Протоколы допросов барона Унгерна

На вопрос, что побуждало его вести борьбу с Советской Россией и какие цели он преследовал в этой борьбе, Унгерн отвечал, что боролся за восстановление монархии. Идея монархизма — главное, что толкало его на путь борьбы. Он верит, что приходит время возвращения монархий. До сих пор все шло на убыль, а теперь должно идти на прибыль, и повсюду будут монархии, монархии, монархии. Источник этой веры — Священное Писание, в котором, по его мнению, есть указания на то, что это время наступает именно теперь. Восток неизменно должен столкнуться с Западом. “Белая” культура, приведшая европейские народы к революциям, сопровождавшаяся веками всеобщей нивелировкой, упадком аристократии и прочее, подлежит распаду и замене “желтой” (восточной) культурой, образовавшейся 3000 лет тому назад и до сих пор сохранившей в неприкосновенности основы аристократизма вообще. Весь уклад восточного быта чрезвычайно симпатичен ему во всех подробностях, вплоть до еды. Пресловутая “желтая опасность” не существует для Унгерна. Он говорит, наоборот, о “белой опасности”, об опасности европейской культуры с ее спутниками — революциями. Изложить свои идеалы в виде сочинений Унгерн никогда не пытался. Не считает себя на это способным.

Унгерн заявляет себя человеком, верующим в Бога и Евангелие и практикующим молитву. Предсказания Священного Писания, приведенные Унгерном в приказе его № 15, захваченном в боях под Троицкосавском, он считает своими убеждениями...

Цель издания приказа № 15 — объединение отдельных мелких партий, оперирующих в пограничных районах Монголии. Кроме того, целью издания этого приказа было укрепление дисциплины в его войсках и внушение представления об организованности и объединенности его действий с другими противниками Советской власти. Особых надежд на этот приказ Унгерн не возлагал...

Во время пребывания в Урге, Унгерн был три раза у Хутухты; первый раз по случаю взятия Урги, второй раз — по случаю предстоящего похода на [Чойрын- сумэ] и последний раз без определенной цели. Хутухта любит выпить и у него еще имеется старое шампанское.

Политического влияния в Монголии Унгерн, по его словам, не имел. Таковое сосредоточивается в руках Хутухты. Однако, обладая войском, Унгерн, очевидно, имел в глазах Хутухты известное значение...

Деятельность в Урге полковника Сипайло, выражавшаяся в расстрелах, убийствах, конфискациях, была Унгерну известна, так же, как и его пьянство. О насилиях его над женщинами Унгерн не знает и считает эти слухи вздорными.

Отрицательное отношение Унгерна к ургинскому купечеству из русских основано на мысли, что это люди нехорошие, ибо хорошим людям и в России можно хорошо прожить.

Костюм монгольского князя (шелковый яркий халат) носил с целью на далекое расстояние быть видным войску. Привлечь этим костюмом симпатии монгольского населения цели не имел. Хутухтой был пожалован Унгерну титул монгольского князя. Унгерн был женат на китаянке, с которой в последнее время развелся.

На вопросы о побуждениях его к жестокости со своими подчиненными Унгерн отвечал, что он бывал жесток только с плохими офицерами и солдатами и что такое обращение вызывалось требованием дисциплины, как он ее понимает. “Я сторонник палочной дисциплины (Фридрих Великий, Павел I, Николай I)”. Этой дисциплиной и держалось все войско. Теперь он не сомневается, что без него остатки его войск все разбегутся.

Переход к активным действиям на Советскую Россию и ДВР Унгерн предпринял ввиду того, что в последнее время он со своим войском стал в тягость населению Монголии...

Присутствие в своем отряде японцев Унгерн объясняет добровольным их вступлением. Всего японцев насчитывалось у него до 70 человек. Из них большинство бежало...

На вопрос об организации своего питания, объяснил, что пользовался своим скотом, каковым он считает скот, взятый у Центросоюза...

