Владимир Александрович Кухаришин (kibalchish75) wrote,
Владимир Александрович Кухаришин
kibalchish75

Category:

Борис Кандидов о японской интервенции

Вскоре же после Октябрьской революции один из сотрудников французской военной миссии, полковник Пишон, служивший в секретном отделе генерального штаба, получил задание обследовать Сибирь, чтобы наметить конкретный план интервенции. Выполнив это поручение и составив докладную записку для представления «по начальству», полковник Пишон закончил ее следующими многозначительными словами:
«...На нашей стороне силы и деньги: это — лучшее аргументы, при помощи которых можно всего достичь».
[Читать далее]
Эти откровенные слова французского шпиона можно с успехом взять эпиграфом к истории японской интервенции в 1918—1922 гг. Используя все средства, не гнушаясь никакими мерами, в течение четырех с лишним лет японские империалисты хозяйничали на территории нашего Дальнего Востока. Огнем и мечом они подавляли революционное движение, замучили и расстреляли десятки тысяч рабочих и крестьян, поднимавших знамя борьбы с белогвардейцами и оккупантами. Именно капиталистическая Япония играла руководящую роль в долголетней и кровавой истории интервенции на Дальнем Востоке. Уже после ухода чехословацких, американских, английских, французских и сербских войск японские интервенты не пожелали очистить нашу страну, и лишь в конце 1922 г. им пришлось ретироваться. А северный Сахалин был освобожден только в 1925 г.
В многочисленных декларациях, объявлениях, нотах и воззваниях японского правительства и военного командования неизменно указывалось, что Япония питает самые «искренние и дружеские чувства» к населению Дальнего Востока, что японские войска действуют «во имя справедливости» и «в целях поддержания порядка». Неоднократно заявляли, что японские войска не намерены «вмешиваться в вопрос о политическом устройстве России» и т. д. и т. п. В этих документах многократно говорилось, что Япония не стремится к каким-либо территориальным захватам.
Все эти заявления и утверждения являлись не чем иным, как самой наглой ложью и обманом. Лицемерные речи прикрывали грабительские вожделения...
Весьма многие авторы из враждебного нам лагеря… подтверждают захватнический характер действий японских империалистов. Начальник английского экспедиционного отряда в Сибири, полковник Джон Уорд, указывал, что притязания Японии «были всецело территориального свойства, каковыми без сомнения они и остаются». В виде примера японской политики полковник Уорд сообщает следующий факт:
«При высадке своих войск во Владивостоке Япония представила командующему областью через своих дипломатических агентов ряд предложений, которые отдавали под ее контроль русские приморские области... Первое предложение состояло в следующем: Япония обязуется уплатить командующему 150 000 000 руб. (по старой валюте), взамен чего последний должен подписать соглашение, предоставляющее Японии владение всеми береговыми и рыбными правами вплоть до Камчатки, вечную аренду Инжильских копей и все железо (исключая принадлежавшего союзникам), находящееся во Владивостоке.
Командующий оказался в этом деле честным человеком, так как сообщил в своем ответе, что он не представляет собою русского правительства и не может подписать акта, отчуждающего собственность или права России, как это предлагается Японией. Ответ последней был краток и достаточно красноречив: «Берите наши деньги и подписывайте соглашение, а риск относительно законности поделим пополам».
Действовали, как видим, дубьем и рублем.
Дипломатическая переписка колчаковского правительства тоже свидетельствует о подлинных стремлениях японского империализма. В «совершенно доверительном» письме от 29 сентября 1918 г., за № 773, посланном из Токио в Омск с подполковником Ассановичем, колчаковский посланник Крупенский давал оценку японских стремлений.
«Стремления эти, — писал Крупенский, — доходят несомненно до планов захвата Китайско-восточной жел. дороги и нашего положения в Северной Манчжурии и Монголии, а также весьма вероятно и мысли о полном отделении от России Сибири с привлечением последней в сферу влияния Японии».
…еще с лета 1917 г. японские милитаристы начали вести подготовительную работу.
Комиссар Временного правительства Русанов телеграммой за № 324/1738 от 17 июля сообщал, что, по сведениям начальника контрразведки, во Владивосток из Кореи прибывает большое количество японских жандармов и агентов секретной полиции под видом рабочих и лиц разных профессий. В другом сообщении, от 1 июля 1917 г., имеется информация, что японское правительство предполагает организовать во Владивостоке отделение «Общества запасных».
После Октябрьской революции свои оккупационные планы японские империалисты развертывают в широком масштабе. Первые японские крейсеры вошли во владивостокский порт в ноябре 1917 г., и 14 января 1918 г. еще один японский крейсер вошел во владивостокский порт 4 апреля. С целью создать благоприятный повод во Владивостоке было инсценировано провокационное нападение на контору японского купца Исидо и убито два японца. Воспользовавшись этим предлогом, на следующий день, 5 апреля, японское командование высадило десант, якобы «для защиты жизни японских подданных». На самом же деле нападение на контору Исидо было подстроено японскими агентами...
