Трудно представить себе что-либо более тяжелое, чем то наследство, какое оставило самодержавие в Якутии. В течение трехсот лет со времени завоевания края русскими, грудь якутского народа давил тяжелый сапог полицейщины. Побежденный народ был обложен тяжелой пошлиной. Пушные богатства края расхищались и грабились. Данник-народ был превращен фактически в бессловесного раба. Его хозяйство должно было служить и отвечать только хищническим запросам и интересам ясачного фиска. Стая черного и белого духовенства призвана была надеть на первобытный народ севера цепи духовного рабства. Просвещения якутских масс самодержавие боялось так же, как боится огня грабитель, забравшийся в пороховой погреб. Водка, табак, ладан и сифилис — эти вещи предлагались якутскому народу в неограниченной дозе. А те люди, которые бойко торговали этим ядом, получали награды, повышения, чины, ордена...
В самом деле, что досталось в наследие октябрю? В какой обстановке приходилось проводить принципы Советской власти в Якутии?
[Узнать]Якутской письменности не было, и о ней не смели мечтать даже самые горячие головы. Не было национальной школы, но зато не было и школы русской. За 300 лет своего господства самодержавие обучило грамоте только 1% якутского населения, 99% оставались и темноте. О народном якутском театре никто не имел представления. Не было врачей, не было ветеринаров, не было агрономов. Ни одной шпалы и ни одного рельса. Ни версты грунтовой дороги и ни одного аршина шоссе. На территории в 3,5 миллиона кв. верст маленькими оазисами было разбросано 264 тысячи душ населения. В Колымском уезде на одного жителя приходилось 84 кв. версты, в Верхоянском 73; Олекминском 21, Вилюйском 11 и самом центральном 5 верст или свыше 500 дес. на наличную душу. На территории, которая могла бы по своей площади вместить всю Европу, оказались разбросанными всего лишь 53.340 хозяйств, из которых 97% безинвентарных. Единственная на весь Колымский уезд телега должна была изображать из себя образец самого усовершенствованного транспорта...
И еще одно — на всю территорию Якутии, равную 2/3 Евр. России, имелась всего-навсего одна типография, одна мало-мальски сносная печатная машина с ручным двигателем. Таковы в самых общих чертах основные моменты жизни края при царизме. Но гораздо более поучительны и интересны те элементы, из которых слагалось якутское хозяйство к моменту перехода власти к Советам. Единственная сколько-нибудь полная перепись была произведена в Якутии в 1917 году, по трем уездам: Якутскому, Вилюйскому и Олекминскому. Данные по этим трем уездам дают довольно рельефную картину движущих сил якутской революции.
По данным переписи, якутское хозяйство можно характеризовать как скотоводско-кочевое. Не наберется и 10% оседлых хозяйств...
Haряду с хилым и слабым, экономически маломощным скотоводством, в якутское хозяйство за последние 5—6 десятков лет начинало проникать земледелие. Оно не успело получить широкого развития... Однако, несмотря на то, что мы в общем встречаемся только с первыми шагами якутского хозяйства на пути его эволюции от скотоводско-кочевого к скотоводско-земледельческому, тем не менее, по данным той же переписи, мы имеем налицо явные признаки начавшегося разложения бесклассового якутского общества, встречаемся уже с наемным трудом, арендой земли, бесскотным и безземельным пролетариатом, с очень своеобразным для местных условий институтом «воспитанников» и «воспитанниц», а по простому — с безответными рабами расширяющего свое хозяйство тойона-кулака.
Обще-экономическая обстановка последних лет перед революцией исторически толкала якутское хозяйство на путь земледельческого промысла, но суровые приполярные условия, с одной стороны, примитивность способов обработки земли, с другой — приводили, в конце концов, к тому, что якут или тунгус, вступивший на путь сельско-хозяйственного промысла… принужден был потом сдавать в аренду тойону-кулаку не только эту, политую его потом землю, но и себя самого, свой скот и рабочие руки своих домашних.
