Такие же расстрелы были произведены и в самом г. Киренске, были расстреляны работники первой Советской власти у стен Киренской тюрьмы.
Никаких организаций ни партийных, ни профсоюзных, ни крестьянских не было. Если кто из партийцев или из бывших политических и остался в Киренске, то скрывался в подполье. Настроение было подавленное. Мобилизация крестьянства и городского населения тяжело отзывалась на хозяйствах, лишая их рабочей силы. Но особенно тяжела была для крестьян почтовая и обывательская гоньба.
[Читать далее]Дело в том, что Киренский уезд, расположенный по реке Лене, не имеет никаких иных путей сообщения, кроме р. Лены. Зимой от Иркутска через Верхоленск - Киренск до Якутска и дальше проезд возможен только на лошадях, а летом на пароходе. Все проезжающие по служебным или торговым делам на север или обратно в Иркутск пользуются почтовыми подводами за небольшую сравнительно плату. А так как проезжающих очень много: должностных лиц, служащих на Ленских золотых приисках, пароходских служащих, скупщиков пушнины, которые значительные партии пушнины отправляли почтовыми посылками, то почти все крестьянство участвует в содержании почтовых станций, выставляя значительное количество лошадей, экипажей и ямщиков. Никакого снабжения фуражом, сбруей и прочим необходимыми предметами крестьяне в то время не получали. Плата за гоньбу была невысокая и на этой почве между крестьянами и представителями власти нередко были недоразумения, иногда принимавшие довольно острую форму. Так, например, крестьяне с. Маркове в 1919 г. забастовали, требуя повышения платы и снабжения фуражом и перестали возить почту и всех проезжающих.
Прекращение почтовой гоньбы равносильно параличу всей жизни уезда. Об этом тотчас же было сообщено в Киренск. В с. Марково выехал управляющий уездом в сопровождении отряда милиции и категорически потребовал прекращения забастовки. Крестьяне отказались, указывая на то «что они совершенно разорены, что фуража они не получают, что они даже дегтя не имеют чтобы смазать сбрую». Управляющий уездом, желая сломить упорство крестьян, закричал на них, «что он кровью их смажет все сани и телеги, а возить их заставит». Забастовка была подавлена, но это выступление представителя уездной власти с быстротой молнии стало достоянием всего уезда. А также все возрастающее партизанское движение определило настроение крестьянства, еще доселе колебавшегося, и с этого момента крестьянство решительно повернулось лицом к партизанскому движению, которое перебросилось в Киренский уезд с низовьев Ангары. К осени 1919 г., приблизительно с конца сентября, партизаны под командой т. Зверева заняли Илимский край и продвинулись до Усть-Кута. Занятие Усть-Кута, по описанию одного из участников [и] большевистского делегата на первом Киренском уездном съезде Советов в январе 1920 г., произошло так: 20 сентября 1919 г. в с. Каймоново Киренского уезда прибыл небольшой отряд партизан в количестве 20 чел. под командой т. Слюсарева. Этот отряд был послан Зверевым в качестве разведки, с одной стороны и с другой - для вербовки и пополнения партизанских отрядов добровольцами.
Сам Зверев со своими главными силами находился на Камырском фронте, в низовьях Ангары. На сходе, собранном по этому поводу, крестьяне стали записываться добровольцами в партизанский отряд. Пополнив свой отряд, Слюсарев направился на Усть-Кут и 30 сентября 1919 г. после боя с белыми, Усть-Кут был занят. Белые бежали на пароходе вниз по р. Лене. Партизаны взяли в плен 25 чел. с оружием, которые также вступили в ряды партизан, захватили кой-какую добычу (мануфактуру, 100 быков и проч.) и возвратились из Усть-Кута опять в с. Каймоново, а всю добычу передали Звереву. Любопытно отметить отношение крестьянства к такого рода набегам партизан. Они вовсе не считали предосудительным добычу у спекулянтов и перекупщиков. Захваченная мануфактура была перешита каймоновскими крестьянским женщинами на обмундирование для партизан, которое было в весьма плачевном состоянии, а быки пошли на продовольствие, в общий котел. Крестьяне и особенно женщины очень охотно откликнулись на призыв Зверева, когда его отряд, численностью приблизительно до 300 чел., остался без хлеба. Каждая из крестьянок считала своим долгом «испечь хлебушко» и на долю большинства из них выпало печь хлеба до 2-х пудов в сутки.
Вторично Усть-Кут был взят партизанами 24 октября 1919 г. под командой Зверева после упорного сопротивления белых, значительно пополнивших свои силы. Борьба была неравная. Белые были хорошо вооружены, тепло одеты и обуты, хорошо продовольствовались. Партизаны, оборванные, голодные с сетками от мошкары на головах вместо шапок, делали чудеса храбрости, бросаясь в атаку с трещотками в руках /вместо пулеметов и ружей/ и выбивая противника их укрепленных позиций. Усть-Кутская победа внесла значительное расстройство в ряды белых...