Контрреволюционное движение чехословацких войск, подкупленных империалистами Антанты, привело к захвату сибирской железнодорожной магистрали. 29 июня 1918 г. город Владивосток был занят ими. Японские войска помогали чехословакам. 4 августа во Владивостоке был высажен союзный десант японских, американских, английских, французских и итальянских войск. В общем же японских войск было высажено до 100 000.
Японские интервенты и их белогвардейская агентура заняли важнейшие города и стратегические пункты Приморья, Приамурья и Забайкалья. В район Забайкалья японские войска вступили 26 сентября 1918 г.
«... Продвижение японских войск к Благовещенску — это путь, политый кровью и усеянный трупами русского населения Амурской области... Японское командование самым жестоким образом расправлялось с населением, расположенным по пути следования японских отрядов. Целые деревни сжигались японцами дотла, а население умерщвлялось по одному подозрению в большевизме...».
Занятые местности японские империалисты считали «своими». В Японии на площадях городов вывешивались огромные плакаты с изображением материка Азии, на котором японскими флагами отмечались занятые японскими войсками города. Полковник Уорд в своих воспоминаниях рассказывает, что японские офицеры требовали, чтобы на вагонах английского военного поезда не вывешивали английского флага. При этом заявляли, что они «считают оскорблением для Японии каждый флаг, кроме их собственного, развевающийся в Манчжурии и в Сибири.
Перед отправлением японских войск проводилась обработка солдат, чтобы внушить им беспощадную ненависть к коммунистам. Тов. Серышев, один из руководителей партизанского движения на Дальнем Востоке, рассказывает, что японское правительство снабдило каждого солдата книжкой-памяткой, в которой, кроме сотни-другой русских слов, были обозначены и политические партии в России, начиная с эсеров и меньшевиков, кончая большевиками. Против слова «большевик» стояло: «подлежит уничтожению». В этой памятке, как свидетельствует т. Яременко, слово «большевик» объяснялось, как «вор» и «разбойник».
Рассчитывая укрепиться на Дальнем Востоке всерьез и надолго, японское командование разослало по Дальнему Востоку военно-топографические партии, работавшие под охраной военных отрядов.
«При этом, — пишет т. Бузин, — к составляемой карте прилагались подробные описания характера местности, ее флоры и фауны, всех особенностей времен года, количества населения, его национального состава, рода занятий, системы жилых построек, количества материальных ценностей, средств передвижения, водоснабжения и т. д. Офицер охраны однажды, вынув шашку и показывая ее русским собеседникам, рассказывал, как он рубил ею «борсука» (большевиков) в переяславском и святогорском районах, когда там была их экспедиция в начале лета 1919 года, вместе с калмыковцами...
В экспедициях по русским селам японцы отличались особенной бесцеремонностью. Заходя в деревни, японские солдаты зачастую говорили: «наша хозяина, тебe молчи» и, приставляя штык к груди сопротивляющихся, забирали любое количество необходимых им продуктов, главным образом кур, яиц, молока. Японское офицерство требовало, чтобы русские крестьяне снимали перед ними шапки и кланялись при встречах (был даже курьезный приказ на этот счет японского командования, развешанный по станциям и селениям Спасского района). Под постой своих штабов и для солдат японцы всегда занимали лучшие в селах дома, школьные и другие общественные здания, где обычно после их ухода нельзя было найти в целости ни школьных библиотек, ни приборов физических кабинетов, ни коллекций, да и здания настолько загаживались и разрушались, что без капитального ремонта они были непригодны к жилью…».
Отношение японских интервентов к рабочему и крестьянскому населению было отношением наглых завоевателей и захватчиков. Крестьянское имущество подвергалось систематическим реквизициям. Отнимали скот, овощи, хлеб, заставляли в порядке принудительной повинности перевозить войска, избивали женщин и детей.
Стремясь укрепить свое господство, японские интервенты использовали систему политического сыска и самого свирепого террора.
«... Японцы, — читаем в брошюре дальневосточного отдела ИККИ, — развернули сложную сеть шпионажа, или, как японцы называли, «секретную разведку среди русских». Им удалось завербовать на свою сторону ряд отъявленных контрреволюционных негодяев, при посредстве которых японцы собирали подробнейшие сведения о жизни населения, о деятельности отдельных лиц и групп. Одного какого-нибудь доноса достаточно было для того, чтобы все заподозренные подверглись жестокому наказанию, истязаниям и в конце концов — расстреливанию. Излюбленным приемом японских оккупационных властей была провокация».
Жестокие расправы с революционерами происходили открыто. Интервенты не стеснялись. 26 марта 1919 г. в гор. Благовещенске по распоряжению японского командования из тюрьмы было взято 17 революционеров. Японский офицер заявил, что арестованных берут для отправки на Сахалин в качестве заложников, чтобы местные большевики не выступили против оккупации. На самом же деле их вывели за тюрьму, к ямам, где летом копали глину. Здесь японские жандармы и солдаты напали на связанных и безоружных: рубили шашками, расстреливали. Один из арестованных бежал с места расправы, но все же погиб, так как японский патруль заметил его при перелезании через забор. Штыками сняли с забора и убили. Из всех 17 спасся один товарищ Повилихин. Раненый, весь в крови, после ухода японских солдат он выбрался из груды трупов и спасся у знакомых.