На вопрос о причинах его ненависти к евреям, отвечал, что считает их главными виновниками совершившейся русской революции...

Расстрел в Новодмитриевке 2-х семей (9 человек с детьми) был совершен с его ведома и по его личному приказанию. Также по личному его приказанию была уничтожена семья в Капчарайской, о чем в Штакоре сведений не было. На вопросы о побуждении к расстрелу детей Унгерн ответил буквально: “Чтобы не оставлять хвостов”.

Захваченные в дацане Гусиноозерском комсостав 232 полка и политработники были расстреляны также по его личному приказанию. По его же приказанию был расстрелян попавший к нему в плен у Шабортуй помначштабрига 104 тов. Каннабих.

В дацане Гусиноозерском за грабеж обоза Унгерн выпорол всех лам.

Полковник Архипов был повешен Унгерном в районе Корнаковки за присвоение денег; полковника Казаградни отдал приказ Сухареву расстрелять за то, что тот якобы служит и ему и красным...

Унгерн считает неизбежным рано или поздно наш поход на Северный Китай в союзе с революционным Южным и, говоря, что ему теперь уже все равно, что дело его кончено, советует идти через Гоби не летом, а зимой при соблюдении следующих условий: лошади должны быть кованы, продвижение должно совершаться мелкими частями, с большими дистанциями для того, чтобы лошади могли добывать себе достаточно корму, что корма зимой там имеются, что воду вполне заменяет снег, летом же Гоби непроходима ввиду полного отсутствия воды.

На все без исключения вопросы отвечает спокойно.

Допрос Унгерна, бывшего начальника 1-й Азиатской конной дивизии, произведенный 29 августа в г. Троицкосавске

Вопрос. Является ли лозунг “Азия для азиатов” в Вашей программе лишь лозунгом политическим и дипломатическим, или он был связан с обстоятельством, которое Вы приняли от какой-либо иностранной группировки?

Ответ. Большевизм не может развиться у кочевников, всех кочевников надо объединить в одну группу. Я имею в виду все кочевые народы. Вот почему в основу создания Срединного Монгольского Царства (до Каспия) клал объединение всех кочевников, и киргизов в том числе. С этой целью я, действительно, делал попытки через монгольского премьер-министра Джалханцза-хутухту и через других влия-тельных лиц снестись со всеми народами, происходящими от монгольского корня... Кроме того, в тех же целях объединения кочевников, как оплота монархии против заразы большевизма, я усиленно старался связаться через лично знакомых мне китайских генералов-монархистов Ли Чжанкуя и [Чжан Куню] и поднять на борьбу с проникающей революционной заразой массы китайцев-мусульман. Но из всех этих попыток ничего не вышло...

Вопрос. Были ли Вы с связи с Семеновым с момента Вашего ухода (в августе 1920 г.) из состава его армии, именуемой армией Северо-Восточной окраины?

Ответ. От Семенова я не ушел, а от меня ушли. Конфликт возник между нами из-за одного гурта скота, который я у него перехватил. Прямой связи с Семеновым не имел и мог иметь только при условии, если бы он давал мне деньги. А раз не давал — то и не мог мною командовать. Конечно, в своих операциях я рассчитывал на совместное выступление и с японцами, и с Семеновым, но, как видно, в обоих случаях ошибался в расчетах...

Вопрос. Знали ли Вы о предложении, которое сделал Советской России в августе 1920 г. Семенов - принять на себя задачу вышиба Японии с материка за 100 миллионов иен?

Ответ. Нет, не знал, но мне это не кажется странным, ибо Семенов — умный человек. На Ваш вопрос, что понимаю под термином “умный”, отвечаю: расчетливый, понимающий выгоды. Однако уверяю Вас, что теперь я понимаю многое из того, о чем не догадывался раньше, то есть что меня бросили. Я полагаю, что Семенов вполне искренно делал свое предложение, [рассчитывая], вероятно, что ему дадут у большевиков хорошее место.