Обстановка в Киренском уезде была такова: Киренск был отрезан от своего центра Иркутска, никаких, даже телеграфных сведений, вследствие повреждения телеграфных линий, о положении дел на западе и востоке не поступало, партизанское движение широкой волной разливалось по всему уезду; появлялись партизанские отряды на Тунгуске... Настроение крестьянства было не в пользу колчаковской власти, опираться на тонкую прослойку торговцев и скупщиков и прочее городское население, а также на верхушку крестьянства - явно было невозможно. Вспоминается 17 декабря 1919 г., ясный, морозный день, часов в 10 утра зашел ко мне на квартиру мировой судья Е. А. Тощаков… и сообщил, что управляющим уездом эсером Заровским созывается совещание из представителей всех учреждений, на котором будет обсуждаться вопрос «о передаче власти»... Положение было не из важных, поэтому и военные, и гражданские власти пришли к мысли: от дальнейшей борьбы отказаться, считая ее бесполезной и даже вредной...
Отряд белых под командой местного поручика Скретнева оказался в с. Подымахино между фронтом красных партизан и революционным г. Киренском. Белые никак не могли поверить, что в Киренске переворот уже свершился и власть находится в руках Совета. И только после категорического приказа исполкома по прямому проводу командующему фронтом белых поручику Скретневу немедленно прибыть в Киренск, белые, видя безысходность своего положения, отдельными партиями стали прибывать в Киренск и здесь разоружались и отправлялись по домам...
Иркутск был последним этапом колчаковщины и могилой вождя ее адмирала Колчака.
В последние дни перед своей гибелью, в конце декабря 1919 г. представители этой власти, потерявшие всякую веру в успех своего дела, ничего иного не могли придумать как рассылать телеграммы об увеличении жалования на 20% всем служащим, убеждая их быть верными и твердо стоять на страже интересов колчаковской власти и объясняя свое отступление от Омска «тактическими соображениями». Киренский исполком на означенную телеграмму ответил управляющему Иркутской губернией эсеру Яковлеву, что в Киренском уезде власть находится в руках Советов и что посылает отряды партизан. Это была последняя весть от вскоре павшего затем колчаковского правительства...
По приговору военно-революционного трибунала были расстреляны бывший начальник киренского гарнизона И. Н. Бобряков и прапорщик Первушин. Эти два лица слишком много зла причинили населению: один издавал приказы о расстрелах на местах, без суда и следствия - всякого заподозренного в большевистской агитации или в сочувствии к большевикам, а другой выполнял эти приказы.
По поводу присуждения этих двух к высшей мере наказания. Группа жителей в числе 150 человек, состоящая по преимуществу из торговцев, служащих и представителей церкви, подала автору этих воспоминаний, как председателю исполкома, заявление о прекращении смертных казней. В заявлении было указано, что смертная казнь всего менее способствует упрочнению новой власти. На этом заявлении исполком и военно-революционный трибунал 3 января 1920 г. [вынесли резолюцию]: «Граждане. Мы чутко прислушиваемся к голосу общественной совести и потому настоящее заявление не обходим молчанием, а отвечаем на него. Мы, представители Советской власти, заявляем, что всего менее опираемся при создании нового строя на ту общественную группу, которая подписала это заявление. Это заявление продиктовано не желанием оказать помощь новой власти при ее строительстве жизни на новых началах, а страхом за свою шкуру, как бы их не коснулась суровая рука демократии. Граждане, оставьте лицемерие. Научитесь говорить правду. Если военно-революционный трибунал вынес суровый приговор, то значит, что мера беззакония и зла, причинённого трудовому народу этими лицами, была переполнена. Вы, вероятно, забыли, что те люди, которым военно-революционный трибунал вынес свой приговор, сами погубили десятки людей. Граждане, возвысили ли вы свой голос в то время, когда здесь же в г. Киренске и уезде банды палача Красильникова расстреливали безо всякого суда и следствий людей, повинных только в том, что они крепко стояли «за право народное», «за долю свободную». Если вы, граждане, дадите нам такой документ, что тогда вы возвышали свой голос и громко кричали «долой смертную казнь и расстрелы», мы приклонимся перед вами и скажем вам: вы достойны имени граждан и ваше заявление о прекращении смертных казней немедленно нашло бы отклик у нас и казней не было бы. Но вы, граждане, потеряли этот документ, как и совесть свою. У нас есть другой документ, о том, как «вы цветами усыпали путь Красильникова, как вы устраивали ему роскошные обеды и на этих обедах трудовую кровь запивали вином». Об этом вы забыли? Так идите на тюремный двор, и вы увидите могилу убитых вами и вашими друзьям людей, идите в деревню Половинку - и там найдете на берегу Лены братскую могилу наших товарищей, вами убитых. Вы подали нам счет, мы принимаем его и оплатим».