Японское командование давало официальные директивы об уничтожении коммунистов…
В своей оккупационной политике японское командование широко использовало местных белогвардейцев: в первую очередь близкая связь была установлена с атаманами Семеновым и Калмыковым...
Что же касается отношения к колчаковскому правительству, то здесь японское правительство и командование вели двойную игру. С одной стороны, Колчаку оказывали содействие отправкой оружия и подавлением революционного движения на Дальнем Востоке, и с другой — поддерживали атамана Семенова, который одно время не признавал власти Колчака. Бандит Семенов был агентом японского командования и выполнял все директивы японского правительства...
Характерным фактом провокационной деятельности японских империалистов являются события в Николаевске на Амуре... Заняв город, японские войска производили реквизиции и жестокие расправы с населением. В январе 1920 г. партизаны заняли крепость Чныррах, вблизи города, и обратились к японским войскам с мирным предложением.
Три раза партизаны посылали парламентеров. Японское командование жестоко расправлялось с ними. Тов. Сорокин, первый парламентер, был убит, а г. Орлов умер после долгих пыток. У него выбили оба глаза, всю спину изрезали ножами, ноздри сожгли раскаленным железом. Все же в конце концов перемирие было заключено, и партизаны вступили в город. Белогвардейцы были разоружены, а японские войска заявили о своем «нейтралитете».
Японское командование решило «взять реванш». В 3 часа ночи с 11 на 12 марта японские войска неожиданно напали на партизан и подожгли дом, где помещался партизанский штаб. Бой продолжался в течение четырех дней, и все же партизаны одержали победу.
Вот это-то событие японский генеральный штаб впоследствии широко использовал, заявляя, что якобы партизаны неожиданно напали на японцев. События в Николаевске на Амуре были использованы как предлог для дальнейшей оккупации края.
Историческим примером подлой и предательской политики японского командования являются события 4—5 апреля 1920 г. Нужно иметь в виду, что в конце 1919 г. — в начале 1920 г. части Красной армии разбили колчаковские банды. 7 февраля 1920 г. в Иркутске, по приговору Военно-революционного комитета, был расстрелян адмирал Колчак. На Дальнем Востоке начался новый подъем партизанского движения. Белогвардейцы терпят поражения. Ряд городов был занят партизанскими войсками. В феврале 1920 г. во Владивостоке образовалось Временное правительство с преобладанием коммунистов.
Создавшаяся обстановка мешала грабительским стремлениям японских интервентов. Американские, английские, французские и сербские войска уехали. Японское правительство заявило, что в интересах охраны «порядка» японские войска должны остаться на Дальнем Востоке. Во Владивостоке были высажены новые отряды японских оккупационных войск. Эти войска заняли важнейшие стратегические пункты. Был сделан ряд провокационных попыток создать эксцессы, чтобы иметь предлог для нападения на партизанские части. Эти попытки не удались. 4 апреля, в 5 час. дня, было подписано соглашение, удовлетворившее ряд требований японского командования. Однако вечером этого же дня японские части в г. Владивостоке начали нападение. Помещения областной земской управы, военного совета, штаба войск, вокзал, казармы и т. д. после обстрела были атакованы японской пехотой, заняты, и на них вывесили японские флаги.
Неожиданное нападение японских поиск имело место и в других городах: в Н. Уссурийске, Хабаровске и т. д. Все было выполнено по общему плану. Японская военщина творила расправу без всякого стеснения. В это время были расстреляны и сожжены тысячи людей. Партизанский вождь т. Лазо был арестован японцами, передан белогвардейцам и сожжен в паровозной топке. С наибольшим размахом свирепствовали интервенты в Хабаровске. Значительная часть этого города превратилась в пепелище. С особенной ненавистью расправлялись японские милитаристы с корейцами. Окраина Владивостока — корейская слободка — была дана на форменный погром и разграбление...
Оккупационные планы японского империализма можно видеть на примере событий в Сахалине. Захватив Сахалин в 1920 г., японское командование ввело свое военно-административное управление, были объявлены карательные законы, захвачены рудники, установлен контроль над рыболовством и т. д.
В дальнейшем в течение еще двух с лишним лет японские оккупанты поддерживали такой же «порядок». Окровавленным штыком они писали историю Дальнего Востока. При их помощи и неизменной поддержке пришли к власти белогвардейские «правительства», сначала братьев Меркуловых, а после генерала Дитерихса. Разоружая партизанские части, японское командование передавало оружие белогвардейцам, японские войска сжигали села, грабили наши богатства...
В конце концов в октябре 1922 г. японские войска должны были убраться, и последний город, где они господствовали — Владивосток, был занят Красной армией. Японские интервенты перед своим уходом вновь показали свое лицо. Богатейшие склады военного снаряжения были переданы манчжурскому диктатору Чжан-Цзо-Лину, запасы пороха и замки от орудий бросили в бухту. Крепостные сооружения были взорваны. Но это не изменило событий.
Мы победили.

Tags: Белый террор, Гражданская война, Интервенция, Япония
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Comments allowed for friends only

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments