В истории гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке крупную роль сыграла так называемая атаманщина. В первую очередь здесь надо назвать японского агента, читинского «царя и бога», атамана Семенова, чье имя до сих пор с чувством глубокой ненависти помнят забайкальские рабочие и крестьяне. Но не только они. Семенов «прославился» на всю Сибирь.
Его история, как рассказывает т. Серышев, бывший командующий дальневосточной армией амурского направления, вкратце такова:
«Заурядный казачий есаул… после Февральской революции попадает в Питер… в качестве делегата от казачьего войска.
[Читать далее]Во время предпарламента будущие атаманы были командированы Керенским в пункты казачьих скоплений для вербовки казачества против большевиков в случае, если последние попытаются захватить власть. Дутов направился в Оренбург, Семенов, Унгерн и Калмыков — на Дальний Восток... Пробравшись в Харбин, Семенов начал вербовку всех, кто считал себя обиженным большевиками. В короткое хвремя имя Семенова стало осью, вокруг которой завертелись грандиозные планы харбинских «возродителей единой России». В Харбине не было недостатка в так называемых представителях союзных стран с карманами, полными золота, кои усиленно искали авантюристов для борьбы с советской властью. В числе этой почтенной компании был и агент французкого правительства П. Буржуа, который и остановил свой выбор на Семенове, снабдив его деньгами для организации «особого манчжурского отряда». С этим-то отрядом, укомплектованным из разных племен, Семенов в марте 1918 г. выступил из пределов Манчжурии на борьбу с советской властью.
С первых шагов своего правления Семенов, поощряемый японскими инструкторами, ввел институт застенка со всеми атрибутами средневековой инквизиции. Главными мастерами «заплечного дела» Семенов назначил следующих лиц: 1) барона Тирбаха, человека звериной свирепости, начальника карательных отрядов и страшных бронепоездов; под его же непосредственным ведением находился и ужас всего Забайкалья — Макавеевский застенок; 2) полковника Сипайло, расстрелявшего и замучившего сотни революционных работников. Последний пользовался особой благосклонностью Семенова. Целые эшелоны с пленными красноармейцами, следующие в Приморье в концентрационные лагери, целиком уничтожались из пулеметов бронепоездов. В Троицко-савских казармах было застрелено до тысячи подозреваемых в большевизме...
Имея вокруг своей особы перечисленных помощников, Семенов в короткий срок завоевал от населения звание «кровавого» и посеял смертельную ненависть в трудящихся массах Дальнего Востока. Карательные отряды рыскали по станицам, уничтожая по первому доносу провокаторов целые семьи, не считаясь ни с чем. Рабочие и мастеровые читинских ж.-д. мастерских подвергались репрессиям до расстрела и порок включительно. Так, в 1919 г. рабочие линейного цеха поголовно были выпороты за то, что осмелились заявить какой-то протест. Для устрашения населения Семенов дал приказ повесить на телеграфном столбе, близ Читы, заподозренного в сношениях с большевиками... Итак, на протяжении двух с лишком лет население Забайкалья трепетало от возможности каждую минуту «быть выведенным в расход».
Другим «героем» белогвардейской авантюры был атаман Калмыков. Он действовал главным образом в Хабаровском районе и был достойным соратником Семенова. Когда Калмыков после свержения советской власти в 1918 г. вступил в Хабаровск, местная буржуазия приветствовала его, как своего «спасителя». Хабаровские купцы поднесли ему хлеб-соль, а улицы, по которым ехал Калмыков, были покрыты цветами. Сразу же по вступлении Калмыков приказал предать мучительной смерти захваченных в плен красноармейцев.
Один из активных деятелей революционного движения Забайкалья т. Жданов, бежавший из калмыковского «вагона смерти», следующим образом рассказывает о пытках, которым палачи подвергали арестованных.
«...Несколько дней жизни, разделявших моменты ареста и казни, были самыми мучительными и страшными.