…пролетаризация якутских масс к 1917 году обозначилась довольно резко и определенно, но пролетариата, как класса, с ясно осознанными идеалами и четко поставленными задачами в Якутии почти не было. Мало того, классовое самосознание затушевывалось национальным самосознанием. Темная, невежественная якутская масса привыкла смотреть на тойона, как на своего рода щит, которым она прикрывалась и ограждалась от насилия и вымогательства со стороны представителей самодержавного правительства
Ввиду того, что когда приходится говорить о классах якутского общества, то больше всего приходится говорить как раз о тойоне, который не только прекрасно понимает свои классовые интересы и прекрасно учитывает, где его друзья и кто его классовые враги...
Фигура тойона — историческая фигура. Это продолжатель рода туземного дворянства, которое триста лет при царизме искало выхода на большую и просторную дорогу экономического и хозяйственного преуспевания в закабалении и порабощении якутских масс.
Завоевание якутского края русскими, триста лет тому назад, застало здесь формировавшееся туземное дворянство в виде военной аристократии, которую окружили рабы, невольники, пленники и пленницы побежденных тунгусов и ламутов. Якуты… на протяжении долгих лет вели самую ожесточенную войну с тунгусами и ламутами за территорию. На отвоеванной территории якуты расселялись по многочисленным долинам рек и речушек… основывались здесь обособленными группами, которые не только вели войну с тунгусами и ламутами, но и между собой. К моменту прихода русских был уже претендент на трон «вольного якутского царя». Самодержавие ликвидировало всякие царственные притязания туземного дворянства и оставило им пока что «высокий» чин — князьцов, а впоследствии попросту «улусных голов».
Но, потерявши всякую надежду на царскую корону, тойон получил полную возможность всячески эксплуатировать и закабалять якутскую массу. Он выждал минуту, когда для него пробил 12-й час первоначального накопления капитала — возможность вместо ясака уплачивать деньги — при помощи самой беззастенчивой эксплуатации стал опутывать местное население, порабощая и угнетая его.
Когда приход русских заставил якута перейти к оседлому образу жизни и заняться пока еще не столько земледелием, сколько скотоводством, всякий клочок земли, свободный от тайги, — долина речушки, озера и проч. — приобрел особую ценность. Тут тойон придумал кабальную систему землепользования. Землей мог владеть только тот, кто вносил ясак. Бедняк, не вносивший ни соболиного, ни лисьего ясака, лишался права пользования землей. Но вносивший больше ясака получал право не только на большую площадь земли, но и на лучшую землю. Сложилась классная система землепользования...
Тойонатство, пользуясь своим привилегированным положением, явилось в то же время ростовщиком, закабалявшим всех, кто в силу тех или иных условий оказывался в тенетах тойона. Перепись, производившаяся в начале девятисотых годов прошлого столетия, установила, что всего задолженных хозяйств бывает до 70% и даже выше. В населениях же 20-ти станций Иркутского тракта оказались задолженными 91% всех хозяйств, причем 65,5% хозяйств были задолжены до 100 рублей, 24,5% от 100 до 300 рублей и 0,9% свыше 300 рублей. Таков в общих чертах результат ростовщической деятельности тойонатства. Мы видели выше, какова в среднем маломощность и хилость якутского хозяйства. Если теперь эту маломощность сопоставить с степенью средней задолженности, то станет ясным, что хозяйство, раз попавшее в тенета тойона, становилось тем самым обреченным и неминуемо должно было кончить продажей своего труда, рабством, кабалой, иссушающими собственное хозяйство отработками.
Но тойонатство было сильно не только классной системой землепользования и кабальной арендой. Оно в обычном порядке захватывало долины отдаленных речушек, в порядке актового владения получало на долгосрочную аренду выпущенные озера и проч. Тойонатство являлось центральным распределительным пунктом для всех товаров, фабрикатов и полуфабрикатов, привозимых в Якутию. Роль товарораспределителя усиливала экономическое влияние тойонатства, с одной стороны, и экономическую зависимость для широких масс от тойона — с другой.