Вопрос. В какой мере была примирима Ваша политика поддержки за независимость Монголии с Вашей связью и стремлением опереться на монархический элемент Китая?

Ответ. О суверенитете Монголии я и не думал. О независимости говорил в том смысле, имея в виду, что это просто только лозунг. Я мыслил судьбу Монголии только в подчинении маньчжурского хана... Я полагал, что под началом маньчжурского хана должен был бы создаться такой круг: Монголия, Тибет, Китай и все кочевые народы Сибири и среднеазиатских владений. К утверждению такого порядка была направлена вся моя переписка с внешним миром. Я об этом несколько раз писал китайским генералам-монархистам Ли Чжанкую, [Чжан Куню] и другим, доказывая им необходимость начать спасать человечество от гибели возрождением крепкого оплота культуры — царей. Я действительно указывал на необходимость привлечь к этой работе монархических интеллигентов, купцов, и начать издание большой монархической газеты для агитации за монархию. Я об этом писал многим вождям наших инородцев, особенно мусульманам и происходящим от монгольского корня. Ответы на эти обращения, как я Вам уже сказал, я не получил.

Вопрос. Ваше влияние на направление Монгольского правительства и его внешней политики во время Вашего пребывания в Урге.

Ответ. …я старался быть подальше от монгольских дел. Конечно, поскольку мои войска находились в Монголии, мне приходилось вмешиваться в вопросы управления и часто расправляться с плохими людьми, с ворами и аферистами. Я приказал расстрелять бывшего начальника Монгольской экспедиции Гея — он был аферист, я расстрелял Казагранди — он был вор, и многих им подобных...

Копия опроса Унгерна, произведенного тов. Шумяцким, членом Реввоенсовета, Военной комиссией и командованием корпуса 29/8-2 года [29 августа 1921 г.]

Атаман Семенов не имел такой идеи, как Унгерн, и является вообще не идеалистом.

Когда Унгерн имел связь с Семеновым, то последний навязывался к нему с разного рода советами помощи, и какой-либо пользы Унгерн от Семенова не получал, почему решил прекратить с ним всякую связь.

…что Семенов объявил Унгерна вне закона, он официальных сведений не имел, но знал это по слухам.

Связь с западными белыми отрядами Казанцева, Кайгородова и других имел редко, подчиненными их себе считал. Подчинение было основано на военной силе Унгерна, зная, что он значительно сильнее всех западных отрядов. Путем угрозы расстрелом подчинил себе все отряды, численность их была в среднем 200/100 чел...

Опрос военнопленного начальника Азиатской кондивизии генерала-лейтенанта барона Унгерна, произведенного Штарм 5 и начразведотрядом 5 1 -го и 2-го сентября 1921 г.

Верит в Бога, как протестант, по-своему считает Бога, как добро, противопоставляет ему зло. Признал себя фаталистом и сильно верит в судьбу. Заражен мистицизмом и придает большое значение [в] судьбе народов буддизму. Считает себя призванным к борьбе за справедливость и нравственное начало, обоснованное на учении Евангелия. Свои жестокости и террор в отношении людей не считает противоречивым учению Евангелия. Спокойно говорит о расстрелах, убийствах, казнях разных степеней и всевозможных наказаниях...

Главной целью своей деятельности в Монголии считает борьбу за объединение всех монгольских народов, под главенством маньчжурского хана. Идеей фикс Унгерна является создание громадного среднеазиатского кочевого государства от Амура до Каспийского моря с выходом в Монголию, он намеревался осуществить этот план. Созданию этого государства в основу он клал ту идею, что желтая раса должна воспрянуть и победить белую расу. По его мнению, существует не желтая опасность, а белая, которая своей культурой вносит разложение в человечество. Желтую расу он считает более жизненной и более способной к государственному строительству и победу желтых над белыми считает желательной, неизбежной... Расстрелы населения Урги и особенно евреев, которых он считает виновниками революции, объясняет необходимостью избавиться от вредных для себя элементов. Все расстрелы производились с его ведома и по его приказанию полковником Сипайло. Заподозренных в неблагонадежности уничтожал с семьями, вплоть до малолетних детей, чтобы “не оставлять хвостов”, по его собственному выражению. Избиение всего мужского населения поселка Мандал сначала отрицал, а затем сознался, что это было сделано с его ведома. Расстрелы и казни считает необходимыми...