Не проходило часа, чтобы кого-нибудь не выводили из клетки и не подвергали на глазах у всех пыткам. Пороли бычачьими плетьми без счета и избитые места поливали кипятком и посыпали солью. Протыкали шомполом мягкие части тела и заставляли съедать человеческие испражнения. Устраивались так называемые «забастовки», заключавшиеся в том, что сами арестованные должны были избивать друг друга, насколько хвалит сил. Получалось дикое, кошмарное зрелище. Приводили собак и заставляли проделывать над ними гнусные манипуляции. Пускались и другие приемы...
Тов. Погодину... прокололи кинжалом ладони рук, Марковцеву сожгли нос, других подвешивали к железной перекладине, третьим пороли грудь, живот и другие части тела. Все это происходило на глазах у всех арестованных».
Вот эти белогвардейские палачи, Семенов и Калмыков, являлись агентами японского генерального штаба. В своих стремлениях оккупировать Дальний Восток японские милитаристы опирались на атаманщину. Они снабжали белобандитов запасами оружия, давали инструкции, общими силами подавляли партизанское движение. Грабеж имущества, массовое расхищение железнодорожных грузов — все выходки обнаглевшей атаманщины японское командование покрывало и ставило препятствия даже колчаковскому правительству, когда возник конфликт между Колчаком и Семеновым. Для иллюстрации тесной связи между японским командованием и Семеновым этот последний факт особенно типичен.
В конце 1918 г. Семенов отказался признать власть «верховного правителя». В конце концов Колчаком был отдан приказ за № 60 о предании Семенова военно-полевому суду «за государственную измену, выразившуюся в задержании военных грузов и перерыве телеграфного сообщения». Колчак приказал сформировать отдельную армию для того, чтобы двинуть ее на Восток и «привести в повиновение всех неповинующихся верховной власти, действуя по законам военного времени».
Из этого приказа однако ничего не вышло, так как японское командование встало на защиту своего подручного. Колчаковскому правительству было заявлено, что японские войска не допустят военных действий в районе своего расположения, где как раз находился Семенов. Под давлением японской военщины этот конфликт в заключение был разрешен вполне благополучно для белогвардейщины. Семенов признал Колчака, а Колчак оставил его властвовать в Забайкалье. Всевозможную поддержку оказывало японское командование также и атаману Калмыкову. Из дипломатической переписки установлено, что, рассчитывая укрепиться на Дальнем Востоке, японские империалисты были заинтересованы в укреплении власти своих бандитских агентов и не стеснялись ничем.
Японская контрразведка работала в тесном единении с атаманской. По распоряжению из Токио, Семенов в секретном порядке получал деньги на свою «работу». Так, например, весной 1921 г., когда Семенов предполагал начать наступление на партизанские части, ему было отпущено 10 миллионов иен...
Теперь посмотрим, какую позицию по отношению к Семенову и японским интервентам на территории Забайкалья занимало черное религиозное воинство. Как видно из документов и воспоминаний современников, эта позиция помогала японским империалистам и их агентам.
В период после Октябрьской революции и вплоть до захвата города Читы семеновскими бандами православное духовенство усиленно работало для возврата эксплуататорского господства. Инструктивный материал контрреволюционного содержания печатался в журнале «Забайкальские епархиальные ведомости»...
С весны 1918 г. поповская работа начала развертываться в наибольшем масштабе. Было решено создать централизованное руководство первичными религиозными контрреволюционными ячейками. 26 марта 1918 г. в г. Чите состоялось совещание представителей приходских советов, попов и преподавателей местных церковных школ. Обсуждали вопрос о борьбе с советской властью. В качестве одной из мер для усиления антисоветской деятельности решили организовать «союз приходов православной церкви Забайкальской епархии». Устав «союза» вполне прозрачно говорил об его политической роли. В этот период духовенство и кулаки распространяли слухи, что на каждого попа советская власть налагает контрибуцию в 500 руб.