Тойон являлся и администратором для своего улуса и даже судьей. И это положение свое тойон использовал как нельзя лучше в своих, конечно, корыстных интересах. Своеобразным «Сводом законов» для улусного головы в его судейских делах являлся рукописный сборник — «Ясачная Выпись», начатая в конце позапрошлого столетия и постепенно пополнявшаяся грамотными головами. Эта своеобразная «Русская Правда» времен Киевской Руси, конечно, совершенно не была доступна для широких масс якутского населения. Оно не могло познакомиться с своими правами и обязанностями, даже если бы того хотело. Тойон, в полном смысле этого слова, вершил по своему усмотрению судьбу масс.
Если ко всему сказанному прибавить еще то, что тойонатство обычно являлось наиболее культурным элементом в крае, больше всего натершимся около русского купечества и вообще тогдашнего «высокого» общества, то станет понятным, какая необычайная власть сосредоточивалась в былое время в руках недоразвившегося туземного дворянчика, кандидата на трон «вольного якутского царя» и какой властью вообще пользовался он в среде своего народа — темного, невежественного, таежного...
Триста лет тойонатство собиралось с силами, приспособлялось, изворачивалось и вот, когда, казалось, оно вышло уже на торную дорогу «первоначального накопления», когда вынужденный переход от скотоводско-кочевого образа жизни к оседлому интенсифицировал пролетаризацию якутских масс и усиливал накопление, когда тойонатство, если не подумывало о троне, то во всяком случае строило твердый расчет на дальнейшее усиление своего могущества и влияния; когда казалась близкой к осуществлению мечта о величии — именно в этот исторический момент над якутской тайгой пронесся ураган пролетарской революции, все сокрушающий, все побеждающий.
Безграничной ненавистью встретило тойонатство Советскую власть. Казалось, оно решило либо помереть, либо победить, — но вернуть к себе свое недавнее прошлое. Хитрое и мудрое, оно пока что ушло в себя, затаилось в улусах и наслегах, создало впечатление тиши и глади в тайге. Однако, до поры до времени.
Едва ли надо много говорить о том, что классовое самосознание тойонатства было обострено. Оно требовало от него определенных решений, определенных действий. Оно подсказывало ему путь, по которому надо идти. И вся последующая ожесточенная гражданская война, залившая кровью девственный снег тайги, объясняется именно этим, резко выраженным чувством тойона-кулака, терявшего с приходом Советской власти всякую почву из-под своих тяжелых ног.
Тойон притаился, но не примирился. Он с малого начал свою проклятую подпольную работу по подрыву престижа и авторитета Советской власти. А в создавшихся условиях это делать было очень легко.
В самом деле, мы видели, насколько отрезан Якутск от центра. Больших запасов товаров там не было. Естественно поэтому, что еще в период империалистической войны Якутия довольно ощутительно переживала недостаток товаров. С началом же гражданской войны всякое пополнение товаров совершенно прекратилось и пошло отчаянное бестоварье, отсутствие предметов первой необходимости, систематическое обнищание широких масс. Это было на руку тойонатству. Если таежник-якут и тунгус не всегда отчетливо представлял себе, какая разница между парламентарным строем и советским, то его таежное воображение скучало по тем ярмаркам и разгулам, сопровождавшим их, какие систематически устраивало местное купечество. Если он и не напивался сам пьян, если он с этой ярмарки и уходил в тех же лохмотьях, в каких приходил сюда, то все же он видел и знал, что можно жить иначе. Бестоварье при Советской власти угнетало его, не гармонировало с его воображением.
Трудно было также дойти до якута в тайге. Сам он не понимал по-русски и не читал по-якутски. Если что и попадалось в тайгу из литературы, то тойон естественно «переводил» на свой язык и вместо агитации за Советскую власть получалась контрреволюционная агитация...