Чтобы придать большее значение своему походу, издал приказ № 15. Приказ этот составлен был начальником штаба Ивановским и профессором Оссендовским. Унгерн жалеет, что в этом приказе не было самого главного — относительно движения желтой расы, по его мнению, об этом говорится где-то в Священном Писании, но найти ему не могли. Белая раса должна двинуться на желтую, из них часть на кораблях и на огненных телегах. Белая раса соберется вкупе. Будет бой, в конце концов, желтая осилит, потом будет Михаил. Унгерн отрицает, что под Михаилом разумелся Михаил Романов, и что Михаил, указанный в Священном Писании, ему неизвестен. На вопрос — кто уполномочил его отдавать приказание всем отрядам, действующим на Советтерритории против Соввласти, — ответил, что право сильного... Ссылка же на подчинение Унгерна Семенову сделана была лишь в целях поднятия авторитета его, Унгерна. Отрицает органическую связь с белыми на Совтерритории, и приказ № 15 пытался передать лишь через Казагранди. Серьезного значения не придавал, заметив, что “бумага все стерпит” и что приказ этот писал “юрист Ивановский”. При своем движении на Совроссию большие надежды возлагал на восстание населения; агитации за монархию и великую неделимую Россию не вел и к судьбе России безразличен, так как, во-первых, не патриот, во-вторых, сторонник желтой расы и допускает оккупацию России Японией. Главную свою цель в борьбе с Совроссией видел в борьбе “со злом”, выраженном в большевизме, формулируя борьбу “плюсов и минусами”, подразумевая под плюсом свою идею, под минусом — большевизм. План завоевания Сибири был рассчитан на несколько лет и мог совершиться только при широком сочувствии населения, допуская, во-первых, проникновение буддизма в среду русских в Сибири и, во-вторых, участие Японии, которая могла придти в Сибирь только временно. По уходе Японии с территории Сибири здесь должна была разыграться борьба “плюсов с минусами”. Точное значение терминов “плюс и минус” Унгерн не объяснил, придавая им религиозно-мистическо-политическое значение. Ближайшую перспективу Унгерн видел в выходе на границу Совроссии, а дальнейшее должно было развиваться в зависимости от обстоятельств. В случае успеха, определенного государственного устройства Унгерном не предусматривалось, предполагалось лишь устроить внутреннюю жизнь по рекам. Правительство не намечалось: по словам Унгерна, “правительство всегда найдется”; наступление на Совроссию должно было вестись широким фронтом, главным образом по рекам... Неуспех своего плана Унгерн объясняет тем, что неправильно был информирован о Советской России, а также неисполнением его приказов отдельными начальниками. Казагранди он считал состоящим на советской службе, а потому приказал его расстрелять... Происхождение упомянутых в конце приказа чисел 1290 и 1330 объясняет тем, что 1290 дней должно было пройти с момента издания декрета о закрытии церквей до начала борьбы и 1330 дней до освобождения от большевиков...

Противоречия своей агитации за восстание против большевиков и создание русской монархии в завоевании России Японией не [видит], так как [не] считает себя русским патриотом и, наоборот, сторонником желтой расы. И к тому же японцы, как островитяне, не могут долго оставаться на материке. О движении японцев на Верхнеудинск уверяли будто бы плененные красноармейцы, и только в районе дер. Дмитриевка Унгерн понял ложность своего положения: население не восстало и к нему не примкнуло, японцы совсем не наступают. Отряд 150 чел., оставленный им в верх[овья] Джиды с целью завербовки добровольцев, собрал только 25 человек, причем из них через 2-3 дня все разбежались, а с ними вместе разбежалась и часть оставленного отряда. Здесь Унгерн, по собственному его выражению, совсем пал духом, однако, чтобы не внести разложения в своей части, решил продолжать свой поход на север по бурятскому [направлению]. Однако и здесь он не нашел сочувствия...

Неуспех своей Селенгинской операции объясняет судьбой.

Все войска под непосредственным командованием Унгерна именовались Азиатской конной дивизией. Состав дивизии был различен; перед походом на Совроссию состоял из 16 наций, из которых главные: русские, монголы, буряты, китайцы, чехи, татары, японцы... Свой командный состав Унгерн считает весьма плохим, указывая, что ему неоткуда было брать хороший командный состав, все его полковники в действительности являются только урядниками... Командный состав Унгерна настолько низок по своему развитию, что Унгерн собственноручно бил их.. Разведслужба, как штаб, организована не была за неимением подходящих лиц. Сипайло руководил лишь контрразведкой, которая имела задания внутреннего характера, главным образом, добывание средств и розыск евреев-большевиков. Для руководства заграничной агентурой Унгерн считает его малопригодным... Новых тактических приемов Унгерном не принималось, старый устав также не соблюдался, действовать по-казенному отвык... Дисциплина в войсках Унгерна до чрезвычайности строгая, палочная в буквальном смысле слова. Унгерн собственноручно бил палкой не только солдат, но и командиров полков. Такую дисциплину Унгерн считает единственно правильной. Наказания строжайшие — от сажания на крышу и деревья до сожжения на костре включительно. На крышу сажался даже полковник Сипайлов... Разложение приписывает только офицерам... Наименование кавбриг части Казагранди Иркутского полка Шубина Унгерн считает стремлением рисоваться...

Связь с Семеновым была порвана, и Унгерн считал себя самостоятельным. О приказе Семенова об исключении Унгерна из состава войск ему неизвестно, в своих планах, намеренных действиях в Монголии Унгерн будто был самостоятелен и никаких указаний и содействий ни от кого не получал. С Семеновым имелась возможность поддерживать связь по радио, но Унгерн восстановить ее не пытался, объясняя это тем, что сейчас же посыплются советы, приказания, указания и т.д. Все это ему не нужно, а что нужно, денег, не дадут. Раза два-три Семенов присылал Унгерну своих курьеров и уполномоченных, один раз с просьбой не вмешиваться в дела Восточной Монголии и не трогать скот беженцев, родственников Семенова, другой раз просил передать пакеты Кайгородову и кому-то еще, но Унгерн отослал их обратно, предложив с каждым пакетом присылать 30 тыс. рублей денег. Этим все связи с Семеновым ограничились... Указывает, что у Японии было намерение захватить Сибирь вплоть до Урала. Допускает и считает неизбежным войну между Японией и Америкой, причем Англия будто будет на стороне Японии. Вообще же Унгерн о международном положении будто осведомлен плохо, только из читинских радио...

О Совроссии — по временам Керенского, представляя полнейший хаос. Также о Красной армии, которая казалась сбродом банд. В боях убедился, что Кр[асная] армия представляет из себя вполне регулярную дисциплинированную силу, особенно хорош комсостав... Не понимает в Совроссии народную власть и твердо убежден, что власть непременно перейдет к евреям, так как славяне не способны к государственному строительству и единственно способные люди в России — евреи. Полагает, что народ в России мельчает, как физически, так и нравственно, что ведет к вырождению. На вопрос — как Вы смотрите на коммунистов, ответил: “Это есть своего рода религия: не обязательно, чтобы был Бог, во многих религиях, а особенно, если Вы знакомы с религиями восточными, религия представляет из себя правила, регламентирующие порядок жизни и государственное устройство. То, что основал Ленин, есть религия. Я не согласен с тем, что люди в большинстве случаев воюют за свою якобы истерзанную родину. Нет, можно воевать только с религиями”...