Читинские попы имели связь с местной контрреволюционной организацией, готовившей свержение советской власти. Они категорически отказались передать советским органам записи о рождении, браке, смерти и т. д. Проводилась разнообразная работа по мобилизации верующих для антисоветских выступлений. В связи с этим ряд церковников был арестован.
Тогда местные контрреволюционеры и оставшиеся на свободе церковники развернули широкую антисоветскую агитацию. 19 июня 1918 г. ими был устроен крестный ход к тюрьме. Цель его — антисоветская демонстрация. Белогвардейцы рассчитывали освободить арестованных попов и поднять восстание. Во время крестного хода начали обезоруживать часовых. Это выступление было ликвидировано. Была создана особая следственная комиссия. Местному попу С. П. Старкову предъявили обвинение:
«...в участии в епископском собрании, где было принято противное существующей власти постановление: не отдавать ни частным лицам, ни организациям вверенного им имущества. Власти народной Старков противопоставил постановления священного собора в Москве, на котором он участвовал как представитель от духовенства и мирян Забайкальской епархии».
После этого поп Старков был приговорен к тюремному заключению. Просидев несколько месяцев, вышел из тюрьмы.
Церковники и их родственники в этот период шли в первых рядах контрреволюции. В Иркутске примерно в это же время —14 июня — белогвардейское восстание было поднято штабс-капитаном Телятьевым, поповским сыном. Многие сибирские монастыри были использованы как опорные пункты для организации контрреволюционных выступлений. Об одном из фактов такого рода сообщала томская газета «Знамя революции» 26 марта 1918 г.
«24 марта, — читаем в газете, — город был сильно взволнован выстрелами, раздавшимися со стороны женского монастыря. Обыватели были очень перепутаны. По городу шли самые нелепые слухи о разграблении монастырского имущества, драгоценностей, о расстрелах и пр. Деятельно поддерживаемые темными личностями, слухи разрастались в нечто чудовищное, фантастическое. Произошло это по поводу реквизиции излишка хлеба и трех коров в монастыре для нужд детских приютов, которые ощущали острый недостаток в молоке для маленьких детей. Губернским исполнительным комитетом было отдано полномочие по реквизиции в монастыре части огромного запаса хлеба и нескольких коров председателю Союза увечных воинов. Последний явился за два дня до этого в сопровождении местных инвалидов для реквизиции, согласно ордеру Исполнительного комитета.
Когда они прибыли в монастырь, ворота оказались запертыми. 24 марта уполномоченный снова явился для реквизиции, но монастырь и на этот раз оказался запертым. В это время у управляющего делами Исполнительного комитета Орлова была делегация от монахинь. Орлов вызвал уполномоченного по реквизиции к телефону. Уполномоченный поехал в ближайшую квартиру, где есть телефон, для переговоров с Орловым. Когда он вернулся обратно в монастырь, калитка была уже открыта. Увидев с его стороны твердое намерение произвести реквизицию, монахини подняли невероятный шум и вопль, крича: «Антихристы пришли грабить православную церковь» и бросились к набату. Священниками, монахами и разными темными личностями велась в толпе деятельная агитация. Тут было и несколько человек студентов, заведующий духовной консисторией. Все они разжигали народ. На уполномоченного набросилась толпа и избила его. Из толпы начади раздаваться выстрелы, стреляли и священники. Пострадало несколько человек...
В это время прибыл отряд конных красногвардейцев, который оцепил монастырь и сад, находящийся напротив. Толпа разбежалась, несколько человек были арестованы. В монастыре был произведен обыск и конфисковано оружие...».
Несколько позже в этом монастыре монахи и черносотенцы убили комиссара Красной гвардии т. Кривоносенко, активного деятеля революционного движения в Забайкалье. Факт этот, как мы уже говорили, имел место в Томской епархии, но в таком же роде орудовали и забайкальские попы.
После того, как Семенов в конце 1918 г. занял Читу, в церквах был отслужен благодарственный молебен, и произносились речи с призывами «покорить супостатов большевиков». Начиная с этого времени церковники устанавливают самую тесную связь с семеновскими бандитами и с их хозяевами — японскими интервентами.