Но тойоны больше всего, кажется, играли на национальных чувствах массы, внутри которой уже началась борьба за землю. Не только вековое угнетение и кабала при царизме были пользуемы тойонатством. Оно агитировало против русских вообще, на том простом основании, что русские всегда утесняли якутов в землепользовании. Приходилось отводить землю то под ямщиков тракта, то под причты, то под школу, то под уголовных, то под скопцов, то под какие-либо другие надобности, без конца...
Неудивительно после всего сказанного, что якутская революция прошла очень тяжелый, тернистый путь.
Заговор следовал за заговором. Восстание за восстанием. Кровопролитие за кровопролитием...
Капитулировало ли тойонатство перед Советской властью? Если бы не близость Японии, возможно, что контрреволюционные вожделения не имели бы обильной питательный среды. Но тойонатство, опираясь на контрреволюционные силы, выросшие в Охотске на японской почве, приступило к решительному сопротивлению Советской власти. Началась вооруженная борьба. Бандитизм пышным цветом расцвел в Якутии.
Тойонатство, контрреволюционное офицерство, свившее себе гнездо в губвоенкомате Якутска, меркуловские и каппелевские банды золотопогонников в Охотске, — все это сплелось в один общий клубок и, нимало не задумываясь, каждая группа из своих собственных соображении потянула за собой массы в кровавый бандитизм...
Лозунги, под которыми объединилась контрреволюция, были простые: «Долой Советскую власть и коммунистов, да здравствует Учредительное Собрание». Ничего нового. Кронштадтские перепевы, даже без новых мелодий. Впрочем, иногда вырывалось что-либо более определенное.
Меркуловский посланец, есаул Бочкарев, в задачу которого ставилось обобрать Охотско-Камчатское побережье, открыто заявлял: «инородцы, если вы хотите есть, мы накормим вас. Бросьте заниматься политикой. Вешайте и убивайте коммунистов. Восстанавливайте старую власть на прежних основаниях». «К вам, хозяева сурового севера, — писал Бочкарев, — в дни тяжких испытаний, выпавших на долю нашей матушки России, я обращаюсь с призывом немедленного объединения, необходимого вам для того, чтобы отстоять от посягательства Советской власти свой край, свою веру, свою самобытность, свои обычаи. Дым и пепел российского пожара уже достигает вершин ваших гор. Прислушайтесь, сыны севера: и вы услышите, как стонут ваши родные братья якутяне под игом интернационального сброда. Вы услышите, как по всей великой России идет такой же зловещий стон: то плачут тысячи голодных детей и женщин. Бойтесь и вы того же порабощения коммуны, ибо евреи с помощью русских каторжан, убив русского императора, разрушив храмы божии, поработив русский народ, простирают ныне свою кровавую длань на вас. Советская власть, насильно воссевшая в настоящее время на престоле великого московского государства, решила продать вас и ваш край жадным иностранцам. Когда жадная рука иностранца в погоне за богатством начнет машинами дробить ваши девственные горы, рыть долины, заражая воздух отравленным дымом заводов, — что станет с вами, лишенными приволья гор и долин, покинутых зверем в поисках пропитания»...
Пока сыны севера, но приглашению Бочкарева, прислушивались к стону, расторопный есаул набивал свои карманы пушниной, мамонтовой костью и вообще всем тем, что могло впоследствии доставить ему некоторое удовольствие в шантанах Шанхая. Идейного успеха Бочкарев, конечно, иметь не мог. Но злое дело сделано. Якутия стала ареной вооруженной борьбы. Она не только пролила свою кровь. Она вышла из бандитизма с разоренным, подорванным хозяйством...
Многих славных коммунаров нет в живых. Якутская молодежь не досчитывается в своих рядах доблестных бойцов. Одни предательски убиты из-за дерева или куста. Другие замучены, умерли в страшных мучениях. Третьи сожжены. Четвертые обморожены. Пятые на всю жизнь остались уродами. Шестые неизлечимо заболели. Но никто не скажет, что они были трусливы. Поистине проявлены чудеса храбрости и самопожертвования. Поступки их могут быть примером для лучшего и отборного войска, как авангарда пролетариата.