Монархист, признает единственный государственный строй — автократическую монархию. “Я смотрю так: царь должен быть первым демократом в государстве. Он должен стоять вне класса, должен быть равнодействующей между существующими в государстве классовыми группировками. Обычный взгляд на демократию неправильный. Она всегда была в некотором роде оппозиционна. История нам показывает, что аристократия именно по большей части убивала царей. Другое дело, буржуазия, она способна только сосать соки из государства и она-то довела страну до того, что теперь произошло. Царь должен опираться на аристократию и на крестьянство. Один класс без другого жить не могут.

Допрос Р.Ф. Унгерна 7 сентября 1921 г. [в Новониколаевске]

Афанасьев. Из допроса в 5 армии видно, что Вы указывали, что в мае месяце в Урге Вы замечали признаки разложения в Ваших войсках. Какие признаки?..

Унгерн. Нет, меня не так поняли. Я считаю, когда войска стоят долго, всегда замечаются признаки разложения. Стали появляться пьянство, грабежи — единичные случаи, видно было, что застоялись...

Афанасьев. …Здесь вопрос существенный: Вы оставляете Ургу без боя, а она имеет привлекательность, как политический центр.

Унгерн. Да, но я не твердо себя чувствовал. Кроме того, вопрос о политическом значении Урги отпадает. Если бы был большой успех в Советской России, тогда власть сама собой укрепилась бы. А так я чувствовал, что они тянут на другую сторону.

Бежанов. То есть как на другую сторону?

Унгерн. На сторону Советской республики.

Давыдов. А почему Вы так потеряли авторитет в Урге?

Унгерн. Кормиться надо. Это трудно выразить... Если бы я мог прокормиться сам или на них шапки-невидимки надеть...

Афанасьев. У вас были русские, монголы, буряты. Что их спаивало?

Унгерн. Дисциплина.

Афанасьев. Вы указали, что у Вас было около 16 национальностей, таким образом, самый разношерстный состав и в нем только небольшое ядро русских, которых, может быть, какая-нибудь идея еще двигала. Каким стимулом руководствовались остальные?

Унгерн. У них психология совсем другая, чем у белых, у них высоко стоит верность, война солдат, это почетная вещь, и им нравится сражение. Только теперь, за последние 30 лет выдумалось, чтобы воевать за какую-нибудь идею. Быть послушным — вот и все, и никаких разговорчиков не могло быть.

Вележев. У нас создается впечатление, что у Вас было вроде кадра. Для карательных мер был Сипайлов. Был Резухин, а другие были периферией, которая разбухла и монголами и японцами темного происхождения. Было ли у Вас такое ядро, связанное прежней службой или судьбой, тем, что нельзя было безнаказанно вернуться на советскую территорию?

Унгерн. Вернее следующее. Я их так не разделял. Явился человек - значит, служи, получай повышение и так далее. Это можно отнести только к русским. Из всех народов самые антимилитаристские - это русские и их заставить воевать может только то, что некуда деваться, кушать надо...

Вележев. Какое Ваше отношение к семеновщине…?

Унгерн. То, что Семенов начал делать, было искренно и начал он хорошо, но потом примазалась всякая шантрапа, стали окружать его всякие трусы, которые заморочили ему голову. Там порядочного человека совсем нельзя найти...

Мулин. Как Вы вели себя по отношению к китайцам по Селенге?

Унгерн. Не трогать.

Мулин. Там были разрушены целые деревни, находили целые груды черепов.

Унгерн. Может быть, это Казагранди. С ним у нас всегда из-за этого и выходило [разногласие]...

Давыдов. Имели ли Вы представление об организации наших больших штабов?

Унгерн. Я думал, что это как при Керенском, в поездах. Я думал, что это уже анархия... Я в первый раз вижу... Я с буфером все время воевал. Получались белые газеты, но там говорится, что в Красноярске женщин по карточкам выдают и всякие подобные сведения.