Прекрасно понимая действительную роль православия, японские империалисты с первых же шагов интервенции считали нужным использовать попов. Все это проводилось в жизнь весьма искусно, все строилось с таким расчетом, чтобы при содействии духовенства скрыть действительные цели японского империализма и обмануть массы.
Весьма характерным является такой факт. При японском министерстве иностранных дел был организован «комитет по оказанию продовольственной помощи населению Сибири». Цель комитета: путем ничтожных подачек разрекламировать японскую «щедрость» и «благородство». В качестве посредников использовали православное духовенство...
Во всех церквах духовенство произносило речи, восхваляя японскую «доброту». Попы называли японцев «благодетелями» и «друзьями русского народа», призывали к благодарности за пару носков и кусок мыла. Само собой разумеется, попы «поработали» не даром. Немало бумазеи перепало в цепкие поповские руки. Таким образом, при помощи грошовых «благодеяний» церковь помогала затемнить действительный лик империалистических хищников.
Помогая японским империалистам и их ставленнику Семенову, церковники содействовали Калмыкову. При занятии Хабаровска бандитом Калмыковым в сентябре 1918 г. было отслужено торжественное молебствие... В церквах произносились речи, предлагавшие населению повиноваться этому бандиту...
Самая яркая страница в деятельности церковников Забайкалья — это их участие в белом терроре и в деятельности семеновско-японских контрразведок...
Местное духовенство и раньше имело близкую связь с органами царского сыска. Например, поп Сергей Старков в январе 1916 г. получил из канцелярии епископа забайкальского и нерчинского копию отношения жандармского управления от 31 декабря 1915 г. за № 133. В отношении сообщалось, что некий дьякон Комаров «поддерживал связь с лицами, известными своим социал-демократическим направлением». Препровождая копию этого документа, тогдашний забайкальский епископ Иоанн предлагал попу Старкову установить наблюдение за Комаровым. Результаты слежки поп Старков должен был сообщать своему церковному начальству и жандармскому управлению. В общем, единение между церковными и жандармским управлениями было полное. Кстати сказать, поп Старков был членом черносотенного «союза Михаила архангела».
После установления японо-семеновской диктатуры местные попы стали шпионами новых господ. Дело об этом шпионаже было раскрыто органами ОГПУ в январе 1923 г., уже после установления советской власти на территории всего Дальнего Востока.
В № 11 газеты «Дальневосточный край» в 1923 г. была напечатана статья «Епископ и забайкальский епархиальный совет — семеновские контрразведчики».
Приводим из нее несколько выдержек.
«Местным отделом ГПУ арестованы епископ Сафроний (бывший протоиерей Сергей Старков) и секретарь Забайкальского епархиального совета Анатолии Попов.
Арест вызван фактом участия Сафрония и совета в работе семеновской контрразведки. Сафронию при аресте предъявлен был документ, подлинность которого ни он, ни секретарь епархиального совета не отрицают.
Документ этот — отношение забайкальского епархиального совета за № 56 от 24 декабря 1919 г. Этим отношением предлагается «во исполнение резолюции его преосвященства от 11—24 ноября 1919 г. за № 3383 духовенству епархии оказывать помощь осведомительному отделу при военном штабе (семеновскому). Для этой цели осведотделом будут организовываться подотделы по благочиниям и назначаться особые лица из священнослужителей для разъездов по епархии».
Более того, епископ предлагал священнослужителям, если они не получили инструкции от подотделов, требовать таковые непосредственно от семеновской контрразведки.
Арест Сафрония и Попова произведен в четверг 11 января... Установлено, что Семенов давал им деньги на организацию сыска... Служение богу и проповеди христианских добродетелей служили и на этот раз лишь прикрытием шпионской грязной работы в пользу атаманщины и для удушения сознательных рабочих и крестьян».