Для характеристики этой обстановки, в которой приходилось работать и той среды, которая являлась источником всяких провокаций и ложных слухов, считаю не лишним привести еще один случай. На другой день после приведения приговора в исполнение над бывшим начальником гарнизона Бобряковым и прапорщиком Первушиным ко мне вечером явился командующий партизанским отрядом т. Поляков и сообщил, что среди партизан распространяется упорный слух, что будто бы над трупами Бобрякова и Первушина учинены издевательства - «выколоты глаза, изуродовано лицо и по телу нанесены штыковые раны». Эти слухи, по словам т. Полякова, вызвали брожение среди партизан, и он опасается, как бы на этой почве не произошло каких-либо эксцессов. Я уже раньше говорил, что расстрелянные по приговору военно-революционного трибунала белогвардейцы Бобряков и Первушин происходили из местных крестьян и имели большие и тесные связи с богатым крестьянством и мещанством. Это-то и объясняется, что среди партизан, которые в значительном большинстве были также местными жителями - этот слух вызвал брожение. Мною тотчас же было сделано распоряжение о вызове врача Н. В. Кельнер-Моргана и в моем присутствии, родственников Бобрякова [был] осмотрен труп... и установлено, что никакого глумления и издевательства над трупом не было: глаза не повреждены, лицо не изуродовано и ни одной штыковой раны на трупе не оказалось. По поводу этой провокации исполком также обратился к партизанам и населению г. Киренска, разъяснив всю провокационность этих слухов.
Немало хлопот причинил казенный винный склад, в котором хранилось до 50 000 ведер спирта и много водки. Этот склад был предметом особых вожделений, как со стороны партизан, так и обывателей, так как продажа водки была запрещена. Пришлось из особо надежных людей организовать охрану склада, а с партизанами было заключено «устное соглашение», что им будут выдавать на каждого пьющего по 1/2 бутылки водки, по спискам, заверенным начальником отрядов, и по спискам непьющих не оказалось.
…в нашем штабе, расположенном в д. Паново, я опрашивал пленных о численности еще идущих отрядов каппелевцев, их вооружении, о настроениях среди солдат. Из расспросов выяснилось, что настроение у солдат довольно таки не воинственное, никто не хотел больше воевать, надоело, всем хотелось разойтись по домам.
Посоветовавшись между собой, мы решили использовать это настроение солдат и послать к ним одного из пленных с воззванием. Тут же мною было написано обращение к солдатам отряда атамана Казакова, в котором от имени нашей Ленской красной армии мы предлагали им добровольно сложить оружие и возвратится по домам, к мирному труду. Для доставки обращения в отряд каппелевцев нами был выбран пленный Кобелев, который очень охотно согласился выполнить эту задачу. Как пленный Кобелев видел с нашей стороны самое гуманное отношение к себе и дал нам слово, что он проведет самую решительную агитацию за прекращение братоубийственной войны. Ночью 23 февраля Кобелев отправился в сопровождении возчика гр. Катышевцева в д. Максимовку, где после отступления расположились отряды Казакова и Галкина.
…вечером 25 февраля от отрядов атамана Казакова и генерала Галкина приехала делегация в составе 7 человек для ведения мирных переговоров.
Прежде всего, делегация вручила нам ответ на наше обращение о добровольной сдаче оружия следующего содержания: «В ответ на ваше предложение от имени нашего отряда и отряда генерала Галкина сообщаю, что целью вновь сформированных отрядов наших является отнюдь не борьба с советской властью, а достижение такой зоны, чтоб была возможность демобилизации вооруженных сил, с получением надежных гарантий безопасности и возвращения к мирному труду. Поэтому, веря вашему предложению и во избежание дельнейшего проливания братской крови и продолжения губительной войны, мы согласны и желаем вступить в переговоры с вами на следующих условиях:
1. Не сомневаясь в том, что со стороны вашего отряда нам уже даны эти желательные для нас гарантии безопасности, но, не будучи уверены, как посмотрит на завязавшиеся переговоры с нашими отрядами Центральная Иркутская власть, мы считаем необходимым, чтобы делегаты наши поэтому вошли в контакт с г. Иркутском по прямому проводу.
2. Желая сдать оружие в Иркутске, мы просим пропуск через Усть-Кут, не слагая оружия.
3. Мы полагаем, что с вашей стороны должны быть даны гарантии безопасности проходящим отрядам, их семьям, больным и раненым.
4. В обеспечение условий наших мы предлагаем дать вам заложников наших и назначить комиссаров с вашей стороны для контроля за исполнением условий.
5. Особые гарантии безопасности мы считаем нужно обеспечить начальникам отрядов как с вашей стороны, так и из Иркутска.
6. Равным образом считаем необходимым условием прекращения междоусобной войны, полную неприкосновенность делегатов наших и возвращение их обратно для дальнейшего ведения переговоров, если мы не придем к соглашению по этим пунктам.
В дополнение ко всему сообщаем, что начальники отрядов наших переданы военно-полевому суду властью Колчака за отделение от регулярной армии и отказ от борьбы с советской Россией, подтверждением чего могут служить приказы по 2 и Южной армиям, эти приказы, наверное, вами захвачены.
Прилагаем протокол деревенских и сельских старост о нашем прохождении по населенным пунктам.
24 февраля 1920 г. Подписал атаман Казаков».