Вележев. Вы этому верили?

Унгерн. Все может быть.

Давыдов. После занятия Урги Вы занялись чисткой Урги от политически вредных элементов. Из каких соображений исходил Сипайлов, уничтожая эти элементы?

Унгерн. По соображению Сипайлова, вероятно, это были красные...

Мулин. Вы в смысле мобилизации были довольно беспощадны. Вы ставили инженеров в машинисты, и они работали. Кому Вы давали отсрочки? В Урге целая категория лиц, совершенно годных к военной службе.

Унгерн. Зубной врач у меня нигде не служил, купцы.

Мулин. Значит, отсрочками пользовались, кому Вы давали разрешение?

Унгерн. Я сам построил их и смотрел. Кто мог пригодиться, тех и брал.

Давыдов. А какие системы наказания Вы применяли?

Унгерн. Смертную казнь.

Давыдов. Всех видов?

Унгерн. Нет. Вешали и расстреливали...

Мулин. А Вы еще сажали на лед?

Унгерн. На лед.

Мулин. На крышу?

Унгерн. На крышу.

Мулин. Женщин, которых Вы заподозрили в сочувствии к нам?

Унгерн. Да тоже.

Результаты опроса Р.Ф. Унгерна В Штасибе, Штарме 5 и Штабе экспедиционного корпуса

Выдает себя за фаталиста, заражен несколько мистицизмом и считает себя призванным к борьбе за справедливость. Жесток в обращении с теми, против кого ведет борьбу и в выборе средств борьбы неразборчив, применяя к своим врагам в широком масштабе смертную казнь и тяжелые наказания. В психическом отношении не совсем нормален. По своим политическим убеждениям — ярый монархист. Как военный — обладает большим боевым опытом, но как организатор отнюдь не может быть признан за человека с широким государственным горизонтом. Дисциплину в войсках ставит выше всего, требует слепого повиновения, сторонник палочной дисциплины. Решения созревают в голове Унгерна быстро и вслед за тем, недолго думая, он начинает проводить их в жизнь, не взвешивая последствий и всех обстоятельств. В общем, создается впечатление, что Унгерн — авантюрист...

В захваченной Урге Унгерн установил систему беспощадного террора, напоминающую далекие времена великих азиатских завоевателей. Расстрелы населения и особенно евреев, которых он считает виновниками революции, Унгерн объясняет необходимостью избавиться от вредных для себя элементов. Все расстрелы производились с его ведома и по его приказанию полковником Сипайло, деятельность которого была ему известна и им одобрялась. Заподозренные в неблагонадежности уничтожались вместе с семьями, вплоть до малолетних детей, чтобы не оставлять, как выражается Унгерн, “хвостов”, причем виды казней и пыток были чрезвычайно разнообразны: сожжение на костре, повешение, расстрелы, сажание на лед, порка до обнажения покровов до костей и т.п. Таким образом, была произведена “чистка” Урги от политически вредных, по мнению Унгерна, элементов, причем вредность и [ее] степень устанавливалась безапелляционно полковником Сипайло...

Как общий вывод из допроса Унгерна, создается впечатление о полной оторванности действующих в Монголии белогвардейских отрядов и организаций от реальной жизни. Не будет преувеличением сказать, что они давно пережили себя, превратились в ничтожные бандитские шайки, различные только по численности, одинаково внутренне разложившиеся, держащиеся сплоченно лишь только в силу обстановки, чтобы не быть добычей окрестного населения, которое они объединяют. Единственное зло, на которое они способны — это грабежи приграничной полосы, питание бандитских шаек, действующих на нашей территории и грабеж наших торговых экспедиций Внешторга, направляемых в Монголию.

Среди монгольских банд Унгерн был наиболее заметной фигурой, как по прошлой деятельности, так и по числу находящихся у него людских и материальных ресурсов, и мог поэтому служить ядром для объединения вокруг него (при случайном успехе) прочих белых объединений.