первых числах октября латыши стали проявлять большое оживление на фронте. Их разведчики каждый день появлялись перед нашими окопами, переходя демаркационную линию и открывая огонь по нашим постам...
Ввиду всего этого я обратился 7-го октября к Латышскому правительству с требованием принять срочные меры для обеспечения моего тыла, ибо часть моей армии уходила на большевистский фронт. В ответ на это мое требование латыши на следующий день утром перешли в наступление и сбили мои передовые части...
/От себя: и вновь нельзя не восхититься логикой белогвардейцев: требовать от враждебных войск обеспечения безопасности своего тыла – верх здравомыслия./
На военном совещании в Митаве по этому поводу я вполне определенно высказался за продолжение наступления и за занятие гор. Риги...
Мой взгляд не был поддержан Совещанием. Члены совещания единогласно высказались, что факт занятия Риги будет истолкован латышами и другими народностями Прибалтийского Края как угроза их политическому состоянию и, тем самым, вредно отразится на ходе мирных переговоров...
/От себя: и снова поразительная проницательность!/
Прикрываясь огнем судовой артиллерии, латышские банды отбивались от наступающего отряда храброго гауптмана Плеве, который вскоре ворвался в крепость. Здесь он был встречен английскими штыками. Из этого ясно видно, что «союзники», не давая для борьбы с большевиками ни одного своего солдата, в борьбе за свои интересы (создание Балтийских республик) не задумываясь высылали их в бой.