История белогвардейского движения и религиозной контрреволюции эпохи гражданской войны показали, что духовенство и в других местностях помогало работе белогвардейских органов политического сыска и террора. Так было на юге при Деникине и Врангеле. Повсеместно религиозные шпионы использовали «тайну» исповеди для доносов интервентам и белогвардейцам. Они шпионили и доносили при царизме и такую же грязную работу стали выполнять теперь. Ведь и раньше, при самодержавии, все духовенство, согласно официальным указам, должно было передавать властям предержащим все, что узнают на исповеди о движении против царизма.
Но работа забайкальских попов была поставлена в наибольшем размахе. Здесь все духовенство поголовно и в обязательном порядке привлекалось к делу сыска и белогвардейского террора. Для этого были установлены специальные штаты, церковные инструкторы по контрразведке разъезжали по епархии, инструктировали черную свору и собирали информацию для японских оккупантов и семеновских бандитов. Пользуясь этими доносами, японо-белогвардейцы организовывали жестокие расправы, пытали, мучили и убивали рабочих и крестьян.
Атаман Семенов в свою очередь оплачивал церковные услуги. За кровь расстрелянных, за слезы сирот, за разоренные села и сожженные дома помощникам палачей платили наличными. Атаман Семенов неоднократно давал значительные суммы поповской своре. Белая пресса сообщала, что кафедральный собор г. Читы получил от него 10 000 руб. Позже, в 1923 г., в связи с арестом попов-контрразведчиков в газете «Путь» была помещена статья «Палачи контрреволюции».
Тут были такие строки:
«Семенов, Унгерн, Тирбах, Сипайлов... и епископ Сафроний... Леденеет мозг при одном воспоминании о «художествах» этих палачей, в застенках, которых на станции Даурия, Маккавеево, Борзе и пр. замучены тысячи рабочих и крестьян Забайкалья. А семеновские разъездные застенки-броневики? Кто их не помнит? «Мститель», «Грозный», «Беспощадный» — эти названия навсегда врезались в память трудящихся Забайкалья. Трудно забыть, как попы освящали выходившие из депо заново оборудованные броневики и с благословением посылали их на работу.
То обстоятельство, что основным кадром семеновской разведки являлись попы, прежде всего ни у кого не должно вызвать удивления. Сафроний и Семенов, попы и семеновские заплечных дел мастера — все это члены одного общества, в недрах которого вырабатывается контрреволюционный план действия. Сафроний — тот же генерал в рясе, что и Семенов в мундире. Для них обоих восстановление самодержавия является вопросом жизни и смерти, ибо самодержавие немыслимо без русской церкви, так же как и старая русская церковь немыслима без самодержавия.
Палачи контрреволюции имеют в своем распоряжении огромные средства для достижения своих целей. И самое сильное из них не семеновская нагайка и казачья шашка, а бытовая народная темнота. И понятно, почему с таким остервенением замучивались те из рабочих и крестьян, которым удавалось прозреть...».
При допросе попа А. А. Попова, секретаря забайкальского епархиального совета, служившего в читинском кафедральном соборе, было подтверждено, что местный епископ предлагал «подчиненному ему духовенству забайкальской епархии принять непосредственное участие в работе семеновской контрразведки, называвшейся осведомительным отделом при штабе Забайкальского военного округа». Старков подтвердил, что епископ Мелетий давал распоряжение, чтобы все духовенство Забайкальской епархии оказывало всевозможное содействие семеновской контрразведке. Это распоряжение было подтверждено соответствующим постановлением епархиального совета.
На вопрос суда, признает ли Попов, что духовенство служило семеновской контрразведке, он ответил:
«Признаю».
Разбор дела показал систему религиозного сыска, установленного по директивам японских интервентов и семеновских палачей. При епархиальном совете был организован осведомительный отдел семеновской контрразведки. Заведующий этим отделом получал 300 руб. в месяц помимо разъездных. На местах работали особые отряды попов-проповедников. Попы составляли сведения о настроении населения, о подозрительных по большевизму... Сведения передавались семеновской контрразведке, а эта последняя арестовывала «виновных» и убивала их после мучительных пыток.
